Ученица М. Фельденкрайза Рути Алон в своей книге привела поразительный факт: оказывается, после операции глаза младенцу нужно снять повязку спустя 2-3 дня, иначе закрытый глаз может навсегда остаться «ленивым». Это значит, что ребенок (точнее, его мозг) не станет его использовать. То есть дело может быть не в неудачной операции, а в промедлении!
Я знала, что сущность человека – стремиться во всём к комфорту, и мозг за ненадобностью (а именно он решает, что ему надобно, а что нет) умеет отключать разные функции и целые системы. Но чтобы так… Я, конечно, была поражена. Хотя уже много раз в своей практике встречалась с детьми, которые в своем раннем периоде жизни получили тот или иной ущерб, который невозможно было исправить. Но мы все привыкли думать, что раз «были повреждения мозга», мы просто грустим и разводим руками. А вот такой пример со зрением – и даже не столько со зрением, а властью мозга над различными факторами, над временем, над нашими действиями, – поражает.
Рути этот факт приводит для того, чтобы подчеркнуть: очень важно, что с нами происходит в самом начале жизни. Осознанное движение у младенца не появляется само собой – оно возникает в результате мобилизации всех органов чувств, их слаженной работе.
В мозгу младенца, которому необходимо сделать операцию на один глаз, развивается система превращения увиденного в то, что мы называем зрением. Пока один глаз был закрыт, второй уже чему-то научился – и это первое зрение уже успело повлиять на работу других функций. После снятия повязки глаза уже видят по-разному: один уже что-то умеет, а второй – еще нет. Возникает диссонанс… и риск, что мозг не захочет развивать «отстающий» глаз, станет его игнорировать и «выключит» из схемы тела.
Ничего не напоминает? Мне – очень напоминает детей, которые «выключили» из схемы какую-то часть тела или даже сторону, которая по разным причинам отстаёт.
Что же делать? Закрывать повязкой после операции оба глаза, чтобы после они развивались одинаково? Увы, развитие остальных систем ребёнка мы вот так на время «прикрутить» не сможем: оно пойдёт своим чередом, но уже в обход такого важного канала, как зрение. Природную программу не получится поставить на паузу – пока ребёнок лежит в больнице, например, когда восстанавливается после серьёзных медицинских вмешательств и так далее. Детский организм находит свои способы функционировать, чем впоследствии ставит нас, взрослых, в тупик: «как включить ручки?», «как его расшевелить?», «как развить зрение/слух/вестибулярный аппарат?» и так далее.
Я в этом месте пока ставлю знак вопроса. И хочу привести без изменений слова Рути Алон, ведь они касаются и нас с вами.
«Кто знает, сколько еще функций мы упустили на этом пути. Кто знает, сколько еще черт характера оставлены нами «ленивыми» навсегда, потому что они не получили поощрения и их не привлекли к участию во взаимодействии с остальными частями тела в критический период, когда организм чеканил первые формы поведения и собственные модели действий.
Существует ли у нас шанс любить и быть любимыми, если в те дни далекого детства у нас не было возможности опереться полностью всем весом тела на преданного родителя?
Есть ли у нас шанс знать, когда нужно прекратить есть, если в этот же период не воспринимался сигнал сытости, который мы посылали?
Есть ли у нас шанс получить полную и ясную картину наших индивидуальных данных, если в тот важный период нас не держали на руках и не гладили каждую часть нашего тела, прикасаясь к нам снова и снова?
Есть ли у нас шанс использовать в одинаковой мере обе ноги, плечи, колени, руки, глаза, одну сторону так же, как и другую, если нам не представилась возможность испытать и совершенствовать ползание на четвереньках, что могло бы очистить движение от преимущественного использования одной из сторон?
Есть ли у нас шанс двигаться с удовольствием и сохранять наш затылок свободным и спокойным, когда мы встаем с постели, если в начале жизни наши родители помогали нам перейти из положения лежа в положение сидя в сокращающем путь движении, потягивая нас за руки в направлении прямо - вперед, и мы очень быстро научились напрягать области шеи и живота?
Какая из наших функций осталась навсегда замороженной в ленивом компромиссе, и мы используем только часть ее потенциала, заложенного в нас? Какие из наших движений не совершенствовались из-за того, что мы сроднились со странной привычкой, считая, что для нас нет ничего лучше?
Что еще можно встряхнуть и развить сегодня? Где, в сущности, проходит граница зрелого обучения? Способны ли мы вернуться назад, в настроение детства, на то место, где мы затормозили и остановились в замешательстве, и учиться заново, как учится младенец, старательно, без устали, с любопытством, с чувством и покорно, без слов? Возможно, что общество, которое продвинуло обучение путем интеллекта, не утратило навсегда способность продолжать скрытое обучение естественной эволюции опытным путем, несущим в себе код совершенствования».
