– Тамара Ивановна, собирайте свои вещи. За вами приедут через час.
Голос невестки прозвучал ровно, без злобы, но и без тепла. Парализованная женщина лежала, уставившись в потолок, пытаясь осмыслить эти слова. Она медленно повернула голову. Губы не слушались, язык был тяжелый, как камень.
– Куда? Куда мы едем, Оля?
– В пансионат. Там вам будет лучше. Там есть специальный уход за лежачими больными, сиделки круглосуточно. Мы с этим не справляемся.
– А Сережа? – прошептала Тамара Ивановна, и внутри все сжалось от ледяного страха. – Сын знает?
– Сергей знает, – ответила Ольга и отвернулась к шкафу. – Он сам подписал документы.
Тамара Ивановна закрыла глаза. Значит, это правда. Не сон. Не бред после очередных таблеток. Ее выставляют. Из собственного дома. Из квартиры, которую она с мужем получила тридцать лет назад, в которой родился Сережа, в которой прошла вся ее жизнь.
Инсульт случился полгода назад. Она еще помнила тот день. Утром собиралась в поликлинику, голова закружилась, и дальше провал. Очнулась в больнице. Правая сторона не работала. Рука безжизненная, нога тоже. Говорить почти не могла. Врачи объяснили Сереже, что восстановление будет долгим. Может, год, может, два. А может, и не будет вовсе.
Сначала был санаторий. Массажи, процедуры, надежда. Потом ее привезли домой. И началось. Уход, памперсы, кормление с ложки. Ольга справлялась первый месяц. Потом стала раздражаться. Потом начала кричать. Потом перестала заходить в комнату без крайней необходимости.
– Я не могу больше, – говорила она Сереже по вечерам, когда думала, что Тамара Ивановна спит. – Я схожу с ума. Я забыла, когда последний раз нормально спала. Дети запущены, работа летит ко всем чертям. У меня моральное выгорание при уходе за ней. Я не железная.
– Потерпи еще немного, – отвечал Сергей. – Мама поправится.
– Она не поправится! – голос Ольги срывался. – Врачи сказали, что это может быть навсегда. Нам нужна сиделка для пожилого человека или место в пансионате. Я больше не могу.
Тамара Ивановна слышала эти разговоры и плакала беззвучно в темноте. Она понимала. Конечно, понимала. Она сама когда-то ухаживала за своей матерью. Знала, как это тяжело. Как выматывает душу и тело. Но тогда у нее не было выбора. Дома престарелых были страшными советскими богадельнями, куда отправляли самых несчастных и одиноких. А сейчас, говорят, другое дело. Современные пансионаты для пожилых с хорошими условиями.
Она читала в интернете, когда еще могла пользоваться планшетом, дома престарелых отзывы. Там писали по-разному. Кто-то хвалил, кто-то жаловался. Но все равно это было не дом. Это было изгнание.
Ольга достала из шкафа старый чемодан и начала складывать вещи. Халат. Ночные рубашки. Тапочки. Фотографию Сережи в рамке. Тамара Ивановна смотрела на эти сборы и не могла поверить, что это происходит с ней.
– Оля, – она собрала все силы, чтобы голос прозвучал внятно. – Прости меня. Если я была плохой свекровью.
Невестка замерла, не оборачиваясь.
– Вы не были плохой, – тихо сказала она. – Просто я устала. Мне тридцать пять, а я чувствую себя на шестьдесят. Я не помню, когда последний раз смеялась. Не помню, когда ходила в кино с мужем. Дети боятся заходить в вашу комнату, потому что вы лежите, как труп. Простите за грубость. Но это правда.
– Я не хотела, – прошептала Тамара Ивановна.
– Я знаю, – Ольга наконец обернулась, и на лице ее было что-то вроде усталой жалости. – Но это ничего не меняет.
Дверь открылась. Вошел Сергей. Он был бледный, глаза красные. Тамара Ивановна поняла, что он плакал. Сын подошел к кровати и опустился на колени рядом с ней.
– Мам, – голос его дрожал. – Прости. Я не знаю, как иначе.
Она хотела обнять его, но рука не поднималась. Хотела сказать, что все понимает, но язык не слушался. Только слезы потекли по щекам.
– Там хорошее место, – продолжал Сергей, глядя куда-то в сторону. – Я сам ездил, смотрел. Чистота, хорошие комнаты. Помощь престарелым на высоком уровне. Медсестры опытные. Будут делать массаж, следить за лекарствами. Ты не будешь одна.
– Я одна буду, – еле слышно сказала она. – Без вас.
– Мы будем приезжать. Каждую неделю. С детьми. Обещаю.
Он не смотрел ей в глаза, когда говорил это. И она знала, что обещание это пустое. Сначала приедут через неделю. Потом через две. Потом через месяц. Потом только на праздники. А потом и вовсе забудут. Так бывает всегда. Таков закон семьи и старости.
Воспоминание накрыло ее волной. Двадцать лет назад. Сережа приводит домой невесту. Оля. Симпатичная, но какая-то колючая. Они пили чай на кухне, и Тамара Ивановна сказала что-то про то, что Сережа любит суп погуще. Оля улыбнулась натянуто и ответила, что она не собирается готовить, как в столовой. Тамара Ивановна тогда обиделась. Потом были споры о свадьбе, о квартире, о детях. Отношения со свекровью у Ольги не складывались с самого начала.
Тамара Ивановна считала, что сын женился неудачно. Что Оля не ценит его, помыкает им. А Оля считала, что свекровь лезет в их жизнь, навязывает свои правила. Конфликт поколений, как потом объяснял Сергей, пытаясь примирить их. Но на самом деле это был просто конфликт двух женщин, которые любили одного мужчину по-разному и не хотели делиться.
Когда родился первый внук, Тамара Ивановна приезжала помогать. Ольга терпела ее присутствие со скрипом. Они постоянно спорили о том, как пеленать, чем кормить, когда гулять. Оля однажды сорвалась и крикнула, что Тамара Ивановна душит ее своей заботой. После этого они почти перестали общаться.
Тамара Ивановна приезжала к внукам раз в месяц, привозила подарки, гуляла с ними в парке. Ольга старалась в это время уйти из дома. Сергей метался между ними, пытаясь сохранить мир, но получалось плохо. Обида на детей копилась у Тамары Ивановны годами. Почему сын не заступается? Почему позволяет невестке так себя вести?
А потом случился инсульт. И все перевернулось.
Машина приехала ровно через час. Приехали двое. Мужчина и женщина в медицинских халатах. Они были вежливыми, спокойными. Перенесли Тамару Ивановну на носилки, накрыли одеялом, вынесли из квартиры. Сергей шел рядом, держа чемодан. Ольга осталась дома. Она не вышла даже попрощаться.
В машине было тепло. Мужчина за рулем молчал. Женщина сидела сзади, рядом с носилками, и иногда поправляла одеяло. Тамара Ивановна смотрела в окно. Город проплывал мимо. Знакомые улицы, магазины, дома. Все, что было ее жизнью. И она понимала, что больше не увидит этого.
Пансионат оказался за городом. Большое серое здание в три этажа. Вокруг деревья, дорожки, скамейки. Чистота, порядок. Но от этого не легче. Все равно это был не дом.
Ее поселили в комнату на двоих. Соседкой оказалась старая женщина по имени Евгения Петровна. Она могла ходить, опираясь на палку, и говорила без умолку. Рассказывала про свою жизнь, про детей, которые приезжают раз в полгода, про то, как тяжело стареть.
– Вы не переживайте, – сказала она Тамаре Ивановне в первый же вечер. – Тут ничего. Привыкнете. Кормят нормально, медсестры не бьют. Это уже хорошо. Я читала разные дома престарелых отзывы, прежде чем сюда попасть. Здесь одно из лучших мест.
Тамара Ивановна молчала. Она не хотела привыкать. Она хотела домой.
Дни потекли медленно и однообразно. Подъем в семь. Завтрак в восемь. Процедуры. Обед. Тихий час. Ужин. Сон. Медсестры были действительно хорошими. Делали массаж, меняли памперсы, помогали умываться. Но они были чужими. И Тамара Ивановна чувствовала себя не человеком, а обузой, которую обслуживают за деньги.
Сергей приехал через неделю. Один. Привез фрукты и журналы. Сидел рядом с кроватью полчаса, рассказывал о детях, о работе. Говорил, что Оля передает привет. Это было ложью, и они оба это знали.
– Как ты тут? – спросил он.
– Хорошо, – соврала она. – Меня тут хорошо кормят. Массаж делают. Уход за лежачим больным правильный.
– Вот и отлично, – Сергей заметно облегченно вздохнул. – Я переживал. Думал, будет хуже.
– Сынок, – она собралась с духом. – А когда я домой вернусь?
Он замялся.
– Мам, ну ты же понимаешь. Дома мы не могли. Оля работает, я работаю. Дети в школе. Некому было за тобой следить. А здесь все для этого есть.
– Обязанности детей перед родителями, – тихо сказала она. – Я тебя растила. Одна. После того, как отец ушел. Я стирала твои пеленки, водила в школу, лечила, когда болел. Я жизнь свою на тебя положила.
– Мам, не надо, – он отвел глаза. – Я все помню. Я благодарен. Но жизнь сложная. Мы не можем все бросить и ухаживать за тобой. Мы делаем, что можем.
Она поняла, что он не заберет ее. Никогда. Он уже принял решение. И оправдал его перед собой. Она теперь просто статья расходов. Пансионат для пожилых, который он оплачивает, и совесть спокойна.
Он уехал, пообещав приехать через неделю. Но приехал только через три. А потом через месяц. А потом звонил только по телефону. Голос его был виноватым, но он не предлагал забрать ее домой.
Тамара Ивановна лежала и думала о жизни. О том, что она сделала не так. Может, действительно была плохой свекровью? Может, слишком давила на сына, требовала внимания? Может, сама виновата в том, что произошло?
Евгения Петровна говорила ей по вечерам, что все старики думают об этом. Все винят себя. Все надеются, что дети одумаются и заберут. Но это случается редко.
– Надо принять, – говорила она. – Принять и жить дальше. Я вот приняла. Мне даже легче стало. Зачем мне дети, которые считают меня обузой? Я лучше одна.
Но Тамара Ивановна не могла принять. Она продолжала ждать. Каждый раз, когда открывалась дверь, она надеялась, что это Сергей пришел забрать ее.
Прошло полгода. Наступила зима. Тамара Ивановна немного начала восстанавливаться. Рука стала чуть-чуть двигаться. Речь стала четче. Врачи говорили, что прогресс хороший. Что если она продолжит заниматься, то через год сможет даже ходить с палочкой. Как пережить инсульт и вернуться к жизни, объясняла ей молодая реабилитолог.
Но Тамара Ивановна уже не хотела восстанавливаться. Она чувствовала, что внутри что-то сломалось. Не рука, не нога. Душа сломалась.
Перед Новым годом Сергей приехал с детьми. Внуки вошли в комнату робко, с опаской. Они принесли рисунки, открытки, сладости. Тамара Ивановна смотрела на них и с трудом сдерживала слезы. Они выросли. Старший уже почти подросток. Младший совсем большой.
– Бабушка, – сказал старший внук, – мама говорит, что ты скоро поправишься и вернешься домой.
Тамара Ивановна посмотрела на сына. Сергей сидел, опустив голову.
– Мама так говорит? – тихо спросила она.
– Да, – кивнул мальчик. – Она сказала, что мы должны тебя навестить, потому что ты скучаешь. И что скоро все будет хорошо.
Сергей поднял голову. На его лице была мука.
– Мам, я пытался, – сказал он. – Я предлагал Оле забрать тебя. Но она... она сказала, что уйдет. Заберет детей и уйдет. Я не могу потерять семью.
– Значит, ты потерял меня, – спокойно сказала Тамара Ивановна.
Он заплакал. Сидел и плакал, как маленький. Дети испуганно смотрели на него. А Тамара Ивановна вдруг поняла, что ей его жаль. Жаль слабого, запутавшегося мужчину, который разрывается между женой и матерью. Который не может выбрать. Который мучается, но ничего не делает.
– Иди, – сказала она. – Иди к своей семье. Живи. Я не держу тебя.
– Мам, но ты же...
– Я приняла, – перебила его Тамара Ивановна. – Понимаешь? Я приняла это. Ты сделал свой выбор. И я с ним смирилась.
Он еще хотел что-то сказать, но она отвернулась к стене. Больше не хотела смотреть на него. Услышала, как он встал, вывел детей, закрыл дверь.
Евгения Петровна, которая все это время молча сидела на своей кровати, вздохнула.
– Тяжело, – сказала она. – Но правильно. Теперь хоть боль утихнет. Когда перестаешь ждать, становится легче.
И это была правда. Тамара Ивановна действительно почувствовала что-то похожее на облегчение. Она больше не ждала. Больше не надеялась. Она просто жила. День за днем. В своей комнате, в своей кровати, в своей тихой старости.
Весной у нее появилась сиделка для пожилого человека. Молодая девушка по имени Наташа. Она приходила три раза в неделю, помогала с упражнениями, читала книги, разговаривала. Наташа была веселой и доброй. Она рассказывала о своей жизни, о парне, о планах на будущее. И постепенно Тамара Ивановна начала снова чувствовать себя живой.
Они разговаривали обо всем. О еде, о погоде, о телевизоре. Иногда о прошлом. Тамара Ивановна рассказала ей про Сергея, про Ольгу, про то, как оказалась здесь.
– А вы не злитесь? – спросила Наташа.
– Злилась, – призналась Тамара Ивановна. – Долго. А потом поняла, что злость съедает меня саму. Они-то живут себе дальше. А я тут умираю от обиды.
– Мудро, – кивнула Наташа.
– Не мудро, – возразила Тамара Ивановна. – Просто сил не осталось злиться.
Прошел еще год. Тамара Ивановна научилась сидеть в кресле. Могла сама есть левой рукой. Речь почти восстановилась. Врачи говорили, что это чудо. Что при таком инсульте редко бывает такой прогресс.
Но домой она не просилась. Дом больше не был домом. Дом был там, где ждут. А ее больше никто не ждал.
Сергей звонил раз в месяц. Спрашивал, как дела. Она отвечала, что хорошо. Он облегченно вздыхал и обещал приехать. Но не приезжал.
Однажды утром к ней пришла заведующая пансионатом. Сказала, что есть разговор.
– Тамара Ивановна, – начала она осторожно. – Ваш сын перестал оплачивать пребывание здесь. Уже три месяца долг. Мы пытались с ним связаться, но он не отвечает.
Тамара Ивановна кивнула. Она почему-то не удивилась.
– Что это значит? – спросила она.
– Это значит, что через месяц мы вынуждены будем вас выписать. Если долг не погасят, вам придется переехать в государственное учреждение. Там условия хуже.
– Я понимаю, – сказала Тамара Ивановна.
Вечером она лежала и смотрела в потолок. Думала о жизни. О том, что она прожила ее неправильно. Слишком много отдавала, слишком мало получала. Слишком любила, слишком ждала любви в ответ.
На следующий день позвонила Наташа.
– Тамара Ивановна, я слышала, – сказала она. – Про оплату. Я хочу помочь.
– Как? – устало спросила старая женщина.
– Я нашла фонд. Они помогают одиноким пожилым людям. Там нужно заполнить документы, и они могут оплачивать ваше пребывание здесь. Не все, но большую часть. А я доплачу остальное. У меня есть немного сбережений.
– Зачем ты это делаешь? – прошептала Тамара Ивановна.
– Потому что вы хороший человек, – просто ответила Наташа. – И вы не заслуживаете того, что с вами делают.
Тамара Ивановна заплакала. Впервые за много месяцев. Но это были другие слезы. Не от обиды. От чего-то другого.
Прошло еще полгода. Фонд действительно помог. Документы оформили быстро. Теперь государство оплачивало большую часть расходов, а Наташа доплачивала остальное. Она приходила каждый день. Стала не просто сиделкой, а почти дочерью.
Как-то раз Наташа пришла с новостями.
– Тамара Ивановна, – сказала она. – Я встретила вашего сына.
Старая женщина замерла.
– Где?
– Возле пансионата. Он стоял у ворот. Я спросила, что ему нужно. Он сказал, что хотел зайти, но боится.
– Боится чего?
– Вас. Он боится, что вы не простите его. Что прогоните.
Тамара Ивановна долго молчала. Потом сказала:
– Передай ему, что я не прощу. Но и не прогоню. Если хочет прийти, пусть приходит.
Сергей пришел на следующий день. Он был какой-то постаревший, уставший. Сел на стул рядом с креслом, в котором сидела мать. Долго молчал.
– Мам, – наконец сказал он. – Я все испортил. Я понимаю. Оля ушла. Забрала детей. Сказала, что я слабак. Что не смог защитить ни тебя, ни ее. Что я никто.
– И она права, – спокойно ответила Тамара Ивановна.
Он поднял на нее глаза. Они были красными.
– Я хотел сказать, что люблю тебя. Что мне очень жаль. Что я готов теперь...
– Поздно, – перебила она. – Я уже не та. Я уже не мать, которая все простит. Я старая, больная женщина, которая научилась жить без тебя. И мне здесь хорошо. Здесь меня не предавали.
– Так что мне теперь делать? – беспомощно спросил он.
– Жить, – сказала Тамара Ивановна. – Жить со своим выбором. Я не могу тебе помочь. Ты сам должен найти себя.
Он сидел еще некоторое время, потом встал и ушел. Больше не приходил.
А Тамара Ивановна осталась. В своей комнате, со своей соседкой, со своей сиделкой Наташей, которая стала ей ближе родной дочери. Она научилась ходить с палочкой. Гуляла по территории пансионата. Разговаривала с другими стариками. Читала книги. Смотрела телевизор.
Она больше не ждала сына. Не ждала прощения. Не ждала возвращения домой.
Она просто жила. И это было самое главное.
Однажды вечером, когда Наташа читала ей очередную книгу, Тамара Ивановна вдруг спросила:
– Наташа, а почему ты действительно мне помогаешь? Правду скажи.
Девушка закрыла книгу и задумалась.
– Потому что моя бабушка умерла одна, – тихо сказала она. – В таком же доме престарелых. Я была слишком занята своей жизнью, чтобы приезжать к ней. А когда приехала, было поздно. И я дала себе слово, что если когда-нибудь встречу человека, которому плохо, я помогу. Чтобы искупить свою вину.
– Ты хорошая девочка, – сказала Тамара Ивановна.
– А вы сильная женщина, – ответила Наташа. – Не каждый смог бы так принять жизнь.
Они сидели в тишине. За окном опускались сумерки. Где-то далеко жил своей жизнью Сергей. Где-то были внуки, которые уже забыли бабушку. Где-то была квартира, которая больше не была домом.
Но здесь, в этой маленькой комнате, рядом с чужим человеком, который стал роднее родных, Тамара Ивановна чувствовала себя спокойно.
Она нашла свой мир. Не тот, который хотела. Но тот, который у нее был.
И этого оказалось достаточно.
– Наташа, – сказала она. – Читай дальше. Мне интересно, чем закончится эта история.
– Хорошо, – улыбнулась девушка и открыла книгу. – Слушайте.