— Игорь Владимирович, подожди.
Олег перехватил меня у входа в ЗАГС. Лицо друга было виноватым.
— У твоей Марины есть дочка. В детдоме номер четыре.
Я замер с обручальным кольцом в кармане.
— Моя Алина там воспитателем работает. Увидела невесту на фото и узнала сразу. Пять лет назад эта женщина отказалась от новорождённой. Девочку Кирой записали. По фамилии матери — Самойлова.
В голове билась одна мысль: почему молчала?
Мы встречались четыре года. Марина пробивалась из Воронежа, строила карьеру менеджером, снимала однушку в Южном Бутово за 28 тысяч. Амбициозная, жёсткая на переговорах, прагматичная. Я любил эту силу. Думал, что за холодностью прячется ранимость.
Теперь понимаю — придумал.
На следующий день поехал в детдом. Директор приняла без вопросов. Должность заместителя начальника отдела городской администрации открывала двери.
— Кира тихая, — женщина вела по коридору. Пахло хлоркой. — Другие дразнят. Из-за глаз.
Девочка сидела у окна. Худенькая, косички тонкие. Один глаз смотрел прямо, второй — в сторону. Повернулась — и я увидел лицо Марины. Скулы те же, подбородок упрямый. Только взгляд открытый.
— Здравствуй. Меня зовут Игорь Владимирович.
— Вы зачем? — Кира сжимала потёртого медведя. — За мной?
— Хочешь домой?
— Очень. У меня будет мама?
Я не знал, что ответить.
Вечером поссорились впервые за четыре года.
— Ты следил? — Марина стояла у окна, руки скрестила. Маникюр идеальный, укладка идеальная. — Какое право копаться в прошлом?
— У тебя дочь. Живая девочка.
— Эта девочка мне ничего не должна. Я тоже. Несчастный случай был. Отец исчез, когда узнал. Я продавцом работала. Комната съёмная, зарплата 20 тысяч. Как растить?
— Сейчас другое. У нас квартира, стабильность. Можем забрать.
— Не хочу.
Три слова прозвучали обыденно. Не «боюсь», не «нужно время». Просто — не хочу.
Но я решил.
Через полгода Кира переехала. Операцию на глаза сделали сразу — хирург обещал полное восстановление. Девочка ходила за мной, рассказывала про детдом, училась называть папой. С Мариной почти не общались. Жена уходила рано, возвращалась поздно. В выходные к подругам уезжала.
Я оправдывал. Говорил себе — нужно время. Материнский инстинкт проснётся.
В феврале Кира заболела. Температура, кашель. Я в командировке был, вернулся вечером. Дома тишина. Девочка лежала, уткнувшись в подушку. Рядом не было вязаной зайчихи — я на Новый год подарил.
— Где зайка?
— Мама выбросила. Я хотела, чтобы чай принесла. А она кричала, что надоела. Схватила зайку и выкинула в окно.
Марина сидела в гостиной с вином. Сериал смотрела. Глаз не подняла.
— Ты игрушку больного ребёнка выбросила?
— Не начинай. Устала. Совещания целый день. Мне отдых нужен, а не нытьё.
— Это твоя дочь.
— Нет. Это твой проект. Ты в спасителя играть захотел. Я предупреждала — не справлюсь. Но ты не слушал.
Вышел на улицу в тапках. Игрушка на ветке тополя висела. Принёс, отмыл, феном высушил. Кира прижала зайку и уснула. А я сидел рядом и понимал — женат на чужом человеке.
Развод оформили быстро. Марина не спорила. Квартира мне осталась, она съехала через неделю.
Последнее сказала: «Выбрал не того ребёнка, Игорь Владимирович».
Думал — закончилось.
Через полгода Марина замуж вышла. Новый муж сетью автомоек владел. О свадьбе из соцсетей узнал — Мальдивы, улыбки, хештег «навсегда вместе». Кира увидела через моё плечо: «Это моя мама?»
Не знал, что ответить.
В октябре опека позвонила. Сухой женский голос: поступило заявление от биологической матери. Марина требовала пересмотреть опекунство. Утверждала — создал опасные условия.
— Бред. Какие условия?
— Проведём проверку.
Бросил трубку. Долго в стену смотрел. Зашёл в соцсети Марины. Новых постов нет. Но в друзьях адвокат по семейным делам появился.
Началась война.
Марина юристов наняла, справки липовые достала, показания соседей купила. Утверждала — пил, ребёнка одного оставлял, за здоровьем не следил. Ложь. Но у неё деньги, связи, муж с влиянием.
Суд три месяца длился. Я справки из школы собрал, медкарты, характеристики. Но судья с подозрением смотрела. Приёмный отец. Без жены. Допоздна работает. Не может дать полноценную семью.
В марте решение вынесли.
Киру в детдом возвращают. Временно. Пока биологическая мать не решит — готова взять или нет.
Я в коридоре стоял. Не мог пошевелиться. Кира плакала, за руку цеплялась: «Папа, не отдавай, пожалуйста».
Ничего не мог.
Соцработники забрали через неделю. Девочка вещи собрала. Зайку взяла, тетради, рисунки наши. Не плакала. Смотрела и спрашивала: «Придёшь за мной?»
Обещал.
Оба знали — неправда.
Сейчас живу один в трёшке. Комната Киры нетронутая. Кровать заправлена, игрушки на полках, рисунки на стенах. Иногда захожу. Сижу в темноте.
Марина дочь не забрала. Через месяц узнал — беременна от нового мужа. Теперь готова к материнству. Когда деньги и статус есть.
Кира в детдоме. Иногда рисунки присылает через соцработника. На всех наша квартира. И мы с ней.
Пытался обжаловать. Апелляцию подал, документы собрал, свидетелей нашёл. Второй судья то же решение вынес.
Система против одиноких мужчин работает.
Вчера Олег позвонил. Спросил — как дела.
— Нормально.
Промолчал. Оба знали — ложь.
За окном фонари зажглись. Заварил чай, телевизор включил.
Завтра на работу.