Что опять случилось? — наконец подала голос Катя, отложив крекер. — Ты себя ведешь, как будто тебе сказали, что завтра конец света».
«Хуже! — рявкнул Павел. — Мне сказали, что завтра начало новой жизни! С Аркашей!»
Галстук полетел куда-то в темноту прихожей, вслед за ключами от машины, которые Павел, казалось, метнул со всей дури. «Да пошел он к черту, твой новый проект!» — прохрипел он, срывая с себя этот атрибут офисного рабства, словно удавку. Катя, его всегда невозмутимая Катя, даже бровью не повела, продолжая сосредоточенно намазывать свой крекер паштетом. Приятного, блин, аппетита, подумал Павел с неконтролируемым приступом сарказма.
А день начинался так солнечно. Вот буквально. Птички щебетали, жена томно улыбалась в ответ на его еще сонную, но уже игривую руку на ее талии, а кофе сам собой варился, источая божественный аромат. Идиллия, да и только. Павел даже подумал: «Вот оно, счастье! Простое, незамысловатое, мое». И кто ж знал, что к вечеру это «счастье» обернется такой… ну, не то чтобы катастрофой, но, скажем так, неконтролируемым выбросом желчи. Его, разумеется.
В офисе, поначалу, тоже все шло как по маслу. Отчеты сданы, совещания проведены, даже с Ленкой из бухгалтерии он не поцапался из-за каких-то там копеек, хотя обычно это был его пунктик. А потом… потом позвонил Аркадий. Аркаша, мать его, Петров. Его бывший однокурсник, ныне — успешный, мать его, инвестор, меценат и, как выяснилось, личный палач Павла.
«Привет, старина! Как жизнь? Есть тут одно дельце…» — его голос по телефону был таким елейным, таким вкрадчивым, что у Павла сразу что-то ёкнуло. Предчувствие, знаете ли, штука такая. Его не обманешь. И чем слаще Аркаша начинал, тем горше потом оказывался осадок.
Павел тогда еще посмеялся, мол, «опять очередная твоя гениальная идея, которая обогатит только тебя и обанкротит всех остальных?». А Аркадий в ответ: «Ну что ты, что ты! Это же прорыв! Инновация! И, главное, социально значимый проект!». Социально значимый, ага. С его-то аппетитами.
В общем, уговорил он Павла приехать к нему в офис. На встречу. «Всего на полчасика, дружище, чисто послушать. А потом уже сам решишь». Ну, Павел и решил. Решил, что полчаса — это не так уж и много. И вот тут-то он и прокололся. По-крупному.
Офис Аркадия, конечно, впечатлял. Стекло, бетон, вид на весь город с 25-го этажа. А в центре всего этого великолепия — сам Аркадий, в безупречном костюме, с белоснежной улыбкой и… с проектом. На огромном экране. Слайды менялись один за другим, цифры плясали, графики взмывали ввысь, а Аркаша все вещал и вещал о светлом будущем, о мировом господстве, ну и, конечно, о баснословных прибылях.
Павел сидел, кивал, делал вид, что все понимает. А внутри него уже зарождалось смутное беспокойство. Какое-то нехорошее предчувствие. Слишком уж все было гладко. Слишком уж заманчиво.
«И вот, — произнес Аркадий, когда дошел до кульминации, — самое главное. Для реализации этого проекта нам нужен… ты, старина».
Павел чуть не поперхнулся воздухом. «Я? Но… почему я? У меня же своя работа, свои проекты…»
«А потому, что ты — лучший! — Аркаша хлопнул Павла по плечу так, что чуть не сбил с кресла. — Кто, как не ты, сможет раскрутить эту махину? Кто, как не ты, сможет убедить инвесторов? Да ты просто рожден для этого!»
Ну да, рожден, чтобы разгребать чужие авгиевы конюшни. Павел уже предвидел эти бессонные ночи, эти бесконечные переговоры, эти нервные срывы. И все ради чего? Ради его очередного «прорыва»?
«А что я получу взамен?» — спросил Павел, пытаясь сохранить остатки хладнокровия.
Аркадий улыбнулся. Его улыбка была такой же безупречной, как и его костюм. И такой же фальшивой. «Ну, конечно же, долю в проекте! Не маленькую. Очень даже солидную».
И тут Павел понял. Понял, что попал. Попал в его сети, как муха в паутину. Аркадий знал, что Павел не откажется. Знал, что соблазн слишком велик. И знал, что Павел, черт возьми, не сможет ему сопротивляться. Ведь Аркадий всегда был таким. Манипулятором. Гением интриги. Он умел играть на струнах его души, как никто другой.
И вот Павел дома. Галстук где-то под диваном, Катя спокойно ест свой паштет, а он мечется по кухне, как тигр в клетке.
«Что опять случилось? — наконец подала голос Катя, отложив крекер. — Ты себя ведешь, как будто тебе сказали, что завтра конец света».
«Хуже! — рявкнул Павел. — Мне сказали, что завтра начало новой жизни! С Аркашей!»
Катя посмотрела на него, прищурив глаза. В ее взгляде сквозило что-то… ну, не то чтобы презрение, но определенно нечто вроде «идиот».
«Опять ввязался в какую-то его авантюру, да?» — вздохнула она.
«Не авантюру! — возмутился Павел. — Это… это проект! Масштабный! Инновационный!»
«С таким же масштабным провалом в перспективе?» — хмыкнула Катя.
Павел опешил. «Ты что, совсем не веришь в меня? В мои силы?»
«В твои силы я верю. В его проекты — не очень, — пожала она плечами. — Ну, рассказывай. Что на этот раз?»
И Павел рассказал. Все как есть. Про Аркадия, про его офис, про проект, про долю, про бессонные ночи и про свое предчувствие. И чем больше он рассказывал, тем больше ему казалось, что он… ну, не то чтобы дурак, но очень близко к этому.
Катя слушала молча, иногда кивая. А когда Павел закончил, она встала, подошла к нему, поправила его растрепанный воротник и сказала: «Ну что ж. Это твой выбор. Но помни одно: я всегда на твоей стороне. И если что-то пойдет не так…» Она не договорила, но Павел понял. Понял, что она его поддержит. Несмотря ни на что.
И вот тогда-то его и пронзила мысль. Мысль, которая заставила его вздрогнуть. Что если… что если Аркадий неспроста выбрал именно его? Что если за всей этой мишурой с «инновациями» и «социальной значимостью» кроется нечто большее? Нечто, что он скрывает. И что это «нечто» может изменить всю его жизнь. К лучшему или к худшему — покажет время. Но одно он знал точно: скучно не будет. И это одновременно пугало и невероятно интриговало.
Павел посмотрел на Катю, которая уже вернулась к своему паштету. Она выглядела такой спокойной, такой умиротворенной. А он… а он только что подписал себе приговор. Или, быть может, сорвал джекпот. Как знать. Жизнь, она ведь такая штука: никогда не знаешь, что тебя ждет за следующим поворотом. А Павел, кажется, только что завернул в очень крутой вираж. И тормоза, кажется, отказали.
Но, знаете что? Ему это даже нравилось. Немного.
Следующие дни превратились для Павла в череду событий, напоминающих лихорадочный танец марионетки, которую дергают за все ниточки сразу. Утро начиналось с будильника, который, казалось, визжал не «пора вставать», а «пора страдать!». Катя, видя его метания, лишь укоризненно качала головой, но не говорила ни слова, лишь иногда подсовывала ему особо крепкий кофе или бутерброд, словно подкармливая оголодавшего зверя.
Офис Аркадия стал его вторым домом, а иногда и первым, судя по количеству часов, проводимых там. Стекло, бетон, панорамные виды — все это великолепие теперь не столько впечатляло, сколько давило, напоминая о масштабе ловушки, в которую он угодил. Аркадий же, как всегда, излучал неиссякаемый оптимизм, оперируя цифрами и перспективами так, словно играл в тетрис, а не ворочал миллионами и судьбами.
«Паша, старина! Свежие данные! — Аркадий влетел в кабинет, где Павел уже несколько часов бился над финансовыми отчетами, пытаясь найти хоть какую-то логику в этом хаосе. — Мы обгоняем график! Инвесторы в восторге! Ты гений, просто гений!»
Павел лишь устало потер виски. «Аркадий, ради бога, какой гений? Я просто пытаюсь понять, почему здесь минус пять миллионов, если должно быть плюс три».
Аркадий лишь отмахнулся. «Мелочи! Бумажная волокита! Главное — динамика! Позитивный настрой!» Он схватил со стола рекламный буклет проекта, который Павел так старательно корректировал вчера до двух ночи, и победоносно потряс им в воздухе. «Вот! Красота! И все благодаря тебе! Кстати, завтра ужин с потенциальными партнерами. Пригласи Катю, будет светский раут. Покажем, так сказать, наш образцовый тыл».
И вот это было уже слишком. «Светский раут? Аркадий, ты серьезно? Я еле на ногах стою, а Катя… Катя вообще не фанат этих ваших… мероприятий».
«Паша, Паша! — Аркадий назидательно погрозил ему пальцем. — Это часть игры! Все успешные люди так делают. Жены, улыбки, непринужденные беседы о погоде и перспективах. Это же пиар, дружище! Пиар!»
Павел обреченно вздохнул. Пиар так пиар. Только вот он чувствовал себя не звездой этого пиара, а скорее его жертвой.
Вечером дома, когда он попытался заикнуться Кате про «светский раут», она лишь посмотрела на него так, словно он предложил ей поужинать с людоедами.
«С Аркадием? С его очередной массовкой?» — ее голос был ровным, но в нем чувствовались стальные нотки. — «Павел, ты же знаешь, как я отношусь к этим посиделкам, где все улыбаются друг другу в лицо, а за спиной перемывают кости».
«Но это важно! — запротестовал Павел, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. — Для проекта! Для меня!»
Катя отложила книгу, которую читала, и внимательно посмотрела на него. «Для тебя? Или для него? Павел, ты совсем не спишь, ты постоянно на нервах, ты стал похож на выжатый лимон. И ты хочешь, чтобы я еще изображала счастливую жену на этом цирке?»
«Катя, ну что ты начинаешь! — Он стукнул кулаком по столу. — Ты же говорила, что будешь меня поддерживать!»
«Поддерживать — да. Быть частью его спектаклей — нет, — отрезала она. — Я не кукла, Павел. И я не собираюсь играть роль реквизита в его бесконечных играх».
И это был удар ниже пояса. Павел почувствовал себя загнанным в угол. С одной стороны — Аркадий с его давлением и обещаниями золотых гор. С другой — Катя, которая, казалось, видела его насквозь и не собиралась идти на компромиссы. Эмоциональные качели раскачивались с бешеной скоростью. Он был зол на Катю за ее упрямство, но в то же время понимал ее. И еще больше злился на себя за то, что оказался в этой ситуации.
Ужин был предсказуемо скучным и натужным. Павел пришел один, сославшись на «недомогание» Кати, чем вызвал у Аркадия легкое недовольство, но тот быстро взял себя в руки. Вокруг сновали люди в дорогих костюмах, с натянутыми улыбками, говорящие о чем-то очень важном и очень абстрактном. Павел чувствовал себя чужим на этом празднике жизни, хотя сам должен был быть одним из его главных участников. Он ловил себя на мысли, что ему хочется сбежать, просто выйти и пойти домой, к Кате, к ее молчаливой поддержке, к ее понимающему взгляду.
Дни перетекали в недели. Проект набирал обороты, и вместе с ним росло напряжение. Павел уже почти не спал, питался кофе и обещаниями Аркадия, а его некогда идеальный костюм постоянно был мятым. Катя стала еще более молчаливой, и это пугало его больше всего. Он видел, как она переживает, как ей больно смотреть на его медленное угасание, но она не вмешивалась, лишь изредка бросая короткие, но емкие фразы, которые попадали точно в цель.
«Ты помнишь, зачем ты все это начинал?» — как-то спросила она, когда он, совершенно изможденный, рухнул на диван после очередного марафона.
Он лишь махнул рукой. «Чтобы денег заработать. Чтобы будущее было. Наше будущее».
«А сейчас что? — она посмотрела на него. — Сейчас ты выглядишь так, будто у тебя этого будущего нет. Совсем».
И он не нашелся что ответить. Он действительно не помнил, ради чего все это. Деньги? Возможно. Но стоили ли они его здоровья, его покоя, его отношений с Катей? Вопрос повис в воздухе, тяжелый и безмолвный.
Однажды, вернувшись домой раньше обычного, Павел застал Катю за компьютером. На экране был открыт какой-то финансовый отчет. Он никогда не видел, чтобы она так глубоко вникала в подобные вещи.
«Что это?» — спросил он, подходя ближе.
Катя вздрогнула, словно пойманная на месте преступления, и быстро закрыла вкладку. «Ничего. Просто… новости читала».
Но Павел уже видел. Мельком, но видел. Название компании. И оно было не случайным. Это была одна из компаний, которая фигурировала в проекте Аркадия.
Его пронзило холодное предчувствие. «Катя, что ты скрываешь?»
Она подняла на него глаза. В них была такая смесь боли, страха и решимости, что Павлу стало не по себе.
«Павел, — начала она, и ее голос дрожал, — я не хотела тебя расстраивать. Я просто… я пыталась разобраться».
«В чем разобраться?» — он чувствовал, как внутри него закипает злость.
Катя глубоко вздохнула. «В том, что твой Аркадий… Он не такой, каким кажется. Этот проект… это все не совсем то, что ты думаешь».
«Что ты несешь?!» — Павел повысил голос, хотя сам чувствовал, как его сердце заколотилось. Он не хотел верить. Не хотел, чтобы его мир рушился.
«Я нашла кое-что, — продолжала Катя, игнорируя его крик. — Финансовые махинации. Отмывание денег. Все это… это пирамида, Павел. Огромная пирамида, которая скоро рухнет. И ты… ты будешь одним из тех, кто окажется под ее обломками».
Павел застыл. Слова Кати эхом отдавались в его голове, разбиваясь о его уверенность, его надежды, его веру в Аркадия. Пирамида? Отмывание денег? Неужели он был настолько слеп?
И тут он вспомнил. Елейный голос Аркадия. Слишком гладкие цифры. Слишком заманчивые перспективы. И его собственное смутное предчувствие, которое он так упорно игнорировал.
Он посмотрел на Катю. Она сидела перед ним, такая хрупкая, но такая сильная. Она пыталась его спасти. А он… он был слишком занят своими амбициями, чтобы заметить очевидное.
«Покажи», — прошептал он, и его голос был почти неслышен.
Катя снова открыла вкладку. На экране развернулись таблицы, графики, выписки из банков. Все это было неоспоримым доказательством. Доказательством того, что его жизнь, его будущее, его отношения с Катей — все было поставлено на кон в чужой грязной игре.
И в этот момент Павел почувствовал неимоверную пустоту. Пустоту, которая заполнила его изнутри. Все его усилия, все его бессонные ночи, все его надежды — все это оказалось лишь частью чьего-то чужого, гнусного плана. И это было хуже, чем просто провал. Это было предательство.
Он закрыл лицо руками, чувствуя, как его охватывает волна отчаяния, а потом… потом, сквозь это отчаяние, прорвался гнев. Холодный, обжигающий гнев, направленный на Аркадия. И на себя.
Галстук, валяющийся где-то под диваном, теперь казался символом его слепоты. А паштет на крекере Кати — единственным островком нормальности в этом безумном, лживом мире.
Гнев, пришедший на смену отчаянию, был холоден и кристально чист. Он не метался по комнате, не крушил мебель, а лишь сжимал кулаки до побелевших костяшек. Павел чувствовал, как внутри него что-то сломалось, что-то, что отвечало за его наивность и веру в людей. Аркадий, его бывший друг, его наставник, его… палач.
Катя сидела рядом, не говоря ни слова, лишь иногда поглаживая его по руке. В ее молчании было больше поддержки, чем в тысяче слов. Она понимала. Понимала его ярость, его боль, его чувство тотального предательства.
«Что теперь?» — глухо спросил Павел, наконец оторвав руки от лица.
Катя глубоко вздохнула. «Теперь нужно действовать. Но осторожно. Если это пирамида, как я думаю, то любое неосторожное движение может обрушить все, и тогда пострадают не только инвесторы, но и… ну, ты понимаешь».
Павел кивнул. Он прекрасно понимал. Под «понимаешь» подразумевались и другие «серые» схемы, о которых он мельком слышал от Аркадия, но тогда, ослепленный амбициями, предпочитал не вникать. Теперь же каждая деталь всплывала в памяти, обретая зловещий смысл.
«Что ты предлагаешь?» — его голос был сухим, почти безжизненным.
«Нужно собрать больше доказательств, — Катя указала на экран, где все еще были открыты те самые, разоблачающие его мир, вкладки. — Все это пока косвенные улики. Чтобы Аркадий не смог выкрутиться, нам нужно что-то неоспоримое. Что-то, что докажет его прямое участие в махинациях».
Павел кивнул. План был понятен. И это его немного отрезвило. Действие. Это то, что ему сейчас было нужно. Не сидеть, не рефлексировать, а делать что-то.
Следующие несколько дней Павел ходил на работу как на войну. Внешне он оставался тем же уставшим, измотанным менеджером, но внутри него горел ледяной огонь. Он улыбался Аркадию, кивал на его бесконечные победные реляции, участвовал в совещаниях, но при этом каждое его действие было направлено на поиск. Поиск того самого, неоспоримого доказательства.
Он стал замечать детали, которые раньше пропускал мимо ушей. Недомолвки в разговорах, странные файлы на общих серверах, куда, как он думал, у него не было доступа. Он начал копать глубже, используя свои знания и опыт, чтобы найти лазейки, обходные пути. Ночи он проводил не за отчетами, а за перепроверкой информации, которую Катя находила в открытых источниках, сопоставляя ее с тем, что видел в офисе.
Однажды, Аркадий, явно довольный собой, подзывает Павла к своему столу.
«Паша, старина! Отличные новости! Нам удалось получить крупный транш! Огромная сумма! Теперь мы можем развернуться по-настоящему!»
Павел принужденно улыбнулся. «Это здорово, Аркадий. Но… мне кажется, что некоторые документы по этому траншу оформлены не совсем… стандартно».
Аркадий нахмурился. «Что ты имеешь в виду?»
«Ну, например, отсутствуют некоторые подписи, — Павел показал на монитор Аркадия, где был открыт один из файлов. — Или вот здесь, сумма указана в одной валюте, а переведена в другой, без указания курса на дату операции».
Аркадий рассмеялся. «Паша, Паша! Ты слишком мелочен! Это же бизнес! Быстрота, гибкость! Некогда выверять каждую запятую! Главное — результат!»
Но Павел видел, как в глазах Аркадия мелькнул тревожный огонек. Мелькнул, и тут же погас, сменившись привычной бравадой. Павел понял, что он на верном пути.
С помощью Кати, которая оказалась на удивление подкована в вопросах финансового анализа, они начали выстраивать целую схему. Катя находила публичную информацию о фирмах-однодневках, подозрительных транзакциях, а Павел сопоставлял это с внутренними данными проекта Аркадия. Кусочки головоломки медленно, но верно складывались в единую, пугающую картину.
И вот однажды он нашел это. Цепочка писем. Внутренняя переписка между Аркадием и его ближайшим кругом, где без всяких обиняков обсуждались схемы вывода средств, подделка документов и обман инвесторов. Все было разложено по полочкам, с указанием конкретных сумм, дат и счетов. Это было то самое, неоспоримое доказательство, которое они искали.
Павел почувствовал, как сердце у него колотится. Он перекинул все файлы на зашифрованную флешку, которую ему дала Катя, а затем стер все следы своего присутствия в системе.
Вернувшись домой, он едва сдерживал себя, чтобы не выплеснуть все сразу.
«Катя, — произнес он, протягивая ей флешку. — Это оно. Все. Все доказательства. Вся правда о нашем гениальном Аркадии».
Катя взяла флешку, ее пальцы немного дрожали. Она подключила ее к ноутбуку и стала просматривать файлы. Чем дольше она смотрела, тем бледнее становилось ее лицо.
«Боже, Павел, — прошептала она. — Это же… это на целую статью уголовного кодекса».
Павел лишь кивнул. «Я знаю».
Он чувствовал странное облегчение. Больше не нужно притворяться, не нужно улыбаться Аркадию, не нужно жить во лжи. Но вместе с облегчением пришла и опустошенность. Все, во что он верил, все, ради чего он так старался, оказалось пустым звуком.
«Что будем делать?» — Катя подняла на него глаза. В них уже не было страха, лишь решимость.
Павел глубоко вздохнул. «С этим нужно идти в полицию. Или в прокуратуру. И чем быстрее, тем лучше».
На следующий день, вместо того чтобы идти на работу, Павел направился в прокуратуру. Флешка с доказательствами лежала в его кармане, обжигая его своим содержимым. Ему было страшно. Страшно за последствия, за то, как это отразится на его жизни, на Кате. Но отступать он не собирался.
Когда он вернулся домой, Катя ждала его. Она не задавала вопросов, лишь обняла его крепко-крепко.
«Все будет хорошо, — прошептала она. — Мы справимся».
И Павел поверил ей.
Через несколько дней Аркадия Петрова арестовали. Новости об этом прогремели по всем каналам. Огромный финансовый скандал, пирамида, отмывание денег, обманутые инвесторы. Имя Павла фигурировало в новостях как «ценный свидетель, оказавший содействие следствию». Он стал героем поневоле.
После всего этого наступила тишина. Оглушительная, непривычная тишина. Больше не было звонков от Аркадия, не было бессонных ночей, не было навязчивых мыслей о проекте. Была лишь опустошенность и усталость.
Однажды вечером, когда они сидели с Катей на кухне, она вдруг спросила: «Ты жалеешь?»
Павел задумался. Жалеет ли он? Жалеет ли о том, что ввязался в это? О том, что потерял иллюзии? О том, что его мир рухнул?
«Нет, — ответил он наконец. — Не жалею. Может быть, это было… ну, нужно. Чтобы понять, кто я, и кто — настоящие люди в моей жизни». Он посмотрел на Катю. «Как ты, например».
Она улыбнулась. Настоящей, искренней улыбкой.
А на следующий день Павел уволился. Он понял, что больше не может работать в мире, где царят обман и фальшь. Он хотел чего-то настоящего. Чего-то простого. И, возможно, наконец-то, счастливого.
Они с Катей продали квартиру, купили небольшой домик за городом и начали новую жизнь. Без роскоши, без панорамных видов, без бессонных ночей. Зато с чистой совестью, с настоящим кофе по утрам и с любовью. И, как оказалось, это было гораздо ценнее всех мировых господств и баснословных прибылей. Павел, наконец, почувствовал себя свободным.
«Ну что, — сказала Катя, протягивая ему чашку ароматного травяного чая. — Как тебе новый проект?»
Павел улыбнулся. Это была не ироничная улыбка, не натянутая, а самая настоящая, спокойная и счастливая.
«Отличный проект, — ответил он. — Самый лучший».
И в этот момент он впервые за долгое время по-настоящему почувствовал себя счастливым. И это было главное.