— ...а я ему говорю, ты сначала на такую машину заработай, а потом уже критикуй, как я паркуюсь! — громогласно вещал Сергей, брат Андрея, и вся компания за столом взорвалась хохотом.
Лена, его жена, всхрапывая от смеха, едва не выплеснула дешёвое игристое вино из высокого бокала. Валентина Петровна, свекровь, смотрела на своего младшего сына с обожанием, словно он только что рассказал не пошлый анекдот про соседа, а как минимум защитил докторскую диссертацию. Её ладонь одобрительно похлопывала по плечу старшего, Андрея, мужа Марины.
— Молодцы, орлы мои! — произнесла она с материнской гордостью, обводя взглядом своих сыновей. — Мужики должны быть с юмором, с напором. Не то что некоторые...
Последние слова были брошены в сторону кухни, где над плитой колдовала Марина. Воздух в их небольшой двухкомнатной квартире пропитался запахами майонезного салата, горячих бутербродов с сыром и вот этого самого шампанского — сладкого, как сироп от кашля, которое Андрей купил по акции «два по цене одного».
Марина помешивала в сковороде грибы для жюльена, и спиной чувствовала этот смех, эти взгляды. За десять лет брака она научилась распознавать все его оттенки: насмешливый, снисходительный, откровенно издевательский. Сегодня в нём смешалось всё. Это был традиционный субботний ужин с роднёй мужа, ритуал, который она ненавидела всей душой, но безропотно сносила, как затяжную осеннюю простуду.
— Маринка, ты там не уснула у плиты? Гости голодные! — крикнул Андрей, и его голос, пропитанный вином и самодовольством, резанул по ушам.
Она не ответила. Молча разложила горячую закуску по кокотницам, посыпала тёртым сыром и поставила в духовку. Каждое движение было выверенным, точным, как бухгалтерский отчёт. В этом была вся она — Марина, женщина, которая умела считать, планировать и хранить документы. В отличие от своего мужа, который умел только производить впечатление.
Он был хорош в этом, не поспоришь. Дорогие часы, купленные в кредит. Костюм, на который она откладывала полгода, ужимая семейный бюджет. Истории о несуществующих сделках и влиятельных знакомых. Его родственники верили каждому слову, глядя на него с открытыми ртами. Они не знали, что за глянцевым фасадом «успешного менеджера» скрывались просроченные платежи по кредитке и постоянные просьбы «перехватить до зарплаты».
— Вот она у меня экономка, — громко сказал Андрей, когда Марина наконец поставила на стол румяный жюльен. Он с чавканьем подцепил вилкой большой кусок курицы. — Купон на всё ищет, даже на шампунь. Я ей говорю, ты скоро на воздух скидку попросишь!
Сергей и Лена снова зашлись в гоготе. Лена прыснула прямо в бокал, заливаясь краской. Валентина Петровна довольно кивнула, поджав губы.
— Правильно. «Женщина должна быть хозяйственной», —нравоучительно произнесла она. — А то некоторые сейчас привыкли на всём готовом жить. Муж и так ей крышу над головой дал, а она ещё и недовольна. Благодарить надо!
Марина застыла. Что-то внутри, какая-то туго натянутая струна, которая звенела все эти десять лет, оглушительно лопнула. Она смотрела на их лица — раскрасневшиеся от алкоголя, самодовольные, чужие. Они сидели в её квартире. Ели еду, купленную на её деньги. И смеялись над тем, как она пытается сэкономить, чтобы покрыть долги мужа.
Она вытерла руки о кухонное полотенце. Её пальцы не дрожали. Наоборот, в теле появилась какая-то ледяная решимость. Она молча подошла к старому буфету, где вперемешку с праздничной посудой и аптечкой хранились важные документы. Её пальцы безошибочно нашли то, что нужно — синюю папку на завязках. Ту самую, о которой все давно забыли.
Марина вернулась к столу и положила папку рядом со своей тарелкой. Звук плотного картона, ударившегося о скатерть, заставил всех замолчать.
— Раз экономка, значит, и квартира экономная, — спокойно и отчётливо произнесла она, глядя прямо в глаза мужу. — На меня оформлена.
Смех за столом не просто оборвался. Он будто испарился, втянулся обратно в лёгкие и застрял там колючим комком. Андрей замер с вилкой на полпути ко рту. Лена перестала хихикать и вытаращила накрашенные ресницы. Сергей нахмурился, пытаясь понять, шутка это или нет.
Только Валентина Петровна пришла в себя первой.
— Что ты такое говоришь, Марина? Совсем ума лишилась? — прошипела она. — Квартира общая, куплена в браке. Андрей — хозяин в доме!
— Нет, Валентина Петровна, — так же тихо, но твёрдо ответила Марина. Она развязала тесёмки на папке и достала несколько листов. — Квартира моя. Лично моя. И куплена она на деньги моих родителей. Вот, — она положила на стол договор дарения на сумму первого взноса. — А вот, — рядом лёг другой документ, — брачный договор. Тот самый, который Андрей подписал десять лет назад, «чтобы не портить отношения».
Наступила абсолютная, звенящая тишина. Было слышно, как гудит холодильник на кухне и как за окном проехала машина, обдав улицу волной мокрого снега. Андрей смотрел на документы, и его лицо медленно приобретало цвет обоев в прихожей — блёкло-бежевый.
— Ты... ты что, серьёзно? — выдавил он.
— А я когда-нибудь шутила по поводу документов? — Марина чуть склонила голову. — Ты же сам всегда говорил: «Маринка у нас дотошная, каждая бумажка к бумажке». Вот и здесь всё так. Бумажка к бумажке.
Вечер был безнадёжно испорчен. Родственники ретировались так быстро, словно в квартире объявили пожарную тревогу. Валентина Петровна на прощание бросила на невестку взгляд, полный яда, и прошипела Андрею: «Разберись с ней!»
Когда за ними закрылась дверь, Андрей рухнул на стул.
— Марин, это что сейчас было? Зачем ты так? Перед родными...
— А как, Андрей? Как надо было? Улыбаться, когда меня унижают в моём же доме? Когда надо мной смеются, потому что я пытаюсь закрыть дыры в бюджете, которые создаёшь ты?
Он вскочил, забегал по комнате.
— Какие дыры? Я работаю, приношу деньги в семью! Я...
— Ты приносишь ровно столько, чтобы оплатить кредит за свои часы и заправить машину! — отрезала Марина. — Коммуналка, еда, бытовая химия, одежда — всё на мне. Я не жаловалась, Андрей. Десять лет не жаловалась. Но сегодня... сегодня была последняя капля.
Ночь они провели в разных комнатах. Марина лежала на диване в гостиной и впервые за долгие годы не могла уснуть. Она прокручивала в голове события вечера и не чувствовала ни капли сожаления. Только холодное, звенящее ощущение свободы. Словно она сбросила с плеч тяжёлый рюкзак, который носила так долго, что уже свыклась с его весом.
Наутро Андрей был тихим и подчёркнуто вежливым. Он сам сварил себе кофе и, не глядя на неё, ушёл в спальню. Марина слышала, как он шуршит бумагами. Он проверял. Он сидел там почти час, перечитывая каждую строчку, каждую букву в документах, которые он когда-то подписал, не глядя.
Когда он вышел, на нём не было лица. Ушла вся его напускная бравада, весь его дешёвый лоск. Перед ней стоял растерянный, испуганный сорокалетний мужчина.
— Это правда, — сказал он глухо, глядя куда-то в стену. — Всё правда. Квартира твоя.
— Да, — спокойно подтвердила она.
Он поднял на неё глаза, и в них плескалась смесь обиды, злости и страха.
— И что теперь? Ты меня выгонишь?
Марина посмотрела на него. На человека, с которым прожила десять лет. Которого когда-то, кажется, даже любила. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме усталости.
— Я не знаю, Андрей, — честно ответила она. — Я пока не знаю.
Он молча оделся и ушёл. Она знала, куда он пошёл. К матери. За советом, за поддержкой, за тем, чтобы ему сказали, что он прав, а она — коварная и неблагодарная змея.
Телефон зазвонил через полчаса. Номер свекрови. Марина смотрела на экран несколько секунд, а потом нажала кнопку сброса. Потом ещё раз. И ещё. На пятый раз телефон замолчал.
Она подошла к окну. Во дворе дети лепили снеговика из первого, липкого снега. Жизнь продолжалась. Но Марина знала, что её собственная жизнь с этого дня уже никогда не будет прежней. Она сделала первый шаг. Самый трудный. И теперь дороги назад не было. Впереди была неизвестность, но она почему-то совсем не пугала. Наоборот, впервые за долгое время она смотрела в будущее с надеждой.