Маленьким городам очень идет осень. Там двухэтажные дома с эркерами, рядом с ними любое дерево кажется большим, раскидистым.
Эти дома под деревьями становятся еще милее и колоритнее, когда их треугольные крыши засыпаны листьями.
В маленьких городах с листьями не борются так неистово, как в столицах, листья себе
лежат в палисадниках и на тротуарах, вихрем летят в лобовое стекло. Создают настроения.
Пустой утренний Псков выглядел уютным, «позолоченным», и я в третий раз пожалела, что не могу там остаться хотя бы на день.
Но таксист, который вез нас в Михайловское, два часа рассказывал, что не стоит обольщаться. Хотя я его ни о чем не спрашивала. Но он и не ждал. А говорил непрерывно, как здоровенный волнистый попугайчик. И все непечатно по соображениям цензуры. Из безопасного:
- Заметил, что собаки в городе на зеленый свет дорогу переходят. Я слежу специально. Они смотрят на светофор. Они научились! А люди нет.
- Видите, везде клюкву продают? (В трехлитровых баллонах). Ягод в этом году много. И птицы их едят как не в себя. Говорят, к суровой зиме.
- А отсюда, если повернуть, там такие леса начинаются - мама, не горюй! Если заблудишься, можешь и не вернуться.
- ?!
- Теща девочкой во время войны с матерью в те леса ушли, и немцы их не нашли. До лета 44-го там и жили.
А после 44-го много немецких термосов для кофе находили в лесу,
- Каких термосов?
- Со сбитых самолетов. У немецких летчиков всегда были термосы с кофе.
- Говорят, в Торжке медведи стали в город заходить
А у нас тоже! Я в 5 километрах от города живу, у нас рядом медведь пасеку разорил!
- Вон, видали - водку в пластиковых бутылках продают и без акциза. И сигареты какие хочешь - хочешь, белорусские, хочешь, казахские!
- А кто их крышует, знаете?
- Не знаю и знать не хочу.
- Ну, вы поняли.
И внезапное:
- Ближе к Михайловскому и природа красивее. В ней появляется поэзия.
Давно я мечтала вернуться в «псковские дали». Не могу называть эту внезапную поездку погоней за ресурсом, потому что погоня - слишком энергичное слово. Ищешь источники энергии и просто что-то хорошее, чистое. А «пушгоры» именно такие.
В деревне Бугрово топят дровами, в воздухе пахнет и живым деревом, и дымком. А кругом да, действительно дали. Те самые. Это когда со всех сторон простор, когда можешь дотянуться взглядом очень-очень далеко и там тоже будет красиво. Это удивительно разворачивает внутренние карты, перспективы, картины. Будто и в них начинаешь дотягиваться до какой-то новой дали. Красота снаружи переливается вовнутрь, и суета сразу стихает.
Из той пищи, которая не духовная, сегодня пробовала лесные грибы с клюквой. И даже после томления в сливках они не потеряли свой лесной дух. Ммм magnifique!
- Спасибо, очень вкусно! - сказали мы официанту.
- Та не за что, - ответил он и скромно махнул рукой.
Жду встречи, разумеется мимолетной, с духом Пушкина. Все же тут так хорошо не только из-за природных красот. А потому что Пушкин во всем.
***
Пока мы шли в Михайловское, рядом бежали три беспородные собаки. Бежали очень целеустремленно, будто их сильно звали и ждали.
На простор - к реке и мельнице мы с собаками вышли одновременно.
И что они сделали?
Они бросились с горки вниз и давай скакать и кувыркаться. Это и была их цель, и ровно то, что хотелось сделать всем мне.
Когда идешь-идешь через лес со всеми его тенями, а перед этим едешь на машине, а перед этим на поезде (а до этого еще долго живешь вдалеке), то все время ждешь встречи, даже забыв, с чем конкретно.
А тут ррраз и перед тобой развертывется эдакое раздолье! Повалиться на траву и катиться с горки - самое верное. Но как обычно «от людей неудобно», да и перед Пушкиным.
***
Пенсионеры на экскурсии сразу видно - заинтересованные, заряженные, на лицах - воодушевление, а школьники - скучающие, с утра уставшие, на лицах недовольство, прыщи и накладные ресницы.
- Вот это его усадебный дом?
- Какой маленький домик!
- Пушкин видел этот дуб?
- Конкретно этот - нет, но…
- А че вы тогда говорите?
- Юрасик, встань, сфотографируемся для мамы…
- А я для бабушки хочу!
***
Семейные пары возвращают на землю.
- Где нормально? Ничего не нормально! Перефоткивай! Я последнее время нефотогеничная.
- Последние двадцать лет?
- Кирпича просишь.
- Я никогда не ору без повода.
- А утром сегодня?
Составляющие счастья известны, но оно всегда необъяснимо.
Летают маленькие птички - если не воробьи и не синички, то не знаю кто. Такие, с красными щечками. Нарезают в воздухе невидимые синусоиды: вверх-вниз, долго не присаживаясь.
Сосновые иголки летят по двое, закручиваясь.
Листья летят по одному, качаясь справа налево.
Маленькие стрекозы - по ломаной траектории.
Цапля, которая долго стояла в одной позе, расправляет крылья. Облака наслаиваются и составляют лестницу в небо. Неба и воздуха непривычно много, хочется втянуть их глубоко в себя.
Трехцветная кошка приходит на крыльцо и садится на солнышке.
И все одновременно.
- При Пушкине тут было многолюдно, работа кипела: мельница крутилась, поля обрабатывались, в озерах ловили рыбу…
Счастье налетает, а потом откатывается, как возвращается в свою хорошо законспирированную нору. Счастье неизбежно проходит, ему нужны свежие соки. А покой и воля остаются. Тут в Михайловском остаются.
А нам-то уезжать придется.
***
Это я на фоне дуба уединенного.
Того самого, по которому «ходит кот ученый», написала я ничтоже сумняшеся в личном сообщении. И там все поняли)
Дуб тот самый в смысле, что Пушкин смотрел именно на него. Дуб жив, за ним присматривают, лечат. К нему запрещено приближаться.
А старые липы такие огромные, фантосмогорически!
В Тригорском - свое волшебство. Сцены из «Онегина»представляются легко, как теперь говорят, визуализируются. Скамья Онегина, аллея Татьяны…
История семьи Осиповых-Вульфов сплелась с историей семейства Лариных, и это уже навсегда.
Мозгу же все равно - на самом это деле или нет, если ты хорошо представляешь, как все было.
А я хорошо представляю. Как они тут ходили вокруг солнечных часов, сидели над рекой с книжкой - в красивых платьях. Или срывали мать-и -мачеху от кашля в Аптекарском огороде.
А тут и Пушкин прискакивает из своего Михайловского в меланхолическом настроении…
И сразу идет в дом, чай пить с крыжовенным вареньем.
Там неправдоподобная тишина стоит, особенно до тех пор, пока не включат газонокосилку. Тут волшебство немножко ломается.
В таком месте, мне кажется, косить надо косами, а косцы чтобы в косоворотках.
Рыбаки чтобы сетями ловили рыбу в прудах. А девушки чтобы грибы собирали или малину и пели, как в опере.
На такое каждый бы хотел посмотреть)
Просто декорации все еще каким-то чудом идеальные. Почти без примет времени.
И дуб тот самый.
***
Хотелось остаться и написать свой «Заповедник». Экскурсовод по секрету рассказал, что директор заповедника терпеть не мог Довлатова: тут он был подчиненным, у которого большие проблемы с дисциплиной.
И алкоголем.
В заповеднике с большой иронией относятся к домам-музеям Довлатова — это не совсем дома и еще менее - музеи. Но людям надо увидеть хотя бы те «щели в полу, через которые в дом заходили бездомные собаки». С этим нет проблем - на звание дома-музея Довлатова претендует три аутентичных избы. Жил ли в них писатель - точно неизвестно и наверное, неважно.
В сувенирных лавках кружек с Довлатовым почти столько же, сколько с Пушкиным.
Уезжать не хотелось, оставаться невозможно.
Хотя некоторые решаются. Вокруг Тригорского и Пушгор много аккуратных домиков с идеальными газонами и подстриженными кустами. Это т.н. дачники из Петербурга и Москвы. Кто-то живет круглый год, кто-то наездами. Никаких грядок, курятников, если яблони - то ради декора.
Сельское хозяйство изжито. Поля зарастают деревьями и кустами. Другие времена.
- На этом поле сажали лен, а тут горох, там рожь и пшеницу… А ваша модная гостиница стоит на фундаменте нашего коровника. Заходишь — направо корова Машка, налево конь Яшка - сказал таксист весело.
Заповедный воздух и заповедные виды теперь продаются лучше, чем горох и лен.
В последний день концентрация красот в одном месте в одно время казалась срежиссированной, причем неправдоподобно, не «как в жизни».
Смотрите
Лебеди в озере плывут, подняв крылья парусом, верхнее перо закругляется, как на шляпе. С ними их серый лебеденок.
По поляне бегает черная собака, на фоне соснового леса пасется две белых лошади, когда они трясут гривой, звякают уздечки.
Цветет и пахнет море чабреца.
В небе летят гуси, сначала правильным клином, потом нарушают строй, потом снова выстраиваются.
И кричат по своим причинам, но нам же кажется, что прощаются.
На отмелях вдалеке сидят цапли, много белых цапель. В какой-то момент они взлетают, и становится слышно, как их большие крылья режут воздух и он гудит. Цапли делают круг и садятся обратно.
Из глубины лесов прилетают запахи мокрых листьев, трав, грибов, лисьих нор… И дятлы стучат и стучат, но не показываются.
По дорожке под елям идут две женщины, и одна из них говорит:
- В этом году мы закончили забор на даче, влетело в копеечку, но…
Где-то рычит мотор и тоже напоминает, как звучит жизнь за пределами заповедника.
Раз я не хочу за эти пределы, значит ли это, что я не справляюсь с настоящей жизнью? Кто вообще знает, где настоящая?