Для женщины красота важнее ума, потому что мужчине легче смотреть, чем думать. Эту цитату, вычитанную когда-то в модном журнале, Лика Романова возвела в жизненное кредо. Она сидела перед огромным зеркалом, медленно и тщательно снимая вечерний макияж. Ватным диском, смоченным в дорогом лосьоне, она вытирала с лица следы усталости, тридцати пяти лет и тяжелого, десятичасового рабочего дня. В зеркале отражалась утонченная, безупречная женщина с гладкой каштановой косой, высокими скулами и большими, чуть грустными карими глазами. Красота была ее оружием, ее щитом, ее главным капиталом. И она инвестировала в него без остатка.
Ее муж, Артем, владелец успешной строительной компании, ценил в ней именно это. Он любил, когда она выглядела безупречно, когда выходила в свет на его руке, вызывая восхищенные и завистливые взгляды. Их брак был таким же безупречным фасадом, как и отреставрированные ею старинные особняки — снаружи ослепительная красота, внутри — тщательно скрываемая пустота.
Дверь в гримерную скрипнула. На пороге стоял Артем, его крупная фигура заслонила свет из коридора.
«Лика, я жду в машине уже двадцать минут. Опять эти твои замки?» — в его голосе слышалась привычная, слегка раздраженная снисходительность.
«Прости, дорогой. Прием в мэрии затянулся. Пришлось отвечать на вопросы о наших планах по реконструкции набережной», — мягко ответила Лика, поворачиваясь к нему. Она знала, что фраза «прием в мэрии» действовала на него умиротворяюще. Это звучало респектабельно.
«Ну и как, прожужжали тебе там все уши?» — он подошел и положил руку ей на плечо. Его взгляд скользнул по ее отражению в зеркале, и она поймала в нем знакомое удовлетворение. Ее красота была частью его имиджа.
«Ничего существенного. Все прошло прекрасно. Мэр даже пошутил, что я — самое красивое украшение нашего города», — она произнесла это с легкой, почти невесомой улыбкой.
Артем довольно хмыкнул.
«Ну, он не соврал. Поехали, я проголодался».
В машине, плавно катящейся по ночному городу, он рассказывал о новых тендерах, о проблемах с поставками, о глупых ошибках подрядчиков. Лика смотрела в окно на проплывающие огни и кивала. Она слышала лишь обрывки фраз. Ее мысли были там, в ее кабинете, заваленном чертежами и историческими справками. Там, где рождались ее настоящие дети — проекты, которые возвращали к жизни ветхие, забытые всеми здания. Но делиться этим с Артемом было бессмысленно. Ему было «легче смотреть, чем думать». Ее ум, ее профессиональные победы были для него чем-то абстрактным, не заслуживающим серьезного внимания.
«…и представь, этот идиот, Семенов, предлагает использовать более дешевый кирпич для отделки фасада! Я его, конечно, послал куда подальше», — закончил Артем свой монолог.
«Конечно, ты прав, — автоматически ответила Лика. — Экономия на фасаде — это преступление против истории».
Она сказала это, глядя на отражение своего лица в темном стекле автомобиля. Иногда ей казалось, что она живет в двух мирах. В одном — она Лика Романова, красивая, элегантная жена успешного бизнесмена, живое украшение его жизни. В другом — она Ликария Романова, талантливый, педантичный архитектор-реставратор, чьи работы получали премии, о которых Артем даже не догадывался. Он считал ее работу «милым хобби».
Наступил день, когда эти два мира должны были столкнуться. Лика готовила свой самый амбициозный проект — реконструкцию старой усадьбы Грибоедовых, памятника архитектуры федерального значения. Проект был сложным, дорогим, но он мог стать жемчужиной города. Основным конкурентом была компания самого Артема. Он тоже подал заявку, но его концепция предполагала упрощение исторических элементов, замену материалов на более дешевые.
Лика знала, что его план убьет душу усадьбы. Но как ей противостоять мужу? Как объяснить ему, что есть вещи важнее прибыли?
Они сидели за ужином в своем просторном, холодноватом доме. Лика нервничала.
«Артем, я видела твою заявку на усадьбу Грибоедовых», — начала она осторожно.
«А, да! — он отложил вилку. — Перспективный проект. Правда, там куча проблем. Эти дурацкие лепные украшения, сложная кровля… Я все упрощу, сделаю под ключ, современно и функционально».
«Но это же памятник! — не выдержала Лика. — Его нельзя упрощать! Ты уничтожишь его характер, его историю!»
Артем посмотрел на нее с удивлением.
«Лика, милая, о чем ты? Это бизнес. Городу нужен не старый замок с привидениями, а современный культурный центр. А характер… — он махнул рукой, — характер не продается».
«Но я тоже подала заявку. Со своим проектом. Полной научной реставрации».
В столовой воцарилась тишина. Артем откинулся на спинку стула, его лицо стало непроницаемым.
«Ты? — переспросил он. — Ты хочешь со мной конкурировать? Это твое новое развлечение?»
«Это не развлечение, Артем. Это моя профессия. Я хочу спасти это здание».
Он рассмеялся, но смех его был сухим и неприятным.
«Милая, ты прекрасный декоратор. Ты умеешь подбирать обои и расставлять мебель. Но большой проект… Это не твой уровень. Ты же сама говорила, для женщины красота важнее ума. Займись лучше своим салоном, или поездкой в Париж за новым гардеробом. Не лезь не в свое дело».
Его слова упали на нее, как удары хлыста. Она смотрела на него и видела не мужа, а самодовольного, ограниченного человека, который ценил в ней лишь красивую обертку.
«Ты никогда не видел меня по-настоящему, Артем, — тихо сказала она. — Ты видел только картинку».
Она встала и вышла из-за стола. В ее сердце что-то надломилось, но вместе с болью пришла и ясность.
Конкурс был назначен через месяц. Лика работала днями и ночами. Она забыла о салонах красоты, о светских раутах. Она жила в архивах, консультировалась с историками, сама делала сложнейшие расчеты. Ее проект был безупречен. Это был не просто чертеж, это была любовь, воплощенная в линии и цифрах.
Артем, уверенный в победе, лишь усмехался, глядя на ее усталое, побледневшее лицо.
«Брось это, Лика. Ты себя изводишь. Никто не даст такой проект женщине, тем более моей жене. Все решат, что это моя заслуга».
Он был так уверен в старомодности мира, в котором красивая женщина не может быть умным и серьезным профессионалом.
Наконец настал день презентации. В зале заседаний городской администрации собрались все члены тендерной комиссии. Артем, в дорогом костюме, излучал уверенность. Его презентация была блестящей с точки зрения бизнеса: минимальные затраты, максимальная прибыль, быстрые сроки. Он говорил о «реновации», о «новом дыхании», о «прагматичном подходе».
Когда слово дали Лике, в зале прошелестел удивленный вздох. Она вышла к трибуне не той ухоженной светской львицей, какой ее все знали. Она была в строгом темном костюме, волосы были убраны в тугой узел, на лице — ни капли косметики. Она была другой. Собранной, серьезной, сосредоточенной.
И она начала говорить. Она не говорила о прибыли. Она говорила о душе места. О мастерах, которые два века назад лепили эти карнизы. О людях, которые жили в этих стенах. Она показывала не бизнес-план, а историю, которую можно и нужно сохранить. Ее речь была наполнена не эмоциями, а фактами, точными расчетами, глубоким пониманием материала. Она говорила о сложных инженерных решениях, которые позволят сохранить аутентичность, не жертвуя безопасностью. Она отвечала на каверзные вопросы комиссии так легко и уверенно, что у Артема, сидевшего в первом ряду, лицо постепенно становилось каменным.
Он смотрел на нее и не видел знакомой жены. Он видел незнакомого, блестящего специалиста. И этот специалист на глазах у всех разбивал в пух и прах его уверенность в том, что «мужчине легче смотреть, чем думать». Ему пришлось думать. И он с ужасом понимал, что проигрывает. Проигрывает по всем статьям.
Когда комиссия удалилась на совещание, он подошел к ней.
«Лика… Я… я не знал», — это было все, что он смог выжать из себя.
Она посмотрела на него своими большими карими глазами, в которых не было ни злости, ни торжества. Только усталость и достоинство.
«Ты никогда не спрашивал, Артем».
Решение комиссии было оглушительным. Проект Лики Романовой был утвержден единогласно. Ее профессионализм, глубина проработки и уважение к истории перевесили дешевый прагматизм Артема.
В тот вечер они молча ехали домой в одной машине. Напряжение было таким густым, что его можно было резать ножом.
Дома Артем прошел в кабинет и заперся. Лика осталась в гостиной. Она подошла к зеркалу, перед которым проводила столько времени, создавая свой безупречный образ. Она смотрела на свое отражение — уставшее, без косметики, но одухотворенное и сильное. И впервые за много лет ей понравилось то, что она видит. Не идеальную картинку, а настоящую себя.
Дверь кабинета открылась. Артем вышел. Он подошел к ней и остановился сзади. Их взгляды встретились в зеркале.
«Ты сегодня была… невероятной, — тихо сказал он. Его голос дрожал. — Я… я был слепым идиотом. Все эти годы я гордился твоей красотой, а настоящую тебя… настоящую тебя я даже не пытался рассмотреть».
Лика медленно повернулась к нему.
«Красота — это хорошо, Артем. Но она не может быть фундаментом. Ни для здания, ни для жизни».
«Я понимаю, — он опустил голову. — И я прошу прощения. Не за поражение. А за то, что не видел в тебе человека. Партнера».
Он поднял на нее глаза, и в них она увидела не привычную снисходительность, а уважение. И что-то еще, чего давно не видела — робкую надежду.
«Может быть… может быть, мы сможем начать все сначала? — выдохнул он. — Не как декоратор и ее покровитель. А как партнеры. Ты — мозг и душа. Я — ресурсы и организация. Мы могли бы… мы могли бы делать великие вещи вместе».
Лика смотрела на него, на этого сильного, уверенного мужчину, который впервые в жизни признал свое поражение и ее победу. И не как женщины, а как равной.
Она улыбнулась. Впервые за этот долгий день — искренне и легко.
«Знаешь, а это звучит как гораздо более интересный проект, чем наш прежний брак».
Она протянула ему руку. Не для поцелуя, а для рукопожатия. Делового, уважительного. Он взял ее, и его ладонь была теплой и твердой.
В тот вечер их дом, всегда бывший красивой, но бездушной декорацией, впервые наполнился не просто светом, а смыслом. Они сидели за одним столом и говорили. Говорили о будущем, о новых проектах, о том, как можно сочетать прибыльность с сохранением наследия. Артем слушал ее — действительно слушал, а не смотрел на нее. И впервые за долгие годы Лика чувствовала, что ее не только видят. Ее, наконец, слышат. И это было самой большой победой в ее жизни. Победой ума над предрассудками, личности над образом, настоящего над зеркальным.
