Голос Ксении дрожал, как осенний лист на ветру, пока она стояла в центре просторной гостиной их старого дома в пригороде Ярославля. За окном моросил дождь, стуча по стёклам, а в комнате пахло сыростью и старым деревом. Её руки сжимали потрёпанную тетрадь в кожаной обложке, которую она нашла час назад, разбирая чердак. Напротив, у камина, сидел её старший брат Артём, тридцати двух лет, с усталым лицом и тёмными кругами под глазами. Он смотрел на огонь, будто пытаясь избежать её взгляда. Их мать, Елена Павловна, сидела в кресле-качалке, нервно теребя край вязаного платка, а отец, Павел, стоял у окна, глядя на мокрый сад, и молчал.
— Ксюша, не начинай, — наконец сказал Артём, потирая виски. — Это просто старая тетрадь. Какая разница, что там написано?
— Какая разница? — Ксения шагнула вперёд, её голос поднялся, перекрывая стук дождя. — Это дневник нашей прабабки! Она пишет о какой-то сестре, которую вычеркнули из семьи! О ком-то, кого вы все скрывали! Почему никто никогда не говорил, что у нас была ещё одна родственница?
Гостиная, обычно уютная, с её выцветшими обоями в цветочек, старым диваном и полками, заставленными книгами, превратилась в эпицентр бури. Тетрадь, которую Ксения нашла в сундуке на чердаке, была исписана мелким, аккуратным почерком их прабабушки Софии, датированным 1920-ми годами. Среди записей о быте, о свадьбе с прадедом и рождении их бабушки, Ксения наткнулась на имя — Вера. "Моя сестра Вера уехала в Петербург, и отец запретил упоминать её. Она выбрала любовь, а мы — позор".
Елена Павловна, обычно спокойная и сдержанная, вдруг резко встала, её платок соскользнул на пол. — Ксения, хватит копаться в прошлом! — её голос был непривычно резким. — Это не твоё дело.
— Не моё? — Ксения повернулась к матери, её глаза сверкнули. — Это наша семья, мама! Почему вы все делаете вид, что Веры никогда не существовало? Кто она? Что она сделала, чтобы её вычеркнули?
Павел, до этого молчавший, повернулся от окна. Его лицо, покрытое морщинами от долгих лет работы на заводе, было напряжённым. — Ксюша, — сказал он тихо, — иногда прошлое лучше оставить в покое.
— Нет, папа, — Ксения упрямо покачала головой. — Я хочу знать правду. Артём, ты знал? Ты же всегда был в курсе всех семейных историй!
Артём вздохнул, наконец оторвав взгляд от камина. — Знал, — признался он, и в комнате повисла тишина, тяжёлая, как мокрый снег. — Но не всё. Бабушка как-то упомянула Веру, когда я был подростком. Сказала, что это её тётя, которая "сбежала с каким-то художником" и разорвала связь с семьёй. Больше она не говорила, а я не спрашивал.
Ксения опустилась на диван, всё ещё сжимая тетрадь. Её мысли путались. Она всегда гордилась своей семьёй — обычной, но крепкой, с корнями, уходящими в ярославскую землю. Их прадед, Иван, был уважаемым человеком в городе, владельцем небольшой мастерской, а прабабушка София славилась своим умением вести хозяйство. Но Вера... Кто она была? Почему её имя стало табу?
— Я хочу знать всё, — твёрдо сказала Ксения, глядя на родителей. — Если вы не расскажете, я сама найду ответы.
Елена Павловна обменялась взглядом с мужем, и в её глазах мелькнула тревога. — Хорошо, — наконец сказала она, садясь обратно в кресло. — Но это не простая история, Ксюша. И она не из тех, что приятно рассказывать.
---
История началась в 1920-х, когда Ярославль ещё оправлялся от революции и гражданской войны. Вера, младшая сестра Софии, была, по словам Елены Павловны, "слишком свободной духом". В то время как София была послушной дочерью, готовившейся к замужеству с Иваном, Вера мечтала о другом. Ей было восемнадцать, когда она познакомилась с Николаем, молодым художником из Петербурга, приехавшим в Ярославль писать этюды волжских пейзажей. Он был беден, но талантлив, с длинными волосами и глазами, которые, как писала София в дневнике, "горели, как звёзды".
Вера влюбилась без оглядки. Она тайно встречалась с Николаем, рисовала с ним, читала запрещённые тогда книги. Но их отец, строгий и консервативный, узнал об этом. Для него Николай был "босяком", человеком без будущего, а Вера — позором семьи. Он поставил ультиматум: либо она прекращает эти встречи, либо уходит из дома. Вера выбрала любовь.
— Она уехала с ним в Петербург, — рассказывала Елена Павловна, её голос был тихим, почти шёпотом. — Отец запретил упоминать её имя. Сказал, что у него больше нет младшей дочери. София пыталась писать Вере, но письма возвращались неоткрытыми. А потом... потом связь оборвалась.
Ксения слушала, затаив дыхание. — И что с ней стало? Она умерла?
Елена Павловна покачала головой. — Никто не знает. Бабушка говорила, что Вера, возможно, эмигрировала с Николаем во Францию после 1925 года, когда начались новые гонения на интеллигенцию. Но это только слухи.
Артём, который до этого молчал, вдруг встал. — А почему вы не искали её? — спросил он, и в его голосе послышалась та же смесь любопытства и гнева, что была у Ксении. — Это же ваша тётя! Неужели никому не было интересно?
Павел, стоявший у окна, повернулся. — Артём, ты не понимаешь. Тогда были другие времена. Семья не могла себе позволить "позор". Если бы люди узнали, что Вера сбежала с художником, это могло навредить репутации деда. А он был уважаемым человеком, его мастерская кормила всю семью.
— Репутация? — Ксения почти выкрикнула это слово. — Из-за репутации вы вычеркнули человека из семьи? Это же жестоко!
— Ксюша, — Елена Павловна посмотрела на дочь с болью. — Мы не вычёркивали. Это было решение деда. А потом... потом уже никто не знал, как её найти.
Тишина снова накрыла комнату. Дождь за окном усилился, и его стук стал единственным звуком, нарушавшим молчание. Ксения открыла тетрадь, перечитывая строки о Вере. "Она всегда пела, когда мыла посуду. Её голос был как у птицы. Я скучаю по ней, но не могу ослушаться отца".
— Я найду её, — вдруг сказала Ксения, её голос был полон решимости. — Или хотя бы узнаю, что с ней стало.
Артём посмотрел на неё с удивлением. — Серьёзно? С чего ты начнёшь? Прошло сто лет!
— Не сто, — поправила она. — И есть архивы, письма, может, что-то сохранилось. Я не могу просто так оставить это.
---
Так начался их поиск. Ксения, работавшая библиотекарем, взяла отпуск и погрузилась в архивы Ярославля. Она рылась в старых документах, церковных книгах, записях о переезде жителей. Артём, хоть и ворчал, что это "бредовая затея", помогал ей, особенно когда дело дошло до поездок в Петербург. Он, инженер-программист, использовал свои навыки, чтобы искать следы Веры в оцифрованных базах данных.
Их родители поначалу были против. Елена Павловна боялась, что дети раскопают что-то, что лучше оставить в прошлом. Павел, наоборот, начал вспоминать обрывочные рассказы своей матери о Вере и даже нашёл старую фотографию, где две девочки — София и Вера — стояли в саду, держась за руки. Вера, младшая, с длинными косами, улыбалась так, будто весь мир принадлежал ей.
Поиски заняли месяцы. Ксения нашла в архивах запись о том, что Вера и Николай действительно уехали в Петербург в 1923 году. Дальше след терялся, но в одном из писем, хранившихся в музее, она наткнулась на упоминание "художника Николая и его жены", которые якобы покинули Россию через Финляндию в 1926 году. Это был намёк, но не доказательство.
Артём, тем временем, связался с историком из Парижа, который изучал русскую эмиграцию. Тот рассказал, что в 1930-х годах во Франции существовала небольшая русская община, где жили художники и писатели. Среди них упоминался Николай Орлов, чьи картины выставлялись в маленьких галереях. Его жену звали Вера.
— Это она, — сказала Ксения, когда Артём показал ей письмо от историка. — Я чувствую.
Они решили поехать во Францию. Родители, хоть и ворчали, поддержали их, выделив деньги на поездку. В Париже Ксения и Артём провели две недели, обходя галереи, архивы и даже старые русские церкви. В одной из них, маленькой и почти заброшенной, они нашли старую книгу записей, где упоминалась Вера Орлова, помогавшая организовывать благотворительные вечера для эмигрантов.
Но главный прорыв случился, когда они посетили небольшую галерею на Монмартре. Там, среди старых картин, висел портрет молодой женщины с косами, подписанный "Н. Орлов, 1930". На обороте была надпись: "Моя Вера". Ксения, увидев портрет, замерла. Женщина на картине была точной копией девочки с фотографии их прабабушки.
Хозяин галереи, пожилой француз, рассказал, что Николай и Вера жили в Париже до конца 1940-х. У них не было детей, и после смерти Николая в 1947 году Вера уехала в небольшой городок на юге Франции. Дальше её след терялся, но хозяин дал им адрес старого дома, где они жили.
Ксения и Артём поехали туда. Дом оказался ветхим, почти заброшенным, но соседка, пожилая женщина, вспомнила Веру. — Она была тихая, но добрая, — сказала она. — Жила одна, рисовала цветы. Умерла в 1965 году, я тогда ребёнком была.
Ксения почувствовала, как сердце сжалось. Они опоздали на десятилетия. Но в доме, который теперь принадлежал местной общине, они нашли коробку с её рисунками — акварели с цветами, пейзажами и набросками Петербурга. Среди них была маленькая записка: "Софии, если ты прочтёшь это, знай, что я тебя любила".
---
Вернувшись в Ярославль, Ксения и Артём привезли рисунки и рассказали родителям всё. Елена Павловна плакала, держа акварели, а Павел молча смотрел на портрет Веры. — Она не забыла нас, — наконец сказал он. — А мы её предали.
— Нет, папа, — возразила Ксения. — Мы её нашли. И теперь она с нами.
Они решили устроить выставку акварелей Веры в местном музее. Это стало их семейным проектом. Артём организовал сайт, где выложил оцифрованные письма и рисунки, а Ксения написала статью для местной газеты. Выставка собрала людей со всего города, и многие делились своими историями о потерянных родственниках.
Но семейные разборки не закончились. Елена Павловна всё ещё боялась, что правда о Вере навредит репутации семьи, а Павел спорил с ней, утверждая, что прошлое нужно принимать целиком. Ксения и Артём, теперь ближе, чем когда-либо, иногда ссорились из-за мелочей — кто будет говорить с куратором музея или как оформить сайт. Но эти ссоры были частью их новой близости.
Однажды вечером, сидя в гостиной, где всё началось, Ксения открыла тетрадь прабабушки и прочла последнюю запись: "Вера, где бы ты ни была, я молюсь за тебя". Она посмотрела на брата, родителей и улыбнулась. — Мы сделали это для неё, — сказала она. — И для нас.
Артём кивнул, а Елена Павловна, впервые за долгое время, взяла её за руку. — Вы правы, — тихо сказала она. — Семья — это не только секреты. Это ещё и прощение.
И они сидели вместе, слушая дождь, зная, что, несмотря на все тайны и ссоры, они нашли друг друга — и Веру — заново.