- Возьмите, я принесла, - Марина заталкивала скомканную полиэтиленовую пленку в одну из ячеек решетки на окне. Когда рука Анны протянулась за ней, Марина увидела, как та исхудала, как обвисла кожа…
- Не бойтесь, ничего нам с вами за это не будет… Он уехал… Я сама слышала шум мотора, и услышу, когда он будет возвращаться обратно. Он никогда не уезжает надолго. Минут на двадцать от силы, и ключ увозит с собой. Но хоть это-то передать вам успею…
- Как ты? – спросила Анна с глубокой жалостью.
Она сама выглядела – краше в гро-б кладут. Но, видимо, на себя Анна уже махнула рукой. Она сострадала Марине и хотела, чтобы та как-то выбралась из всего этого….
- Я…я не знаю, - Марина говорила быстро и тихо, словно подсознательно боялась, что Анатолий и тут ее может подслушать, - Он сумасшедший. Он говорит, что этот дом – подходящее место, чтобы жить тут, растить детей… С него станется поселиться тут, плюнув на все…Скоро осень…зима…Что он тогда намерен делать с вами? Вы не выдержите тут в холода. Но я что-нибудь придумаю.
Она свела брови:
- Время от времени он возит меня в магазин. Но он предупредил – если я только вякну – он выдаст меня всем за сумасшедшую, припадочную. Скажет, что Анна взяла меня к себе из жалости. Потому что меня было: или в дурку сдавать – или держать отдельно от людей. Ну и к тому же мы обе поплатимся, если только я посмею…
Марина знала, что в сме-ртный свой час будет видеть эту жестяную мисочку с мутной водой, приткнувшуюся на грязном подоконнике.
- Я не знаю, кто нам поможет, - всхлипнула она.
- Я молюсь, - сказала Анна, - Я не очень-то умею молиться, деточка… И, наверное, делаю всё не так, как надо. Я прошу папу с мамой и дедушку с бабушкой, прошу свой сад… Они нам как-то помогут. Ты только не плачь.
- А вы только дождитесь, не ум-ирайте…И пленку прячьте, когда он приходит. Слышно же по шагам, когда он спускается.
Вот странно. Еще недавно Марина считала Анну слабой, беспомощной – а себя сильной по сравнению с ней. Но сейчас Анна была в полном смысле слова – старшая, а Марина рядом с ней – маленькая девочка.
…Теперь каждое утро Марина просыпалась в тревоге, с мыслью – похолодало за ночь или нет. Как Анна провела ночь? Наверное, у нее болит каждая косточка от этой сырости… не закончились ли у нее лекарства?
Когда Марина в последний раз заикнулась о пленнице (собственно, они обе были пленницами) Анатолий цыкнул на нее – он больше ничего не хотел слышать «об этой бабке».
- Не сдо-хнет, - отрезал он.
Это было настолько в его манере, что Марина поняла: хоть плачь, хоть на коленях стой – больше не дождешься ничего.
И тогда она, забыв на какое-то время о страхе, спросила его:
- Зачем я тебе?
- Что?
-Я не понимаю – зачем я тебе? Ты ведешь себя со мной так, как с человеком, которого ненавидят. Что я сделала тебе? Хотя бы скажи - за что ты так?
И он сказал то, что другим мало бы что объяснило, но для него, видимо, значило многое:
- Ты – моя. А что моё - то моё.
Что ж, если не станет Анны – Марина тоже ум-рет. Она найдет какой-нибудь способ уйти. Потому что жить после этого будет просто невозможно.
*
Жизнь на хуторе пришлась Анатолию очень по душе. Со всех четырех сторон забора – никого. Только выцветающий осенний луг, только – лес. И тропа, по которой надо идти к людям.
- Надеюсь, тут зимой чистят снег трактором, - сказал он Марине, - Иначе нам придется скоро запасаться жра-твой, чтобы дождаться весны.
Может быть, его планы простирались далеко-далеко… Может, он хотел обосноваться тут, как медведь… Жить ото всех наособицу. И детёнышей завести.
Марина содрогнулась.
А не станет Анны – местным можно сказать, что она уехала в город. Если повезет – истинное положение дел получится скрывать несколько лет.
Жизнь в глуши не смущала Анатолия. Он ловко управлялся со всем, всё у него получалось. И дрова колол будто всю жизнь занимался этим, и крышу у сарая починил…Была бы у Анны дочка, и такой вот – только не безумный – зять, тогда старый дом по-настоящему ожил был.
В сентябре, ближе к ночи, разразилась последняя в этом году – гроза. Марина думала, что их уже не будет. Но за пару дней до того потеплело. А в пятницу, к той поре, как начало смеркаться, небо на западе стало заволакивать тучами. Такими темными, что сделалось ясно – ночь придет рано.
- Пойдем в баню. – сказал Анатолий Марине, - Я затоплю.
Он пробовал и ее научить топить баню, но так долго она с этим возилась, и так неумело, что его это только раздражало.
Баня на хуторе, как ни странно, была отличная. Не какая-нибудь бревенчатая избушка… В большом кирпичном строении, которое само по себе напоминало приземистый дом, помещалось сразу все – и гараж, где стояла сейчас машина Анатолия, и мастерская, которую так любили отец и дед Анны, и летняя кухня, где ее бабушка и мама делали заготовки.
И баня, отделанная деревом, была тут же.
Буря, судя по всему, приближалась страшная. В воздухе висела тишина, но это были последние минуты покоя – перед сумасшедшим ветром, перед вспышками молний.
Анатолию доставлял удовольствие этот контраст – армагеддон снаружи, и жаркий уют бани.
Он управился быстро. Вода уж нагрелась в баке, когда он позвал Марину:
- Пойдем.
Через двор он вел ее за кисть руки. Так детей переводят через дорогу. Отпустил только в предбаннике.
Марина догадывалась, что «банные дела» будут включать в себя и прочие удовольствия. И думала – железная печь не так раскалена сейчас, как ее ненависть к этому человеку. Ненависть была – добела…
Она раскладывала на скамье чистое белье, развязывала поясок у халата, и слышала, что ветер уже бьется в маленькие окна – с размаху.
…Анатолий не выпускал ее из бани долго.
И только потом, измученная окончательная, когда он нежился в парной, Марина вышла в предбанник, приоткрыла крошечное зарешеченное окошко, за которым бушевала буря, и опустилась на скамью, ловя первые глотки просочившегося холодного воздуха.
Взгляд ее случайно скользнул по стене, по крючкам, на которых висели полотенца и одежда. И Марина замерла, увидев ключ. Тот самый ключ на веревочке, что Анатолий неизменно носил на шее.
Можно было раздумывать, можно было бояться дальше, но в ту минуту Марина не думала ни о чем. Она накинула рубашку на голое тело, поспешно сорвала с крючка ключ, и как была, босиком, выскользнула в хозблок.
Он был достроен еще не до конца. В мастерской не полностью выложена перегородка, не настелен потолок… Лестница стояла, косо привалившись к стене.
- Куда?! – послышался рокот сзади.
Как удалось Анатолию проскользнуть так, чтобы загородить Марине выход во двор?
Ей оставалось только метаться по хозблоку, а ему – гонять ее из угла в угол, пока не поймает. В том, что в этой игре в «кошки-мышки» победит кошка – сомневаться не приходилось.
Марина стала карабкаться по лестнице, на импровизированный, недостроенный чердак. Доски тут лежали не все, и когда она забралась сюда, больно оцарапав коленку, пришлось зорко следить, чтобы не оступиться, не провалиться вниз. А свет был – только вспышки молний.
На что надеялась Марина? Отсидеться на чердаке? Но Анатолий уже поднимался за ней следом…
И тогда, пробежав по одной из досок, она стала выбираться в чердачное окно – на крышу. Хлестал дождь – холодный дождь, такой сильный, что воздух, казалось, состоит из воды и нечем дышать.
Крыша была – шиферной, покатой, Марина – босиком. Но на что угодно она сейчас была готова, лишь бы не попасть Анатолию в руки.
Увидев его в чердачном окне, она стала отступать – к коньку крыши, ожидая каждый момент, что крыша подломится или под ней, или под ним. Ей уже и самой хотелось сло-мать шею, только бы все это кончилось, наконец.
А он, видимо, совсем не боялся упасть – еще бы, альпинист! – и шел к Марине, почти ровно, только переступал медленно.
- Отдай ключ!
Ей уже некуда было отступать, и тогда, размахнувшись, она бросила ключ в него.
И попала – в лицо.
От неожиданности ли, от того ли, что тяжелый железный ключ ударил почти в глаз – Анатолий схватился ладонями за лицо, сделал короткий неловкий шаг назад… Марина смотрела – и время тянулось для нее сейчас, точно кинолента в замедленном режиме, кадр за кадром – как ее мучитель взмахивает руками – и не может удержаться на мокром шифере, поросшем мхом. Как падает он вниз…
Буря с ее неистовым ветром сломала-таки старую яблоню, и обломок ствола ждал, точно копье, что поднял сад, защищая тех, кто был ему дорог…
…Марина спускалась вниз на дрожащих ногах.
В глазах Анатолия стоял – дождь, и по щекам тоже сбегали дождевые капли.
Марина не смогла бы поверить в то, что в последний свой миг, он заплакал.
*
… Квартиру в элитном доме Марине удалось продать быстро. Входить в эти стены, где еще недавно она жила рядом с Анатолием, Марина бы не смогла.
Вырученных денег хватило на то, чтобы помочь Анне разменять квартиру. Нашелся-таки крутой риелтор (может быть, с бандитским прошлым), который надавил на зарвавшуюся родню, Марина добавила энную сумму – и Анна стала обладательницей уютной квартирки на первом этаже, по соседству с парком и больничным городком. Она переехала сюда вместе с кошкой.
И Марина сменила свое жилье на более скромное, но вполне для нее достаточное.
Гоша долго не хотел принимать подарок – ноутбук со всеми наворотами, о котором он мог только мечтать.
- Если бы ты меня тогда не предупредил, не знаю, что бы было, - Марина поставила на письменный стол коробку, - Разве это слишком большая плата за мою жизнь?
…Они договорились все вместе съезжаться на лето в деревенском доме. Анна будет проводить тут время от весны до осени, Марина станет приезжать в отпуск, может, удастся вытащить и Гошу, свежий воздух тут не хуже, чем в горах.
А пока, за небольшую плату, которую обязалась вносить Марина, за домом согласилась приглядывать пожилая деревенская женщина. Она тем и жила, что помогала старикам.
Потому что на пенсию, как известно, не проживешь.