— Мам, я жду ребёнка от Виктора.
Валентина Ивановна замерла над раковиной, не выпуская из рук тарелку. Вода продолжала литься тонкой струйкой, а дочь стояла в дверях кухни, обхватив себя руками.
— Людочка, что ты говоришь? Витя же… он же тебе…
— Никто он мне не брат, мама. И ты это знаешь лучше всех.
Двенадцать лет назад, в девяносто шестом, когда в магазинах пустовали полки, а Валентина разрывалась между двумя работами, чтобы прокормить шестилетнюю Люду, они встретили в городском парке Олега Степановича с сыном. Крепкий мужчина лет сорока пяти, с уставшими глазами и мальчиком, который держался за отцовскую руку так же отчаянно, как и её Людмила за её. Дети познакомились у качелей. Взрослые — чуть позже, за скамейкой, где кормили голубей остатками хлеба.
Олег работал начальником смены на заводе. Зарплату платили с задержками, но хоть платили. Жена ушла три года назад, оставив Виктора на руках у бывшего мужа. Валентина не задавала лишних вопросов — сама была брошена с младенцем на руках.
Через полгода они переехали к Олегу в двухкомнатную хрущёвку на окраине. В одной комнате устроили детей, в другой спали взрослые. Быт притёрся быстро. Валентина готовила, стирала, работала бухгалтером в той же поликлинике, куда позже устроится Людмила. Олег приносил деньги и молчаливо смотрел телевизор по вечерам. Нормальная советская семья, только без штампа в паспорте.
Детям объяснили просто: теперь вы брат и сестра. Люда с Витей приняли это как должное. Ходили вместе в школу, делали уроки за одним столом, ссорились из-за пульта от телевизора. Валентина радовалась — дочь не одна, есть защитник.
Она не заметила, когда между ними что-то изменилось. Наверное, в старших классах. Витя стал выше, шире в плечах, голос огрубел. Люда из угловатой девочки превратилась в девушку с тонкой талией и длинными волосами. Они перестали ссориться. Стали вместе гулять по вечерам, уходить на речку, возвращаться поздно.
— Хорошо, что дружат, — говорила Валентина Олегу.
— Нормально, — отвечал он, не отрываясь от газеты.
Весной две тысячи восьмого, за несколько месяцев до выпускного, Людмила призналась матери. Сказала тихо, без слёз, но Валентина видела, как дрожат её пальцы.
— Мы любим друг друга, мам. Давно уже. И это не грех, мы же не родные.
Валентина тогда ещё пыталась спорить. Говорила о приличиях, о соседях, о том, что скажут на работе. Людмила слушала молча, а потом просто сказала:
— Я не откажусь от ребёнка. И от Вити тоже.
Олег Степанович отреагировал неожиданно спокойно.
— Делать нечего. Женить надо. Я пасынка зятем назову, так тому и быть.
Свадьбу сыграли в июле, сразу после выпускного. Небольшую, в кафе на двадцать человек. Валентина весь вечер ловила на себе взгляды родственников, слышала приглушённый шёпот за спиной. Тётя Галя, двоюродная сестра покойного отца Людмилы, отвела её в сторону возле туалета.
— Валя, ты что творишь? Они же как родные росли! Что люди говорить будут?
Валентина отвернулась и вышла обратно в зал.
Молодых поселили в той же комнате, где они выросли. Валентина настояла на перестановке, купила новый диван, сменила обои. Как будто это могло что-то изменить. По утрам Виктор уходил на завод — его взяли слесарем сразу после школы, по блату Олега. Людмила поступила в медицинское училище на медсестру.
В феврале девятого родилась Алина. Крошечная, с тёмными глазами отца. Валентина, глядя на внучку, почувствовала одновременно радость и стыд, который не могла объяснить.
Людмила после родов быстро вышла на учёбу. Виктор работал, иногда задерживался на заводе допоздна. Валентина нянчила Алину и старалась не думать о том, как соседка тётя Клава смотрит на неё в магазине, как шушукаются женщины в очереди в поликлинику. Однажды она услышала:
— Видала? Валька та, что дочь за пасынка выдала. Срам какой!
Она не обернулась. Купила хлеб, молоко и пошла домой, сжав зубы так, что заныли скулы.
Людмила тоже слышала. На работе, в коридорах поликлиники, где она проходила практику, а потом устроилась на полставки. Видела, как медсёстры замолкают при её появлении, как главврач морщится, подписывая её бумаги.
— Ты же понимаешь, Людочка, что это не совсем обычная ситуация, — сказала как-то заведующая. — Люди разговаривают. Может, тебе в другую поликлинику перевестись?
Людмила не ответила. Просто продолжала работать, улыбаться пациентам, приходить домой и готовить ужин. Виктор молчал, хмурился, стал пить по выходным. Не сильно, но Валентина замечала.
Осенью две тысячи тринадцатого Виктор не пришёл ночевать. Потом ещё раз. Потом сказал отцу, что уходит.
— К Ирке переезжаю. Она беременна. Люду я… я её люблю, бать, но не могу больше. Не могу слышать, как про меня говорят. Не могу видеть, как Людка каждый раз замолкает, когда мы с ней по улице идём.
Людмила не плакала. Собрала его вещи, аккуратно сложила в сумку и отдала молча. Алине было четыре года, она не понимала, почему папа уходит.
— Вернётся, — сказала Валентина дочери, гладя её по волосам. — Ещё вернётся, увидишь.
— Не надо, мам, — тихо ответила Людмила. — Пусть живёт.
Два года она работала, растила дочь, помогала матери по хозяйству. Похудела, осунулась, глаза потускнели. Валентина смотрела и молчала. Олег Степанович злился на сына, но виделись они редко.
Весной пятнадцатого Виктор вернулся. Пришёл вечером, постучал в дверь. Стоял на пороге небритый, в мятой куртке, с пакетом в руках.
— Можно войти?
Ирина его выгнала. Оказалось, сын не его. Оказалось, она просто искала, кто признает ребёнка. Виктор два года содержал чужого мальчика, а потом случайно узнал правду.
Людмила впустила его. Не сразу — постояла, глядя на него долгим взглядом, потом молча отошла в сторону.
Они снова стали жить вместе. Осторожно, словно на минном поле. Виктор устроился обратно на завод, приносил зарплату, играл с Алиной. Людмила работала в ту же смену, что и раньше. По вечерам они сидели на кухне, пили чай, разговаривали о погоде и ценах на продукты.
В две тысячи шестнадцатом Людмила снова забеременела. Виктор обрадовался так, словно это могло всё исправить. Родился Данил, крепкий мальчик с русыми волосами.
— Теперь всё будет хорошо, — говорил Виктор, качая сына на руках.
Людмила кивала и смотрела в окно.
Первые полгода после рождения Данила она не высыпалась, ходила на работу как во сне. Сергей Владимирович, главврач, заметил, как она прислонилась лбом к холодной стене в коридоре после смены. Подошёл, спросил, всё ли в порядке. Она подняла на него глаза и вдруг заплакала. Просто так, без причины. Он отвёл её в кабинет, дал воды, говорил о чём-то спокойным голосом.
Через неделю он задержал её после работы, попросил помочь с документами. Потом пригласил в кафе. Она согласилась, потому что устала возвращаться домой, где Виктор молча смотрел телевизор, а мать укачивала Данила.
Сергей Владимирович был женат, у него росли двое детей, но он говорил, что несчастлив. Людмила не верила, но слушала. Он не знал её истории. Для него она была просто медсестрой, которая умела слушать.
Они встречались почти два года. Прятались, ездили в соседний город, снимали гостиницу. Людмила возвращалась домой поздно, врала, что задержалась на работе. Виктор верил или делал вид, что верит.
Узнал он случайно. Коллега с завода увидел их в машине у парка, рассказал. Виктор пришёл домой, сел на кухне и просто спросил:
— Это правда?
Людмила не стала отрицать. Просто кивнула.
— Почему?
Она посмотрела на него долго, потом отвернулась к окну.
— Я устала быть той, на кого показывают пальцем. Устала быть виноватой. Хотела хоть раз почувствовать, что я просто женщина, а не… не это.
Он ушёл к отцу в комнату. Валентина сидела с внуками в детской, слышала, как они разговаривают за стеной приглушёнными голосами.
Через неделю Виктор съехал. Снял комнату в общежитии. Людмила осталась с детьми, с матерью, с Олегом Степановичем, который молча курил на балконе и смотрел на завод за окном.
Роман с главврачом закончился через месяц. Он испугался, что жена узнает. Людмила не держала.
Теперь она работает, растит детей, помогает матери. Виктор платит алименты, иногда забирает Алину и Данила на выходные. Встречаются они редко, при детях, разговаривают о школе, о прививках, о деньгах на одежду.
Валентина Ивановна постарела. Волосы совсем поседели, спина сгорбилась. Она до сих пор слышит шёпот соседей, до сих пор опускает глаза, встречая тётю Клаву в магазине.
Алине десять лет, Данилу — три. Они не знают, почему папа живёт отдельно. Пока не знают.
А Валентина Ивановна каждое утро идёт на работу мимо соседок у подъезда. Они сидят на лавочке, как всегда. Она проходит мимо, не оборачиваясь. Ключи звенят в кармане.