— Да ты с ума сошла, Маша! — Сергей грохнул дверцей шкафа так, что посуда на полке задребезжала. — За эти деньги можно было бы купить машину, а не люстру с блёстками!
— Машину? — Мария выпрямилась, держа в руках коробку с плафоном. — Чтобы ты, как твой брат, катал маму по магазинам и жаловался, что бензин дорогой? Нет уж, спасибо.
— Не начинай, — буркнул он, отворачиваясь. — Я просто сказал, что дорого. Мы не Ротшильды.
— Да не ты один деньги вкладывал! — вспыхнула Мария. — Я тоже вкалывала! Я эти люстры кровью заработала!
Сергей молчал, будто слова застряли где-то между зубами. Она видела, как у него дрогнули пальцы, как он сжал кулаки, но промолчал. Вечера у них теперь проходили именно так: спор за спором, мелочь за мелочью, каждый день — новый фронт.
Месяц назад они наконец переехали в новую квартиру. В их квартиру. Маленькая двушка в панельке, но своя. Без соседей, которые вечно курят на лестнице, без хозяйки, которая считает, что арендаторы должны «беречь мебель, как родную». Мария тогда стояла в пустой комнате, обнимала себя за плечи и впервые за долгое время чувствовала себя дома. Настоящим. Без временности и без «а вдруг».
Но счастье длилось недолго. Ремонт быстро выжрал все силы и почти все сбережения. Сначала радость — выбирать обои, плитку, кухню, — а потом усталость, долги, недовольство Сергея, его «зачем нам это» и «можно было попроще». И, как icing on the cake, — свекровь, Нина Петровна.
Она появлялась в квартире, как контролёр в автобусе, внезапно и не к месту. То “салат не тот”, то “шкаф не там стоит”, то “вот Игорь с Леной сделали ремонт за три недели, а вы всё копаетесь”. Мария сначала сдерживалась. Потом начала просто выходить в другую комнату.
— Не груби маме, — шипел Сергей, когда Нина Петровна уходила. — Она добра хочет.
— Себе она добра хочет, — отрезала Мария. — А нас — под каблук.
Они с Сергеем познакомились на работе. Он был тихим, надёжным, вроде из тех мужчин, что не бросают. Тогда ей именно это и было нужно — стабильность. После двух лет съёмных квартир и сорванных планов. Он не пил, не кричал, приносил зарплату домой — золото, а не муж. Но с каждым годом это золото темнело. В нём появлялось всё больше тени матери, больше сомнений, больше чужого голоса.
— Маша, мама права, — сказал он однажды вечером, когда они выбирали мебель. — Не надо этот диван, он и правда слишком яркий.
— Яркий? — она обернулась. — А что, мы должны жить в сером, чтобы всем угодить?
— Просто... маме не понравится.
— МамЕ?! — Мария чуть не рассмеялась. — А жить в этой квартире кто будет? Я или твоя мама?
Сергей отвёл взгляд.
— Не начинай опять.
И всё, разговор закончился. Но внутри у Марии всё кипело. С каждым таким «не начинай» в ней копился осадок, густой, как строительная пыль.
Когда ремонт наконец закончился, квартира выглядела почти идеально. Белые стены, светлый ламинат, кухня с глянцевыми фасадами. Мария буквально дышала этим местом — её руками сделан каждый угол. Она вставала по утрам, смотрела в окно на двор и чувствовала: вот оно, их начало. Их жизнь.
Но Сергей, казалось, всё чаще смотрел не на неё, а куда-то сквозь неё.
— Чего ты всё время молчишь? — спросила она как-то вечером.
— Думаю, — ответил он.
— О чём?
— О маме.
Мария усмехнулась.
— Ну конечно.
Вскоре свекровь снова объявилась. В этот раз — с «новостью». Села за стол, отодвинула тарелку и торжественно выдала:
— Игорь станет отцом.
Мария искренне улыбнулась.
— Здорово! Поздравляю!
Но вместо улыбки — камень.
— Молодым теперь тяжело. У них съёмная квартира, зарплаты маленькие. Настоящая семья должна помогать.
Мария не поняла. Сергей — тоже. Но, как выяснилось позже, это был первый удар колокола.
После этого всё начало меняться. Сначала незаметно. Сергей стал чаще «заезжать к маме». «Проверить давление», «отвезти покупки», «помочь с ремонтом у Игоря». Возвращался поздно, уставший, раздражённый.
— Как мама? — спрашивала Мария.
— Нормально.
Однажды она заметила, что он говорит о брате с каким-то странным сочувствием.
— У Игоря тяжело. Малыш плачет, Лена устала, мама там чуть не живёт.
— А ты при чём?
— Ну как, семья же...
Мария почувствовала, как её жизнь снова начинает растворяться в чужих проблемах.
В марте они поехали поздравить Игоря. Маленькая съёмная квартира, крики младенца, запах смеси и стирального порошка. Лена бледная, Игорь злой и замотанный.
Мария улыбалась из вежливости, но внутри у неё всё скрипело. Свекровь же, наоборот, будто расцвела.
— Видишь, как они живут, — сказала она Марии, когда та вышла на балкон. — В тесноте, без условий.
— Жалко, конечно, — ответила Мария. — Но это их выбор.
— У тебя камень вместо сердца, — бросила Нина Петровна и ушла.
Обратная дорога домой была молчаливой. Сергей держал руль мёртвой хваткой.
— Что ты молчишь?
— Думаю, — коротко ответил он.
На следующий день Мария узнала, о чём он думал.
— Мы должны помочь, — сказал он за завтраком, не поднимая глаз.
— Деньгами?
— Нет. Квартирой.
Мария замерла.
— Что?
Сергей наконец посмотрел на неё. В его глазах была странная смесь вины и упрямства.
— Игорю нужнее. Мы перепишем квартиру на него.
Мария рассмеялась. Сначала тихо, потом громко, почти истерично.
— Ты издеваешься? Мы пять лет собирали, экономили, влезали в долги, чтобы купить это жильё!
— Мы ещё успеем, Маш, — сказал он мягко. — Молодые ведь. Можно пожить в их однушке пару лет, потом накопим снова.
— А мама будет довольна, да? — холодно сказала она.
Он не ответил.
Мария чувствовала, как земля уходит из-под ног. Всё, что она строила, всё, ради чего терпела, превращалось в пустоту.
— Нет, Серёжа, — тихо сказала она. — Я не дам.
— Значит, ты готова оставить моего брата с ребёнком на улице?
— А ты готов выбросить жену ради чужих капризов?
Крики, ссоры, хлопки дверей. Они метались по квартире, как два зверя в клетке. И в какой-то момент Мария поняла: назад дороги нет.
— Раз я для тебя бездушная, живи без меня, — сказала она, доставая чемодан.
Сергей стоял молча. Даже не попытался остановить.
— Ваш сын уже год не приносит денег, а вы говорите, что я плохая жена? — Мария стояла посреди кухни у матери, держа телефон у уха. Голос дрожал не от страха — от злости. — Да-да, именно так, Нина Петровна. Я плохая жена, потому что не захотела остаться без крыши над головой ради вашего «золотого мальчика».
Она нажала «сброс» и опустилась на табурет. Сердце колотилось, как будто она пробежала марафон. Мать, Валентина Николаевна, заглянула в комнату с тряпкой в руках.
— Опять эта ведьма звонила? — спросила она спокойно, но глаза выдали напряжение.
— Ага. Приказывала вернуться и «подписать бумаги».
— Бумаги? Какие ещё бумаги?
— На квартиру. Хочет, чтобы я оформила половину на Игоря.
Мать закатила глаза.
— Ну, тут без мата никак.
— Мам, не начинай, — устало сказала Мария. — Я просто не понимаю, как можно так нагло давить. Ей будто всё равно, что это наше жильё, что я там всё своими руками делала.
Мать присела рядом, положила ладонь на её плечо.
— Дочка, ты сделала правильно, что ушла. Я ещё в первый год тебе говорила — в нём слишком много её.
Мария кивнула. Только теперь, после всех этих лет, она начала понимать, как мать была права. Тогда казалось — просто трудный характер, забота, привязанность. А на деле — цепкая хватка, которой Нина Петровна держала всех мужчин своей семьи за горло.
Развод они оформили быстро, хотя Сергей сначала пытался что-то «разрулить мирно». Звонил, просил «встретиться, поговорить». Но как только разговор заходил о квартире, в нём снова появлялся тот же тон — мягкий, вкрадчивый, будто он предлагает не обман, а «разумный компромисс».
— Маш, ну зачем тебе эта нервотрёпка? — говорил он по телефону. — Мы же взрослые люди. Просто подпиши, и всё закончится.
— Нет, Серёж. Всё закончится, когда суд вынесет решение.
На суде он даже не смотрел ей в глаза. Сидел, опустив голову, будто его приковали к стулу. Свекровь шипела из зала, как чайник:
— Без совести женщина! Брата ребёнка обделила!
Мария тогда просто села ровно и впервые за долгое время почувствовала, что не виновата. Что не обязана никому ни квартиры, ни объяснений.
После развода квартиру продали. Суд постановил поделить деньги пополам. Нина Петровна истерила, звонила, угрожала. Даже приходила к её матери, устраивала сцены под окнами. Но Мария уже не брала трубку. Не реагировала.
Она сняла маленькую студию в новом доме. Сначала просто временно, пока решит, что дальше. Но потом поняла — пусть останется. Здесь тихо. Соседи здороваются в лифте. Вечерами пахнет свежей выпечкой из пекарни на первом этаже. И — самое главное — никто не приходит с фразой «Маша, я тут подумала…».
Первые недели после развода были как похмелье. Тишина звенела в ушах. Она ловила себя на том, что ждёт: вот сейчас за дверью раздастся знакомый шаг, хлопнет замок — и всё вернётся. Но шагов не было. Только кот соседки, который периодически приходил за кормом, да утренний шум машин за окном.
Мария училась жить заново. С нуля. Без «мы», без «наши планы». Просто — я.
Она записалась на курсы дизайна интерьеров, о которых мечтала ещё в институте. Начала работать фрилансером — подбирала людям мебель, цвета, помогала с перепланировкой. Работы было немного, но каждая удачная заявка приносила не только деньги, а что-то большее — чувство, что она снова строит. Только теперь — свою жизнь.
Иногда звонил Сергей.
— Как ты? — спрашивал он, будто из вежливости.
— Отлично.
— Я просто хотел… —
— Не надо, Серёж. Всё, что ты хотел, ты уже сделал.
Он молчал. Потом тихо вздыхал:
— Мама болеет.
— Пусть лечится.
После этого — тишина. Больше он не звонил.
Однажды вечером, возвращаясь домой с работы, Мария столкнулась с ним у подъезда. Он постарел. Волосы редкие, глаза усталые, лицо потухшее. Рядом стояла Нина Петровна — та самая, непоколебимая, теперь в платке и с палкой.
— Маш, — сказал он тихо. — Мы ненадолго. Маме тяжело ходить, она хотела тебя увидеть.
— А я не хотела, — спокойно ответила Мария.
Свекровь подняла на неё взгляд, в котором смешались гордость и жалость.
— Ты изменилась, — сказала она.
— Наконец-то, — ответила Мария и прошла мимо.
Сергея она больше не видела. Через несколько месяцев узнала через общих знакомых, что он с братом открыл автосервис. Что живут все вместе — мать, брат, жена брата, ребёнок. Игорь теперь главный, Сергей «помогает».
Ирония в том, что «их» квартира давно продана, а деньги ушли на долги.
Весной Мария купила себе новую квартиру. Маленькую, однокомнатную, в доме у парка. Там пахло свежей краской и свободой. Она сама выбирала обои, сама красила стены, сама собирала мебель из коробок.
Каждый шаг — как заявление: теперь это только моё.
В первый вечер, когда всё было расставлено, она поставила чайник, включила музыку и просто села на подоконник. За окном лил дождь, город шумел, как всегда. Но впервые за много лет этот шум не давил. Он был частью новой жизни.
Мария достала старый телефон, пролистала контакты и удалила последний номер Сергея. Без злости. Без сожаления. Просто — точка.
Поздно ночью, уже лёжа в кровати, она подумала:
Вот так всё и заканчивается — не хлопком, не криком, а тишиной.
Тишина оказалась не пустотой. Она была тёплой, как одеяло. В ней помещалось всё: усталость, обиды, страх, надежда. И где-то глубоко — тихое, но уверенное чувство: я больше никому ничего не должна.
Она улыбнулась, выключила свет и впервые уснула спокойно. Без тревожных мыслей. Без чужих голосов.
А утром проснулась с ощущением, что впереди наконец-то не прошлое, а будущее. И оно — только её.
Конец.