— Живут у меня на шее! Три дня уже! Даже хлеба не купили, представляешь?
Мама позвонила в девять вечера. Говорила торопливо — слова спотыкались друг о друга.
— Лен, я случайно услышала. Валентина Петровна всех обзванивает. Десять человек уже. Говорит, вы её объедаете, продукты не покупаете...
Я стояла на кухне свекрови. В холодильнике — наше молоко для Мишки, наш творог, наши йогурты. В шкафчике — наша гречка, наша овсянка.
Чайник вскипел — вода булькала в тишине. Ладони холодные. Стало тихо внутри. Очень тихо.
— Мам, спасибо что предупредила.
Положила трубку. Прислонилась лбом к холодильнику — холодная поверхность успокаивала.
Вспомнила, как мы приехали в пятницу.
Три дня, которые ничего не значили
Две сумки с продуктами, детский чемодан с игрушками. Валентина Петровна встретила на пороге:
— Ну что, устраивайтесь. Только не мешайте мне.
— Спасибо, что позвали. Нас затопили соседи сверху, три дня сушка будет. Рабочие сказали — в квартире находиться нельзя.
— Ладно уж. Комната Андрея свободна.
Мы не мешали. Утром я варила Мишке кашу из нашей крупы на нашем молоке. Посуду мыла сразу. В десять уходили гулять — до самого вечера.
Площадка во дворе, парк неподалёку, детское кафе на обед. Возвращались к восьми, когда Мишка уже засыпал на ходу. Укладывала сына в комнате мужа, сама ложилась с книгой рядом . Свекровь смотрела сериалы в гостиной — мы её почти не видели.
В субботу она уехала на дачу до самого вечера. Мы вообще не пересекались.
В воскресенье утром Андрей сходил в магазин через дорогу — купил хлеб, сыр, яйца, фрукты, детское печенье. На две тысячи триста рублей. Своих денег.
Я приготовила нам завтрак на нашей сковородке — принесли из дому, у свекрови антипригарное покрытие давно облезло. Валентине Петровне предложила омлет — отказалась, сказала, что будет есть позже свой творог.
Днём снова ушли. Вернулись поздно.
Сегодня понедельник. Утром уехали к нам проверить сушку. Вернулись только сейчас, к девяти. Свекровь сидела в гостиной, смотрела какое-то ток-шоу. Кивнула нам сухо.
Я уложила Мишку спать, спустилась на кухню — и тут позвонила мама.
Десять звонков за час
Открыла холодильник. Вот оно — наше молоко с синей крышкой, Мишкино любимое. Наш творог в контейнере. Наши йогурты с клубникой. В шкафчике — наша гречка в пакете, овсянка, детское печенье.
На столе у окна лежал листок — свекровь всегда выписывала нужные номера из телефона, чтобы не путаться. Развернула.
Вот они, все десять человек аккуратным почерком. Сестра Алла Петровна. Подруга Тамара Ивановна. Соседка снизу Людмила. Двоюродная сестра ушедшего свёкра Вера.
Достала телефон. Набрала первый номер.
— Алла Петровна? Это Лена, жена Андрея. Извините за поздний звонок.
— Лена? А что случилось?
— Хочу кое-что уточнить. Валентина Петровна вам звонила сегодня?
Пауза. Потом осторожно:
— Да, звонила. Говорила, что вы у неё остановились...
— Что именно она сказала?
— Ну... что вы уже три дня живёте, продукты не покупаете, объедаете её...
Говорила ровно. Без эмоций. Перечислила факты.
Наши продукты в холодильнике — она может подойти посмотреть, мы ещё здесь. Чек из магазина за вчерашние покупки — две тысячи триста на всё. Мы уходим на целый день, возвращаемся поздно. Ребёнку три года, у него особое питание, он ест только своё.
Алла Петровна молчала. Потом вздохнула:
— Лен, я... я не знала. Валя сказала по-другому совсем.
— Понимаю. Просто хотела, чтобы вы знали, как было.
— Спасибо, что позвонила. Я... прости, Лен.
Следующий номер. Подруга Тамара Ивановна.
— Добрый вечер, Тамара Ивановна. Это Лена, невестка Валентины Петровны.
— Ой, Леночка, здравствуй.
— Вам сегодня Валентина Петровна звонила?
— Да, звонила. Расстроенная была. Говорила, что вы у неё остановились, а она в такие годы...
— Что именно она сказала про нас?
— Что вы даже продукты не покупаете, на её шее сидите...
Снова те же факты. Спокойно. Методично. Наши продукты, наши деньги, наши чеки. Мы не просили приюта — свекровь сама позвала, когда узнала про затопление. Мы благодарны, но не объедаем и не обременяем.
Тамара Ивановна ахала:
— Господи, Лен, как же так... Она совсем по-другому рассказывала. Я-то думала...
— Всё в порядке. Просто хотела расставить точки.
Третий звонок. Соседка снизу Людмила.
— Людмила Степановна? Это Лена, жена Андрея.
— Лена, добрый вечер. Слушаю вас.
— Валентина Петровна вам сегодня звонила?
— Звонила, да. Жаловалась на вас.
— Что именно она говорила?
— Что вы третий день у неё живёте, ничего не покупаете, её запасами питаетесь.
Людмила Степановна добавила:
— Я, честно говоря, удивилась — вы всегда показались мне девушкой воспитанной.
Рассказала всё снова. Людмила Степановна слушала молча, потом произнесла сухо:
— Понятно. Знаете, Лен, я сразу подумала — что-то не так. Валентина Петровна любит преувеличивать. Помню, как она про прошлых соседей рассказывала...
— Спасибо за понимание.
Четвёртый номер. Пятый. Шестой.
Одна и та же история. Один и тот же текст. Факты вместо эмоций. Цифры вместо обвинений. Спокойствие вместо истерики.
Некоторые молчали, не зная что сказать. Некоторые извинялись за Валентину Петровну. Одна дальняя родственница произнесла:
— Лен, ты знаешь... я её давно знаю. Она всегда такая была. Любит пожаловаться, приукрасить. Не принимай близко к сердцу.
— Не принимаю. Просто рассказываю, как было на самом деле.
Седьмой звонок. Восьмой. Девятый.
Час прошёл незаметно. Я стояла у окна, смотрела на тёмный двор. Внизу горели фонари. Где-то лаяла собака.
Обычный осенний вечер.
А у меня внутри всё изменилось.
Последний, десятый номер. Дальняя родственница мужа, виделись пару раз на семейных праздниках.
— Алло? Это кто?
— Ирина Владимировна, это Лена, жена Андрея.
— А, Лена. Слушаю.
— Валентина Петровна вам сегодня звонила?
— Звонила. Долго жаловалась. Говорила, что вы у неё на шее висите.
Рассказала последний раз. Устала от собственного голоса, от повторения одних и тех же слов. Но довела до конца.
— Вот как, — протянула Ирина Владимировна. — Значит, всё не так. Ну что ж, спасибо что рассказала. Будем знать.
Положила трубку. Посмотрела на экран — звонки завершены.
Все десять человек знают правду.
Точка невозврата
Услышала шаги. Андрей вернулся с вечерней прогулки — гулял с Мишкой во дворе перед сном, чтобы тот лучше засыпал.
Вошёл на кухню, увидел моё лицо. Скулы напряглись.
— Что случилось? Лен, ты какая-то странная.
Посмотрела на него. Внимательно. Впервые за долгое время увидела его по-настоящему — не мужа, не отца Мишки, а просто человека. Который сейчас испугался.
Не за меня — за комфорт. Испугался скандала, который надвигается.
— Твоя мама всех обзвонила. Десять человек. Сказала, что мы живём у неё на шее три дня, продукты не покупаем, объедаем её.
Андрей отвёл взгляд.
— Это... это какое-то недоразумение. Наверное, она просто пожаловалась подруге, а та неправильно поняла...
— Нет. Она обзвонила десять человек. Твою тётю. Своих подруг. Соседей. Родственников. И всем сказала одно и то же.
— Ну Лен, может она расстроилась просто... Ей одиноко, она хотела внимания... Давай я с ней поговорю спокойно...
— Поздно говорить. Я уже всех обзвонила.
— Что? — Лицо мужа вытянулось.
— Мам! — крикнул он в сторону гостиной. — Мам, иди сюда!
Когда слова становятся приговором
Валентина Петровна вышла из зала. Губы поджаты, плечи напряжены.
— Что за крик?
— Мам, Лена говорит, ты кому-то звонила... Про нас что-то рассказывала...
— Я поговорила с подругами! И что?! Я что, не имею права?! Это моя квартира, мой телефон, мои подруги!
— Вы обзвонили десять человек, — произнесла я тихо. — И всем сказали, что мы живём у вас на шее, продукты не покупаем, объедаем вас.
— Потому что это правда! Живёте ведь у меня!
Открыла холодильник. Достала наше молоко, наш творог, наши йогурты. Поставила на стол. Открыла шкафчик — достала нашу крупу, овсянку, печенье. Всё выложила рядом.
— Вот наши продукты. Мы привезли их в пятницу. Вчера Андрей купил ещё хлеб, сыр, яйца, фрукты. На две тысячи триста. Вот чек.
Достала из сумки скомканный чек, разгладила, положила на стол.
— Мы не трогали ваши продукты. Мы уходили на целый день. Возвращались поздно. Мы не мешали вам.
— Да какая разница! Всё равно спите у меня! Воду тратите! Свет горит! А я что, должна всех содержать?!
— Лена, ну хватит уже, — Андрей шагнул между нами. — Мама просто расстроилась. Ей тяжело в её годы. Она старая, ей сложно, вот и пожаловалась подругам. Давай без скандала, а?
Посмотрела на него.
— Без скандала? Твоя мать три дня обзванивала людей и говорила про нас ложь. А я должна была молчать?
— Это не ложь! Вы живёте у меня! Пользуетесь моей квартирой! Моим светом, моей водой!
— Мы живём у вас три дня. Вы сами позвали. Мы не просили.
— Я думала, вы будете благодарны! А вы... обзваниваете моих людей! Выставляете меня обманщицей!
— Я всем рассказала правду. С фактами. С цифрами.
— Андрей! Ты слышишь, как она со мной?! Ты будешь терпеть это?!
Муж молчал. Смотрел в пол. Пальцы сжимали край стола.
— Мам, ну успокойся... Лен, может правда неправильно поняли? Может мама просто эмоционально выразилась, а родственники восприняли буквально...
— Я обзвонила десять человек. Всем им твоя мать сказала одно и то же. Дословно. Что мы на её шее сидим. Это не эмоции. Это целенаправленная ложь.
— Ну зачем ты всех обзвонила?! — в голосе Андрея прорезалось раздражение. — Теперь вся родня в курсе! Скандал на всех!
— Скандал устроила не я.
— Да, но ты его раздула! Можно было по-другому решить! Тихо, внутри семьи!
Посмотрела на него внимательно. Вот оно. Всё, что нужно было понять.
Последние вещи
Развернулась и пошла в комнату. Достала из шкафа нашу сумку. Начала складывать вещи. Спокойно. Без спешки.
Мишкины игрушки. Его одежду. Наши косметички. Зубные щётки. Книгу, которую читала на ночь.
Андрей вошёл следом.
— Лен, что ты делаешь?
— Собираю вещи.
— Куда ты собралась? Сейчас? Ночью?
— К моей маме. Больше не побеспокоим твою маму.
— Лен, ну это же глупо... Давай утром, спокойно всё обсудим... Мама извинится, ты остынешь...
Застегнула сумку. Посмотрела на него.
— Обсуждать нечего. Твоя мать оклеветала нас. Я рассказала правду. Мы уходим.
— Но Мишка спит! Ты разбудишь ребёнка среди ночи!
— Мишка спокойно заснёт в машине и в кроватке у бабушки. Он не заметит переезда.
— Лен, ну пожалуйста... Ну давай я с мамой поговорю. Она поймёт, извинится...
— Она не извинится. И мне уже не важно.
Взяла сумку. Подошла к кроватке, где спал Мишка. Аккуратно подняла сына на руки — он даже не проснулся, только прижался к моему плечу.
Тёплый. Родной. Мой.
Вышла в коридор. Валентина Петровна стояла у двери гостиной. Щёки красные, глаза злые.
— Куда это вы собрались?
— К моей маме.
— Среди ночи? С ребёнком? Андрей, ты куда её отпускаешь?!
— Андрей, собирайся, — сказала я тихо.
— Я... я не знаю, Лен... Может, правда утром? Мама успокоится, мы поговорим нормально...
Посмотрела на него. Долго. Внимательно.
Увидела то, что не хотела видеть пять лет. Он не встанет на мою сторону. Никогда. Он всегда будет пытаться сгладить, примирить, усидеть на двух стульях. Он не защитит меня. Потому что боится выбирать.
— Тогда оставайся.
Две тысячи семьсот шестьдесят три рубля
Наклонилась, поставила сумку на пол. Достала из кармана конверт. Внутри — все чеки за три дня. Хлеб, молоко, каша, фрукты, йогурты, печенье, сыр, яйца. Ещё несколько мелких чеков — детское мыло, салфетки, сок.
Сверху — записка. Написала её ещё полчаса назад, пока обзванивала последних людей из списка.
Положила конверт на тумбочку у входа.
— Что это? — Валентина Петровна шагнула вперёд.
— Чеки. За все продукты, которые мы купили за три дня.
Общая сумма — две тысячи семьсот шестьдесят три рубля.
— Вот столько стоило «жить на вашей шее».
Взяла сумку. Надела куртку одной рукой — вторая держала спящего Мишку.
— Ишь какая гордая! Ночевать негде будет — приползёшь обратно!
Обернулась на пороге.
— Не приползу. Но вам спасибо. За урок.
— За какой урок?!
— За то, что показали — с кем я живу рядом пять лет.
Вышла на лестничную площадку. Дверь за спиной не закрылась — Андрей держал её, смотрел мне вслед. Не говорил ничего. Просто стоял.
Спустилась по лестнице. Вышла во двор.
Прохладный октябрьский вечер. Фонари горели мягко. Где-то шумела последняя листва.
Дом, где не нужно объясняться
Мама встретила на пороге. Обняла молча. Забрала у меня Мишку, отнесла в спальню — там уже была готова импровизированная кроватка. Вернулась на кухню.
Включила чайник — у неё была привычка всё решать чаем.
— Давно не спишь? — спросила я.
— Ждала. Как чувствовала.
Сидели молча. Мама поставила передо мной кружку с чаем, придвинула сахарницу. Села напротив.
Её халат старый, выцветший — она носила его лет десять, не меньше. На холодильнике магнитики из наших поездок. На подоконнике фиалки — мама их каждую неделю поливала строго по расписанию.
— Я обзвонила всех, — сказала я наконец. — Кому она звонила. Рассказала правду.
— Молодец.
— Андрей остался у неё.
— Я знаю.
— Он не защитил меня.
Мама взяла мою руку. Тёплую. Сухую. Надёжную.
— Ты сделала правильно. Ложь нужно останавливать сразу. Иначе она разрастается, как плесень.
— Мне не жалко. Отношений с ней. Мне жалко... что я так долго терпела.
— Ты не терпела. Ты надеялась. Это разные вещи.
Допила чай. Посмотрела на часы — половина одиннадцатого.
— Спать пойдёшь? — спросила мама.
— Нет. Почитаю ещё. Голова кружится от мыслей.
— Твоя комната готова. Постель свежая. Полотенце на стуле.
Мама ушла к себе. Я осталась на кухне. Смотрела в окно. Внизу горели фонари. Светились окна соседних домов.
Где-то там люди ложились спать. Где-то ссорились. Где-то мирились. Где-то обманывали и прощали.
Обычная жизнь. Бесконечная. Сложная.
Телефон завибрировал. Сообщение от Андрея: «Лен, прости. Давай поговорим завтра».
Не ответила. Выключила звук. Положила телефон экраном вниз.
Встала. Подошла к окну. Прижалась лбом к холодному стеклу. Дышала медленно.
Завтра он позвонит снова. Попросит вернуться. Или не попросит — побоится. Будет ждать, что я сама вернусь. Что прощу. Что забуду.
Но я не забуду.
Потому что дело не в чеках и не в продуктах. Дело в том, что можно жить рядом пять лет — и не увидеть человека. Можно принимать доброту — и считать её слабостью. Можно пользоваться терпением — и не уважать за него.
Я научилась. Не сразу. Но научилась.
Выключила свет на кухне. Пошла в свою комнату — ту самую, где росла, училась, мечтала. Где была собой. Где не нужно было подстраиваться, терпеть, молчать.
Легла на кровать. Укрылась маминым одеялом. Закрыла глаза.
И впервые за три дня уснула спокойно.
Подписывайтесь. Пишу про нас настоящих, без прикрас и фальши.