— Твой мальчишка опять Варьку поцарапал! Третий раз за неделю!
Вера стояла у школьного крыльца, прижимая к себе дочь, и чувствовала, как внутри закипает злость. Учительница Марья Петровна виновато теребила край платка.
— Я дам вам адрес его отца. Поговорите сами, я уже не знаю, что делать с этими детьми.
На мятом листочке был нацарапан адрес в соседнем доме. Вера решительно взяла Варю за руку. Дочка шмыгнула носом, размазывая слезы по щекам. Три красные полосы на скуле выглядели обидно и больно.
Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти в потертых джинсах и домашней майке. Светлые волосы торчали дыбом, словно он только что проснулся, хотя было уже шесть вечера.
— Вы отец Кирилла?
— Да. Что-то случилось?
Вера молча развернула дочь к нему лицом. Мужчина поморщился.
— Проходите. Сейчас разберемся.
Однокомнатная квартира встретила их запахом жареной картошки и беспорядком. На диване валялись детские тетради, на столе — немытая посуда. Мужчина быстро смахнул с кресла стопку газет.
— Садитесь. Я сейчас.
Он скрылся в соседней комнате, откуда донесся строгий голос и детский плач. Вера огляделась. На подоконнике сохли выстиранные носки, в углу стояла детская машинка без колеса. Никакой женской руки здесь точно не было. Вернулся хозяин с заплаканным мальчиком.
— Кирилл, извинись перед девочкой.
— Прости, — буркнул мальчишка, уткнувшись носом в пол.
— А теперь объясни, зачем ты это сделал?
— Она меня дурачком обозвала! При всем классе!
Варя покраснела.
— Он первый начал! Сказал, что у меня папы нет, потому что я плохая!
Вера сглотнула. Вот оно. Детская жестокость обнажает то, что взрослые прячут за вежливыми улыбками.
— Ладно, — мужчина тяжело вздохнул. — Кирилл, иди в комнату. Будешь до вечера стихотворение учить.
Мальчик скрылся за дверью. Отец устало опустился на стул.
— Извините. Я Алексей Сергеевич. Один воспитываю три года. Не всегда успеваю уследить. Жена ушла к моему другу, когда Кириллу четыре было. С тех пор растем вдвоем.
Вера кивнула. Ей вдруг стало неловко за свою агрессию.
— Вера. Я медсестра в поликлинике. Тоже одна с дочкой. Понимаю, каково это.
Они помолчали. Алексей налил два стакана крепкого чая из старого советского чайника.
— Ваша Варя красивая девочка. Кирилл про нее дома только и говорит. Варя то, Варя се. Видимо, так свою любовь выражает, бестолочь.
— Ему семь лет, какая любовь.
— А что, по-вашему, она у нас, взрослых, умнее? — усмехнулся Алексей.
Вера неожиданно улыбнулась. Мужчина был прав. Ее собственная биография тому подтверждение.
Дома она долго стояла у окна, глядя на желтые огни в соседнем доме. Интересно, в какой из квартир сейчас Алексей кормит сына ужином? Варя уснула быстро, уткнувшись носом в подушку. Вера погладила дочь по темным волосам. Тимур... Сколько лет прошло, а она все еще вспоминает его смех, широкие жесты, как он легко поднимал ее на руки и кружил по комнате. Дурочка. Верила, что он позовет ее с собой. Что напишет. Что вернется. А он просто исчез, растворился в своей грузинской жизни, где ей места не было.
До Тимура был Михаил. Галантный таксист с мягкими руками и внимательными глазами. Приносил конфеты, целовал в висок, говорил правильные слова. А потом на пороге появилась его жена с двумя детьми и бледным лицом. Вера до сих пор помнила этот взгляд — смесь ненависти и усталости. Какой же она была глупой, что не видела очевидного. Или просто не хотела видеть?
А еще раньше — Игорь. Красивый, как картинка, и абсолютно пустой внутри. Она кормила его, одевала, содержала. Он улыбался, обнимал, говорил, что любит. А потом сказал, что недостаточно любит, раз не может свозить его к морю. Нашел другую дуру, которая смогла.
Три истории. Три ошибки. Одна дочь, которая спрашивает про папу, а Вера не знает, что ответить.
Октябрь сменился ноябрем. Варя больше не приходила исцарапанной, а однажды даже попросила пригласить Кирилла в гости. Вера пекла пирожки, мальчишки носились по квартире, Алексей сидел на кухне и помогал чистить картошку. Было странно приятно видеть мужчину за таким обычным делом. Михаил никогда ничего по дому не делал. Игорь тем более. Тимур готовил, но это было скорее шоу — с песнями, танцами и горой грязной посуды.
— У вас хорошо, — сказал вдруг Алексей. — Уютно.
— Да ладно, обычная квартира.
— Не в квартире дело. В людях.
Вера смутилась. Внутри что-то сжалось — от тепла, от тоски, от надежды.
На родительском собрании Алексей сидел на последней парте. Единственный мужчина среди полутора десятков женщин. Марья Петровна рассказывала про успехи первого класса, а Вера искоса смотрела на его широкие плечи, коротко стриженый затылок. После собрания он шел с ней в одну сторону. Дети бежали впереди, сбивая снег с кустов.
— Вера, а можно я вас на выходных в кино приглашу? Детей оставим у соседки.
Она посмотрела на него и вдруг испугалась. Не его. Себя. Того, как быстро она готова снова поверить. Снова надеяться. Снова ошибиться.
— Я подумаю, — ответила она и сразу пожалела. Ведь хотела сказать да.
Декабрь был снежным и морозным. Алексей провожал ее после работы, они пили чай на его кухне, дети делали уроки. Это было похоже на семью. На то, о чем Вера мечтала все эти годы. Но страх не отпускал. А вдруг он тоже исчезнет? А вдруг у него окажется жена где-то? А вдруг он просто ищет няньку для сына?
Под Новый год Алексей признался.
— Я влюбился в вас с той самой первой встречи. Когда вы стояли у моего порога такая грозная. А потом улыбнулись. И я понял — все. Моя.
Вера заплакала. От счастья, от страха, от усталости. Он обнял ее, и она позволила себе поверить. Еще раз. Последний.
Январь принес оттепель. И бывшую жену Алексея.
Она появилась в субботу утром. Высокая, красивая, в дорогой шубе. Стояла на пороге и требовала сына.
— Я хочу забрать Кирилла. Мы с Юрием женимся, хотим нормальную семью. Ребенку нужна мать.
Алексей стиснул зубы.
— Три года ты о нем не вспоминала!
— Я имею право!
Вера стояла на кухне и слушала этот крик. Варя прижималась к ее ноге. Кирилл плакал в комнате. Все рушилось. Опять.
Бывшая жена ушла, хлопнув дверью, но оставила за собой шлейф разрушения. Алексей не звонил неделю. Потом пришел осунувшийся, с темными кругами под глазами.
— Она может забрать его через суд. Юрист сказал, что у нее есть шансы. Мать все-таки.
— Что ты будешь делать?
— Не знаю.
Он сидел, уронив голову на руки, и Вера видела — он сломан. В нем больше нет места ни для нее, ни для них. Есть только страх потерять сына.
А потом Варя спросила.
— Мама, а почему у всех есть папа, а у меня нет? Кирилл говорит, его папа самый лучший. А мой где?
Вера не нашлась, что ответить. Она смотрела на серьезное личико дочери. Надо что-то решать. Нельзя больше прятаться за иллюзии.
В феврале пришла повестка в суд. Бывшая жена Алексея действительно требовала вернуть ребенка. Алексей ходил мрачный, молчаливый. На заводе задерживали зарплату уже третий месяц, адвоката нанять было не на что. Вера предложила помочь деньгами. Он отказался.
— Не хочу быть еще и должником.
— При чем тут долг? Мы же вместе.
— Вместе? — он усмехнулся горько. — Вера, о чем ты? У меня может сына не остаться. Какое там вместе.
Она тогда все поняла. Он не верит. Так же, как и она не верила. Они оба были сломаны прошлым и не могли построить ничего нового на этих обломках.
В марте она нашла фотографии. Старые, которые хранила в коробке из-под обуви на антресолях. Игорь, Михаил, Тимур. Лица мужчин, которых она считала любовью. Алексей зашел неожиданно, увидел их на столе.
— Это кто?
— Прошлое.
— Тот, грузин? Отец Вари?
Вера кивнула. Алексей молча посмотрел на фотографию, потом на нее.
— А ты его все еще любишь?
— Нет. Давно нет.
— Тогда почему хранишь?
Она не знала, что ответить. Почему? Зачем эти фотографии пылятся на антресолях? Память о неудачах? Доказательство, что хоть кто-то когда-то хотел ее?
— Не знаю, — призналась она честно.
Алексей ушел молча. И больше не звонил.
Апрель был холодным. Суд отложили на май. Варя приносила двойки и плакала по ночам. Кирилл перестал ходить в школу — Алексей оставлял его дома, боясь, что бывшая жена попытается забрать прямо с уроков. Вера ходила на работу как в тумане. Принимала пациентов, ставила уколы, слушала жалобы на давление и суставы. А внутри было пусто.
Соседка по лестничной клетке, бабушка Нина, однажды остановила ее у почтовых ящиков.
— Ты чего такая затюканная? Мужик что ли бросил?
Вера попыталась улыбнуться.
— Да нет. Просто устала.
— Ври больше. Я ж вижу. Слушай, девонька, — бабушка придвинулась ближе, запахло нафталином и валерьянкой. — Ты на себя посмотри. Третий год одна с ребенком мыкаешься. То один придет, то другой. Ни одного путного. Может, дело не в них, а?
— В ком же?
— В тебе. Ты сама-то себе нравишься? Или все время кого-то ищешь, чтоб пустоту заткнуть?
Вера стояла и смотрела на сморщенное лицо соседки. Старуха была права. Каждый раз она хваталась за любого мужчину, готового обратить на нее внимание. Не разбираясь, не думая, не задавая вопросов. Лишь бы не быть одной. Лишь бы была семья. Пусть даже призрак семьи.
Игорь был красивой картинкой. Михаил — заботливой иллюзией. Тимур — ярким сном. А Алексей? Таким же сломанным, как она сама.
Два человека, которые не умеют доверять. Два родителя, которые боятся за детей. Две судьбы, которые не могут срастись, потому что каждый слишком занят своими страхами.
В начале мая Вера встретила Алексея у школы. Он забирал Кирилла — впервые за месяц привел его на занятия. Мальчик выглядел худым и бледным.
— Привет.
— Привет.
Они стояли среди гомона других родителей и детей. Было о чем говорить и не о чем одновременно.
— Суд послезавтра, — сказал Алексей.
— Я знаю. Ты как?
— Готовлюсь проиграть.
— Не говори так.
— А что говорить? Адвоката нет. Она замужем за человеком с деньгами и связями. Я — наладчик на заводе, который третий месяц зарплату не платит. У кого шансов больше?
Вера хотела обнять его. Сказать, что все будет хорошо. Что они справятся вместе. Но красивая ложь не помогает. Она это уже знала.
— Алексей, а мы вообще могли?
— Что?
— Быть вместе. Как нормальные люди. Или мы оба слишком покалеченные для этого?
Он посмотрел на нее долгим взглядом.
— Не знаю, Вера. Наверное, нет. Я все время жду подвоха. Все время думаю, что ты тоже предашь. Или уйдешь. Или окажется, что ты не та, кем кажешься.
— А я жду, что ты исчезнешь. Как все остальные.
— Вот видишь. Мы не можем. Извини.
Дети выбежали из школы. Варя кинулась к Вере, Кирилл — к отцу. Они пошли в разные стороны.
Вечером Вера сидела на кухне. Варя делала уроки в комнате. За окном накрапывал дождь. Телефон молчал.
Она достала коробку с фотографиями. Посмотрела на лица мужчин из прошлого. Потом встала, открыла окно и одну за другой порвала карточки. Клочки бумаги полетели вниз, в весеннюю грязь. Игорь, Михаил, Тимур.
Алексей проиграл суд. Бывшая жена забрала Кирилла в июне. Мальчик плакал, цеплялся за отца, но закон был на стороне матери. У нее была квартира, постоянный доход мужа, стабильность. У Алексея — однокомнатная квартира и задержки зарплаты.
Вера узнала об этом от Марьи Петровны. Кирилла забрали из школы. Варя пришла домой тихая, заплаканная.
— Мама, а Кирилл больше не придет?
— Не знаю, солнышко.
— Я хотела с ним дружить. По-настоящему. Мы даже мириться успели.
— Бывает так, что люди уходят. Даже когда не хочется.
Варя обняла мать.
— Мам, а ты грустная, потому что дядя Леша ушел?
Вера погладила дочь по голове.
— Немного. Но ничего.
— Он вернется?
— Не знаю.
Лето прошло. Вера устроилась на подработку — два раза в неделю дежурила в ночную смену. Копила деньги. Хотела купить машину, научиться водить. Варе записалась в музыкальную школу — девочка хотела играть на пианино.
В сентябре, когда начался новый учебный год, Вера случайно встретила Алексея у магазина. Он выглядел постаревшим, усталым. Она подошла.
— Привет. Как ты?
— Нормально. Живу.
— Кирилл как?
— Не знаю. Она не дает видеться. Говорит, ему нужно привыкнуть к новой семье.
Они помолчали.
— Прости, — сказала вдруг Вера.
— За что?
— За то, что я не смогла. Не смогла поверить. Довериться. Быть рядом.
Алексей покачал головой.
— Я тоже не смог. Так что мы квиты.
Он пошел к подъезду. Вера смотрела ему вслед. Это был конец. Настоящий конец.
Вечером она сидела на кухне. Варя спала. За окном шумел осенний дождь.