Алина продала свою однокомнатную квартиру, вложила все силы и средства, чтобы купить свое двухэтажное гнездышко за городом.
И для нее было принципиально важно, чтобы после покупки дом был оформлен в общую совместную собственность с мужем Егором.
Мужчина оценил этот жест. Он сам, без напоминаний, вложился в ремонт, таскал мешки с цементом, красил стены и вкручивал люстры.
Дом пах свежей краской, древесиной и счастьем. Они мечтали о детской, о том, как будут выращивать свой сад и принимать гостей.
Идиллию, как это часто бывает, разрушила один человек — свекровь Нина Ивановна.
Она приехала в один из воскресных дней, нагруженная банками с солеными огурцами.
Ее визиты всегда были подобны внезапному похолоданию — солнечное настроение мгновенно сменялось предчувствием бури.
Сергей Петрович почти не навещал семью младшего сына, предпочитая проводить время в более веселых заведениях.
Старший сын Ефим вообще был частым гостем в вытрезвителе и отделении полиции.
Все заботы и тревоги Нины Ивановны были сосредоточены на Егоре — единственной, как она считала, опоре в семье.
Попив чаю и похвалив пирог, испеченный Алиной, Нина Ивановна вздохнула так глубоко, словно готовилась объявить о кончине света.
— Егор, нам с тобой нужно серьезно поговорить, — начала она, отставляя чашку в сторону.
Егор перевел взгляд с Алины на мать. Он прекрасно знал эту интонацию.
— Говори, мам. Что случилось?
— Случилось? — она всплеснула руками. — Да ты посмотри на себя! Ты живешь в доме, который тебе не принадлежит!
Алина замерла с чашкой в руках. Егор нахмурился.
— Мама, о чем ты? Этот дом общий наш с Алиной. Мы же тебе объясняли...
— Фигня это все! — отмахнулась Нина Ивановна. — Оформили, не оформили... Она в любой момент может тебя выставить на улицу, а я за тебя боюсь! Понимаешь? Материнское сердце чувствует опасность. У меня бессонница из-за этого начались.
— Нина Ивановна, какой смысл мне выставлять Егора? Я его люблю. Это наш общий дом. Мы его вместе обустраиваем, — Алина не выдержала.
— Любовь любовью, — ядовито заметила свекровь, — а жизнь жизнью. Разведетесь — и останешься ты с этим домом, а мой сын — ни с чем. А у меня, — она понизила голос, хотя кроме них в доме никого не было, — у меня, между прочим, опыт. Я с твоим отцом, Егор, сколько лет мучаюсь? Он все проигрывает. Весь в долгах как в шелках. А Ефим мой... — она махнула рукой, и в этом жесте было столько отчаяния и усталости, что Алина на мгновение почувствовала к ней жалость, но лишь на мгновение.
— Так вот, — Нина Ивановна выпрямилась, и в ее глазах загорелся огонек надежды. — Я придумала, как все обезопасить. Ты должен взять кредит и купить квартиру.
В комнате повисла гробовая тишина.
— Какую еще квартиру? — не понял Егор. — У нас есть дом. Зачем мне квартира?
— Именно! — воскликнула Нина Ивановна. — Квартиру ты купишь и оформишь на меня. Надежно, как в сейфе. Я твоя мать, я тебя никогда не предам. И Алина не сможет на нее претендовать в случае чего. А ты будешь знать, что у тебя есть твое личное, неприкосновенное жилье.
Алина посмотрела на свекровь с открытым ртом. Логика ее была настолько чудовищной, что не поддавалась осмыслению.
— Погоди, мама, — Егор протер ладонью лицо. — Ты предлагаешь мне взять кредит на 20 лет, купить квартиру и подарить ее тебе?
— Не подарить, а оформить на меня для надежности! — поправила она. — Я же для тебя стараюсь, а платить мы будем... ну, ты же работаешь.
— У нас с Алиной общий бюджет, — холодно заметил Егор. — Все деньги — наши общие, и платить 20 лет из нашего общего бюджета за квартиру, которая будет твоей, я не стану! Мама, ты слышишь меня?
— А она не должна знать! — прошептала Нина Ивановна, многозначительно глядя в сторону Алины, как будто та была не женой сына, а шпионкой вражеской разведки. — Втайне от нее можно все сделать. Ты можешь сказать, что у тебя на работе задержки с зарплатой, или премии отменили. Мы с тобой как-нибудь справимся.
Алина встала. Она больше не могла слушать бред свекрови, которая превратила свой визит в фарс.
— Вы сейчас серьезно? — ее голос задрожал от возмущения. — Вы в моем доме, за моим столом, при мне предлагаете моему мужу взять тайком от меня кредит и оформить собственность на вас? Это что за план такой гениальный?
— Твой дом! — язвительно улыбнулась Нина Ивановна. — Вот именно, что твой. А я о сыне беспокоюсь. У вас, молодых, шансов развестись и имущество поделить гораздо больше, чем у меня. Хотя... — она задумалась, — если бы не боялась остаться без жилья, я бы уже давно его бросила. Да и Ефим мой... он долго не протянет, пьет ведь как проклятый.
Егор встал рядом с Алиной. Он был бледен. В его глазах читалось разочарование, усталость и гнев.
— Мама, хватит. Никаких кредитов я брать не буду. Ни на себя, ни на кого. У меня есть семья, есть дом, который я считаю своим, потому что моя жена мне доверяет больше, чем ты, судя по всему, своему сыну. Твое предложение — это оскорбление и для Алины, и для меня.
Нина Ивановна побледнела. Она ждала благодарности, слез умиления, а получила жесткий отпор. Ее лицо исказилось от обиды.
— Так? Значит, я тебе чужая? Я, которая жизнь для тебя положила? А она, которая в любой момент может тебя выгнать, — родная?
— Алина меня не выгонит, потому что мы — одна семья, — твердо заявил Егор. — А твой план мог разрушить нашу семью. Я не хочу этого даже обсуждать. Ответ — нет!
Нина Ивановна поднялась с места, величественная и оскорбленная до глубины души.
— Я все поняла. Сыночек нашел себе новую семью, а мать, которая ночи не спала из-за него, больше не нужна. Прекрасно. Очень хорошо.
Она молча, с гордо поднятой головой, взяла в руки свою сумочку и вышла, хлопнув дверью.
*****
С тех пор прошло две недели. Нина Ивановна не звонила. Она ждала и была уверена, что Егор одумается, поймет, какая у него "золотая" мать, и приползет к ней с извинениями.
Она представляла, как он будет умолять ее простить, а она, великодушная, возможно, простит.
Может быть, даже смягчится и предложит оформить квартиру не полностью на себя, а, скажем, в долевую собственность.
Ведь она не жадная. Она просто беспокоится за своего младшего сына. Однако Егор не звонил.
Предложение ударило по самому дорогому — по доверию, по его отношениям с женой.
Он видел, как Алина переживала, как в первые дни после визита свекрови вздрагивала при каждом его шаге, словно боялась, что он и правда пойдет в банк.
Супруги много разговаривали по ночам, держась за руки в темноте.
— Ты уверен? — шептала Алина. — Она же твоя мать. Может, стоит...
— Нет, — твердо отвечал Егор. — Есть вещи, на которые нельзя закрывать глаза. Она предложила мне обманывать тебя, годами скрывать от тебя долг и лишить тебя и наших будущих детей финансовой стабильности ради своей причудливой "безопасности".
А Нина Ивановна сидела в своей квартире, которую она делила с вечно отсутствующим Сергеем Петровичем и изредка навещавшим ее Ефимом, и ждала.
Она посмотрела на фотографию, где маленький Егор обнимал ее за шею, и покачала головой.
"Неблагодарный, — с горечью подумала Нина Ивановна. — Ослеп и попал под каблук".
Женщина не понимала, что ее маниакальное желание обезопасить сына любыми, даже самыми безумными способами, на самом деле было отчаянной попыткой обезопасить саму себя.
Увидев стабильность и любовь в доме Егора, она, сама того не осознавая, захотела отнять часть этой стабильности и для себя.
И теперь, получив отказ, Нина Ивановна сидела в тишине, в окружении долгов мужа и безысходности старшего сына, и ждала звонка, который так и не раздался.
То, что Егор не позвонит с извинениями, женщина поняла через месяц, и ей стало больно и обидно.
Чтобы куда-то выплеснуть свой гнев, Нина Ивановна набрала номер невестки. Едва Алина ответила, как свекровь тут же спустила на нее всех собак:
— Хочешь, значит, моего сына ни с чем оставить? Запудрила мозги и радуешься, да? Против матери настроила! Где такое вообще видано? Я ведь ничего плохого не предлагала...
— Да? Скрыть кредит и квартиру от меня, по вашему, ничего плохого? — холодно спросила Алина.
— Ты ничего не понимаешь! Вот когда будет у тебя свой сын, тогда ты меня поймешь! — процедила сквозь зубы Нина Ивановна.
— Такой, как вы, я точно не буду! — решительно возразила девушка.
Свекровь в ответ громко взвизгнула и бросила трубку. Больше Нина Ивановна не звонила.