Последний наказ мастера художественного слова
«Вот это женщина! Таких только в кино показывают. А в жизни к таким даже приближаться боязно», – думала я, когда впервые увидела Беллу Борисовну. В середине 80-х меня, обычную школьницу с казанской рабочей окраины, направила к ней учительница литературы, решившая, что я обязана посещать уроки декламации. Дала мне номер телефона Беллы Борисовны, и через пару дней я приехала на первый урок – в квартиру, расположенную в старинном особняке рядом с оперным театром. В самом центре города.
Увидев этого мастера художественного слова, я застыла в онемении. Дама невероятной красоты в роскошном длинном шёлковом платье, туфлях на каблуках, с высокой причёской, как у киношных графинь и княгинь. При полном параде, точно ждала высокого гостя. Это потом я поняла, что Белла Борисовна всегда нарядная, даже когда еду готовила или пылесосила свою огромную квартиру, казавшуюся мне музеем изобразительных искусств, – столько в ней было антикварной мебели, картин, статуэток и прочих удивительных вещей.
– Позвольте поухаживать за вами, Мариночка, – вежливо и даже с почтением говорила она, вешая моё потрёпанное пальтишко на плечики, которые называла смешным словом «тремпель». – Не хотите чаю с дороги? Вы ведь сразу после школы ко мне? Не голодны? Настроение у вас, я вижу, превосходное.
А какое у меня могло быть настроение, если меня впервые в жизни возвысили обращением на «вы»?
– Денег за уроки я с вас брать не буду. Но не потерплю опозданий, забывчивости и необязательности, – сразу же предупредила Белла Борисовна. – Начнём с Евгения Евтушенко. Вы ведь знаете его поэму «Казанский университет»? Не читали? Ну, значит, сегодня и прочтём, – вручила она мне сборник модного в те времена поэта.
На следующем занятии потребовала:
– Возьмите с полки томик Цветаевой. Откройте на семнадцатой странице. Читайте вслух.
На третьем уроке я узнала, что нельзя разобраться в стихах, не изучив биографию автора. Поэтому очередной книгой, которую я получила в подарок от Беллы Борисовны, был том из серии «ЖЗЛ». Лермонтов.
– Вы, Мариночка, впечатлительность свою оставьте. Не мельтешите, не разбрасывайтесь. Чувства не охами-ахами выражайте. Учитесь молчать так, чтобы слушатель проникся. Держите паузу. Позвольте слушателю вникнуть в смысл строки. Дайте ему время. Сами осознавайте ценность каждого слова. Молчанием можно сказать больше, чем длинным текстом.
Сигарета в длинном перламутровом мундштуке, фарфоровая крохотная чашка со свежезаваренным кофе, внимательный взгляд, всегда отличное настроение, всегда прямая спина. Стихи Белла Борисовна читала так, точно выступает не перед одной девочкой, а перед огромным залом.
– Актриса и усталость – вещи несовместимые. Актриса всегда должна быть полна энергии, сил, жизнелюбия. Но при этом оставаться тайной для всех! – объясняла мне Белла Борисовна.
Жившая одна, она производила впечатление человека, для которого домом и семьёй являлся весь мир. По артефактам в её квартире я понимала – она объездила много стран, что по тем временам было немыслимо, дружит со знаменитыми актёрами, московскими и ленинградскими литераторами, даже с дипломатами и политиками. О них она иногда упоминала.
А какой разной она бывала! Читая детские вирши, вдруг становилась наивным малышом. Читая Блока – Прекрасной Дамой. Декламируя строчки Демьяна Бедного, превращалась в простолюдинку. И всё это – для меня одной. Театр одного актёра и одного зрителя! Жадно ловя каждый жест, я влюблялась в неё всё больше. Как ученик в учителя. Как зритель в примадонну. Как ребёнок в сказочного волшебника.
Надо ли говорить, что под впечатлением от её занятий я забросила школьные предметы, скатилась до троек по алгебре. Родители, уверенные, что я пойду по их стопам и свяжу жизнь с заводом, этому рады не были. Поездки к мастеру художественного слова мама расценивала как блажь: «Стихами на жизнь не заработаешь. Что это за профессия – стихи читать?» «Марина в облаках летает, стала не от мира сего», – жаловались родителям учителя. Ничего хорошего, полезного в моей любви к поэзии никто не видел, и спустя примерно полгода мама категорически запретила мне ездить к Белле Борисовне.
Как я скажу ей об этом? Как смогу расстаться со своим кумиром? Как посмею разочаровать мастера? – думала я по дороге на нашу последнюю встречу. Но Белла Борисовна избавила меня от неловкого лепета: «Мама не разрешает, оценки плохие, учителя ругаются, времени мало…» Как только я переступила порог её квартиры, ставшей мне родной, Белла Борисовна, точно читая мои мысли, сама вдруг сказала:
– Мариночка, я думаю, мы с вами уже достаточно поработали вместе. Дальше учитесь самостоятельно. Без меня. У вас получится. А наш последний урок мы проведём в ресторанчике. Я вас приглашаю.
Слово «ресторан» у меня тогда ассоциировалось с чем-то почти криминальным. Место, где собираются очень богатые люди, пьют вино и танцуют с дамами лёгкого поведения. Помните, как показывали рестораны в советских фильмах?
В нашем рабочем районе и сейчас заведений с белыми скатертями не встретишь, а тогда о них никто даже не мечтал. Все питались дома или в столовых при предприятиях. Но я доверилась Белле Борисовне, и через полчаса мы оказались в очень милом заведении в подвальчике соседнего дома. Я впервые в жизни попробовала жюльен и, преодолевая стеснение, позволила чужому мужчине – официанту – себя обслужить. Советские стереотипы и мои многочисленные комплексы трещали по швам.
На прощание Белла Борисовна подарила мне небольшую книжку в тонкой обложке. С автографом: «Мариночке от автора». Так я узнала, что она и сама писала стихи. Прочитав её на одном дыхании, я поняла, что мой мастер – очень ранимый человек с непростой судьбой. Оказалось, что Белла Борисовна, источающая энергию, радость, уют, такая роскошная, прекрасная, фантастическая, уверенная в себе и сильная внешне, пережила несчастную любовь, потерю новорождённого ребёнка и утрату надежд.
С тех пор прошло почти сорок лет. Воспоминания о Белле Борисовне постепенно стирались из моей памяти, общих знакомых у нас не было, её номер телефона я потеряла, книжка пропала при переездах.
И вот этим летом, гуляя по центру Казани, я набрела на тот полуподвальный ресторанчик, в котором прошла наша последняя встреча. Удивилась, что он по-прежнему работает, правда, интерьер изменился.
Зашла в него, села у окошка и увидела, как рядом паркуется машина, с водительского сиденья выскакивает немолодой, но спортивный мужчина, услужливо распахивает пассажирскую дверь и подаёт руку хрупкой, сухенькой, сгорбленной старушке в шляпке. Она берёт мужчину под руку и, несмотря на явно больные ноги, чинно движется в ресторан.
Отгадайте, кто кого первым узнал? Грешу на своё плохое зрение и детские воспоминания о высокой, статной, шикарной Белле Борисовне в её длинных ярких платьях и неизменно на каблуках. Не распознала в старушке ту королеву поэзии. А она меня сразу узнала, точно мы виделись вчера.
– Я вас, Мариночка, в «Моей Семье» регулярно почитываю. Вашу газету для меня мой дядя Фёдор каждую неделю покупает.
Пожилой мужчина, сажая свою спутницу за стол, отрекомендовался:
– Меня зовут Фарид. Но Белла в шутку называет дядей Фёдором.
Белла Борисовна в момент дала ему лучшую характеристику:
– Если бы не дядя Фёдор, я бы окочурилась давно!
За кофе с пирожными она поведала мне, как старой приятельнице, историю их отношений.
– Я всю жизнь одна. Привыкла к одиночеству. О любви уже и в стихах не писала. Надежды рухнули. Ученики, даже самые близкие, со временем разбежались. Некоторые уехали за границу, некоторые – в Москву, Питер. В 2020 году, в пандемию, я сильно заболела. Врач сказал – гемоглобин на нуле. Надо пить свежее козье молоко. А где его взять? Знакомых животноводов у меня нет.
И почапала я на колхозный рынок с утра пораньше. Ноги едва передвигаю, температура держится неделю, вид жуткий. Отыскала нужного торговца за прилавком. Небритый, неопрятно одетый, полусонный мужичок из татарской деревни. По-русски говорит с акцентом: «Чего хочешь? Молоко тебе надо? И сыр у меня возьми!» Купила у него литр молока, а идти обратно домой сил уже нет. Ноги подкашиваются. Облокотилась я о его прилавок, думала, прямо там, так и не выпив молока, копыта отброшу.
Простонародные словосочетания из уст Беллы Борисовны звучали очень смешно, хоть и говорила она о событиях печальных.
– И тут этот татарский мужичок ко мне подбегает, хватает, почти несёт к выходу, ловит такси, довозит до дома. По ступенькам на мой третий этаж, можно сказать, меня донёс. И каждое утро молоко от своей козы Милки мне прямо на дом привозил, пока гемоглобин не поднялся. А когда я выздоровела, мы и без молока встречаться стали. И сейчас дядя Фёдор – мои ноги и руки. Переехал ко мне, всё для меня делает. Только завтрак не готовит. Мы завтракаем в этом ресторанчике. Хоть и рядом с домом, а мне не дойти. Вот и возит дядя Фёдор меня в соседний дом на машине.
Дядя Фёдор-Фарид, наверняка слышавший эту историю уже десятки раз, гордо улыбался и смотрел на Беллу Борисовну с преданностью и обожанием. Влюблённый в свою королеву паж из старинной сказки! Позавтракав, мы втроём поехали в квартиру Беллы Борисовны. Ничего не изменилось в её хоромах. Те же картины по стенам, те же портреты в рамках, те же книги, сувениры со всего света. И те же слова:
– Позвольте, мы за вами поухаживаем, Мариночка. Сумочку здесь оставьте. Курточку на тремпель повесьте. Вам чай, кофе, или хотите вина?
Дымя сигаретой в длинном перламутровом мундштуке, сама Белла Борисовна предпочла вино. Ухаживал за нами её верный дядя Фёдор. На старинном дубовом столе появились приготовленный его руками чак-чак – татарское лакомство, фермерский сыр и домашняя колбаса, которыми Фарида снабжают деревенские родственники.
– А помните, Мариночка, как вы плакали, услышав любовную лирику Байрона? Кипенье страстей, роковые отношения, взлёты и падения… Я лишь к старости поняла, что всё это такая мишура по сравнению с истинной любовью.
– А какая она – истинная любовь?
– Когда просыпаешься утром и от боли во всём теле пошевелиться боишься. Вздохнуть тяжело. Глаза открыть страшно. А как почувствуешь рядышком руку любимого, так и уходит боль. А как увидишь его взгляд, так и встаёшь с кровати, будто тебе семнадцать лет. В непогоду его лицо для меня – как весеннее солнышко. Такая любовь не только болезни – смерть побеждает, Мариночка. Но приходит она поздно. Когда уже никакие друзья и никакое искусство тебя не поддержат. Только настоящая любовь может уже смирившегося с умиранием человека заставить жить. Вот вы думаете, дядя Фёдор нас сейчас просто поит-кормит? Нет, он так любит. Не умеет говорить о любви, ни одного стихотворения, ни одной книги даже на родном татарском не прочёл за всю жизнь, простой сельчанин. Но о любви он знает больше, чем написано во всех этих томах, – она обвела взглядом свои книжные стеллажи. – Чем я прочитала за всю жизнь! Настоящая любовь ко мне без слов пришла. От человека, который мужской род с женским путает. В татарском языке ведь нет родов. Дядя Фёдор мне иногда говорит: «Ты поел?» А я, потомственный филолог с двумя высшими образованиями, ему отвечаю с радостью, от души: «И поел, и поспал, и отдохнул, и спасибо тебе, я самый счастливый старух на свете!»
Расставаясь с Беллой Борисовной, я лепетала традиционные пожелания здоровья, счастья, долгих лет. А она вдруг выпалила:
– Лет мне и так немерено. А счастья столько, что сама себе завидую. Самое главное женское, да и человеческое счастье ко мне в старости пришло. Самая большая любовь. Важнее её ничего нет.
– Напишите стихотворение об этом.
– О таком не напишешь. Слов таких нет, Мариночка. И слава богу! Самое сокровенное и настоящее надо оставлять при себе.
Улыбаясь и кокетливо сверкая глазами, сгорбленная старушка отдавала команды своему любимому дяде Фёдору:
– Ты гостинцы для Мариночкиной мамочки собери. Мамочка у Мариночки – очень умная женщина. Правильно тогда сделала, что пресекла наши занятия, – обратилась ко мне. – Лучше не читать красивые слова о любви, а проживать любовь. Такой тебе мой последний наказ мастера художественного слова!
Марина ХАКИМОВА-ГАТЦЕМАЙЕР