— Женя, только не начинай сегодня, ладно? — голос Станислава звучал из кухни, с той же интонацией, что и каждый раз перед походом к его маме.
— А что именно не начинать? — крикнула она из прихожей, застегивая серёжку. — Дышать?
Он вышел, опираясь о косяк, с чашкой кофе в руке. Смотрел с привычным выражением виноватого примирителя — будто уже заранее знал, что вечер пойдет наперекосяк.
— Просто... без споров, хорошо? Мама в последнее время нервная.
Евгения усмехнулась, поправила воротник белой блузки и бросила на мужа взгляд, острый, как стекло.
— Она нервная последние три года, Стас. С момента, как я в твоей жизни появилась.
Станислав отвёл глаза.
— Женя, не начинай...
— Я? — перебила она. — Это твоя мать начинает. Я просто отвечаю.
Воздух между ними густел, как перед грозой. Станислав сделал глоток кофе и вздохнул — тяжело, как будто собирался на каторгу.
— Мам просто... хочет, чтобы всем было хорошо.
— Всем? Или только себе?
Он молчал. Молча поставил чашку в раковину и стал натягивать куртку. Упрямое молчание — вот его фирменная защита. Женя знала этот взгляд: "Давай не сегодня, потом, когда-нибудь". Но потом у них никогда не наступало.
Дом свекрови встретил запахом тушеного мяса, дешёвых духов и резким светом люстры под потолком.
Галина Петровна уже ждала — в фартуке, с руками, сложенными на груди. Лицо с таким выражением, будто вот-вот вручит орден самой себе.
— О! Молодые пришли! — громко провозгласила она, даже не взглянув толком на Женю.
— Добрый вечер, Галина Петровна, — спокойно ответила Евгения.
— Женечка, милая, проходи.
Это "милая" звучало, как укол под рёбра. Евгения поняла — настроение у свекрови сегодня боевое.
В гостиной за столом уже сидели Дмитрий и Лариса — старший брат Станислава и его жена. Дмитрий листал газету, Лариса суетилась со столовыми приборами. Всё чинно, прилично — будто театр начинается не с вешалки, а с лицемерных улыбок.
— Ларочка, ну ты как всегда! — громко захлопотала Галина Петровна, снимая с плиты кастрюлю. — Какое мясо! Какой аромат! Настоящая хозяйка!
Евгения села молча. Почувствовала, как у неё по спине прошел холодок. Началось.
— А помнишь, Димочка, как Лариса тебе на день рождения сама всё приготовила? И салаты, и десерт! — продолжала свекровь, с нажимом произнося каждое слово. — Вот это я понимаю — забота, любовь!
Евгения скользнула взглядом по мужу — он сидел, ковыряя вилкой в салате, будто не слышал. Классика жанра.
Внутри у Жени закипало. "Хозяйка, забота, любовь" — всё, что она делает дома, будто не существует.
— Мам, хватит уже, — пробормотал Дмитрий, не отрываясь от газеты.
— Что хватит? Я просто хвалю свою невестку, — возмутилась свекровь. — Надо же показывать, на кого равняться!
Евгения вздохнула. Она знала: сопротивление бесполезно. Каждое слово, сказанное ей в ответ, только подливает масла в огонь.
Но сегодня терпеть не хотелось. Совсем.
— Галина Петровна, вы, кажется, снова сравниваете нас с Ларисой, — спокойно сказала она.
— А что такого? — притворно удивилась та. — Сравнение — это способ расти! Вот Лариса — и работает, и дом держит в порядке, и мужа не пилит!
— А я, по-вашему, пилю?
— Я разве сказала? — нарочито возмутилась Галина Петровна, расправляя фартук. — Просто у Стасика вид уставший в последнее время. Раньше веселее был, улыбался чаще.
Евгения посмотрела на мужа. Тот опустил голову. Как всегда.
Сердце кольнуло — не от слов свекрови, а от того, что он даже не пытался её защитить.
— Может, дело не во мне, а в работе? — сухо сказала Женя.
— Конечно, конечно, — закатила глаза Галина Петровна. — Работа! Удобная отговорка. Просто жена должна уметь вдохновлять мужа, а не устраивать сцены!
Женя отодвинула тарелку.
— Понятно.
— Что понятно? — мгновенно среагировала свекровь. — Не обижайся, я же тебе добра желаю!
— Добра? — Женя медленно поднялась из-за стола. — Ваше "добро" каждый раз оставляет шрамы, Галина Петровна.
Тишина. Даже Лариса перестала двигаться.
Станислав будто окаменел.
— Женя, ну... — начал он.
— Не надо, Стас. Я всё сказала.
Она взяла сумку, вышла в прихожую, обулась. Из комнаты донеслось ворчание свекрови:
— Неблагодарная! Всего три года замужем — а уже корону надела!
Женя захлопнула дверь так, что с полки упала рамка с фотографией.
На улице пахло нагретым асфальтом и липами. Евгения шла быстро, почти бежала. Воздух резал горло, но в голове стало немного чище.
Каждый ужин в этом доме превращался в экзамен — на смирение, терпение и выдержку. И она каждый раз этот экзамен сдавала. До сегодняшнего вечера.
Дома она включила свет, сняла туфли и просто села на пол. Голова гудела.
«Сколько можно, Женя?» — сказала она себе шепотом. — «Сколько ты будешь терпеть?»
Телефон завибрировал — сообщение от Станислава:
«Женя, ну зачем ты так? Вернись. Мама не со зла».
Она закрыла глаза. «Не со зла». Унижения — не со зла. Намёки — не со зла. Отсутствие поддержки — тоже не со зла. Всё у них «не со зла».
Вечер тянулся бесконечно. Часы тикали громче обычного. Она наливала себе чай, но даже не пила — просто смотрела, как тонкая струйка пара поднималась над чашкой.
Дверь хлопнула. Вернулся Станислав.
— Женя, — тихо сказал он, заходя. — Ну, зачем ты так резко?
Она не ответила.
— Мама просто вспылила. Ты же её знаешь.
— Знаю, — сказала Женя. — Вот поэтому я и ушла.
Он сел напротив, провёл рукой по лицу.
— Я между вами как между двух огней. Не могу же я выбрать одну сторону.
— Можешь. — Женя подняла взгляд. — Просто не хочешь.
Он ничего не ответил.
Тишина повисла между ними, тяжелая, как бетон.
Женя встала, подошла к окну. За стеклом — огни соседних домов, чужие жизни. Люди, у которых, может, тоже свои битвы за кухонным столом. Только там, возможно, муж хоть иногда говорит «хватит».
— Стас, — произнесла она, не оборачиваясь. — Я больше не поеду туда. Ни завтра, ни потом.
— Женя, не драматизируй. Это же моя семья.
— А я кто тебе?
Он не ответил. Только снова этот усталый вздох, от которого хотелось кричать.
Евгения медленно повернулась.
— Если ты не научишься ставить меня на первое место, нас не будет, Стас. Понимаешь?
Он молча кивнул. Но в его взгляде она увидела то же, что и всегда — он не верил, что она уйдёт.
Телефон звонил уже минуту, вибрация дрожала на столе, будто пытаясь вломиться в тишину.
Евгения посмотрела на экран — Галина Петровна. Конечно. Кто же ещё в субботу с утра.
— Да, слушаю, — сухо ответила она.
— Женечка, ну не сердись на меня, — разлился в трубке приторный голос. — Я, может, вчера и погорячилась. Мы все люди. Давай забудем, как страшный сон.
Евгения прикусила губу.
— Забудем? Удобно у вас выходит. Вы обижаете — я забываю.
— Ну вот опять! — свекровь вспыхнула. — Женечка, я же ради вас стараюсь! Завтра приезжайте, ужин семейный. Всё обсудим спокойно.
«Спокойно» — слово, которое в её устах всегда означало «ты будешь молчать».
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказала Женя.
— Думаю, хорошая, — перебила та. — Станислав согласен, значит и ты должна. Семья должна собираться вместе.
Щёлк — звонок оборвался.
Евгения долго смотрела на телефон, потом выдохнула. «Должна». Это слово стало для неё как приговор.
Вечером Станислав вернулся с букетом.
— Примирительный, — сказал он, протягивая. — Мам звонила, извинилась. Правда.
— Серьёзно? — Женя усмехнулась. — А за что именно — за унижения или за то, что я ушла?
— Женя...
— Ладно, ладно, — махнула рукой. — Поедем. Последний раз.
Он кивнул. Не понял, что она сказала это буквально. Последний раз.
На этот раз за столом всё было подозрительно тихо. Галина Петровна улыбалась так, будто готовилась к премии “Святая свекровь года”.
— Женечка, садись, милая. Ты, наверное, устала после работы?
— Немного, — осторожно ответила Евгения. — Завал на проекте.
— Да-да, я слышала, ты у вас теперь начальником стала?
— Замом, — поправила Женя.
— Вот, молодец! — восхищённо протянула свекровь. — Карьера — это важно. Особенно когда можно помочь семье.
Станислав напрягся. Женя сразу уловила подвох.
— Помочь? — переспросила она.
— Конечно, — вмешался Дмитрий, подливая себе компот. — Мальчишки ведь подрастут скоро, хотят в Москву поступать. Учёба дорогая, сам понимаешь.
— И при чём тут я? — спокойно спросила Женя.
— Женечка, ну ты же родная теперь, — Галина Петровна произнесла это с нарочитой мягкостью, — а у тебя премия была. Ты ведь сама рассказывала. Вот я и подумала — если бы ты помогла оплатить поступление...
Слова упали как камни.
— Простите, что? — Женя даже не сразу поверила.
— Не возмущайся, — всплеснула руками свекровь. — Мы же не чужие. Семья должна помогать!
Лариса неловко опустила глаза. Дмитрий смотрел в тарелку.
Станислав молчал. И это было хуже, чем если бы он согласился.
— Женя, — наконец сказал он, тихо, будто боялся собственных слов, — это не такая уж большая сумма.
— Стас, ты серьёзно? — Женя сжала ладони, чтобы не взорваться. — Это мои деньги.
— Наши, — быстро поправила свекровь. — Вы ведь семья. Всё общее.
Женя рассмеялась — коротко, нервно.
— Знаете, вы гениальны. У вас “всё общее” только когда дело касается денег. А когда меня оскорбляют — я вдруг чужая.
— Женечка, не надо злиться, — пропела Галина Петровна. — Просто надо думать не только о себе.
— Не только о себе? — Женя поднялась из-за стола. Голос дрожал. — А кто думал обо мне эти три года? Кто хоть раз спросил, как я живу, чем дышу, чего хочу?
— Опять истерика, — прошипела свекровь. — Женщина должна быть мудрой.
— Женщина должна быть уважаемой! — сорвалась Евгения.
Станислав вскочил.
— Женя, не кричи на маму!
— А кто на меня кричит? — она повернулась к нему. — Ты вообще понимаешь, что происходит? Они требуют мои деньги, а ты молчишь!
— Это временно, — пролепетал он. — Потом вернут.
— Да? — Женя наклонила голову. — Ты в это сам веришь?
Он ничего не ответил.
Тишина повисла над столом. Даже часы на стене будто остановились.
— Ладно, — сказала Женя тихо. — Всё ясно.
Она взяла сумку.
— Куда это ты? — вскинулась свекровь.
— Домой.
— Женя, подожди, — бросился за ней Станислав.
В прихожей он догнал её, схватил за руку.
— Не делай глупостей. Мы же можем всё обсудить.
— Мы? — Женя повернулась к нему. — Нет, Стас. Мы давно уже не мы.
Он опустил глаза.
Она выдернула руку, надела куртку и вышла, не оглядываясь.
Дома было тихо. Чересчур тихо.
Евгения достала чемодан, поставила на кровать. Начала складывать вещи. Машинально.
Футболки, рубашки, документы. Всё просто. Всё решено.
Телефон зазвонил снова. Станислав. Потом мама. Потом снова он.
Она отключила звук.
Ночь прошла без сна.
Под утро Женя сидела на подоконнике, смотрела на спящие дома. Слёзы высохли ещё вечером. Осталась только пустота — и странное ощущение свободы.
Утром она вызвала такси. Станислав ещё спал.
Оставила на столе записку:
«Не ищи. Я устала быть врагом в твоей семье. Береги себя».
Таксист помог донести чемодан.
Когда машина тронулась, телефон снова завибрировал. На экране — «Стас». Женя нажала «отклонить» и выключила совсем.
Через неделю она подала заявление на развод. Всё прошло быстро. Без сцен, без драмы. Сухие подписи, штамп, паспорт.
Юрист сказал:
— Простое дело. Без имущества — значит, без споров.
Она усмехнулась.
Без споров. Да если бы он знал, сколько споров она пережила за эти три года — не поверил бы.
Премию Женя перевела матери — пусть хоть кто-то порадуется.
Станислав писал каждый день:
«Женя, я всё понял. Вернись. Мама не будет вмешиваться».
«Женя, я скучаю».
«Женя, я люблю тебя».
Но Женя больше не верила словам.
Она видела: в их семье любовь всегда проигрывает привычке.
Через месяц она сняла новую квартиру.
Маленькая, но уютная. Белые стены, старый диван, крошечная кухня. Но — её. Только её.
По вечерам Женя заваривала чай, включала музыку и чувствовала тишину. Настоящую.
Без придыханий свекрови, без обвинений, без тяжёлых взглядов.
Иногда она вспоминала Стаса — не с ненавистью, а с грустью. Он был не плохим. Просто слабым.
А слабость, как она поняла, — страшнее злобы.
Финал.