Сообщение на экране телефона походило на объявление о начале второго акта трагикомедии. Марина посмотрела на мужа. Андрей стоял с таким видом, будто лично вызвал сердечный приступ у матери. Его лицо выражало вселенскую скорбь и немой укор.
— Слышала? — прошептал он. — У мамы сердце… Из-за тебя!
Марина молча положила телефон на стол. «Сердце» было главным козырем Людмилы Павловны. Оно начинало «прихватывать» всегда в самые нужные моменты: когда нужно было продавить своё решение, вызвать чувство вины или экстренно вернуть себе внимание. Тонометр, забытый в ванной, был не просто медицинским прибором, а скипетром власти, который требовалось немедленно вернуть королеве.
— Что ж, придётся встречать, — спокойно сказала Марина, продолжая мыть посуду.
— Встречать? Да ты хоть понимаешь, что ты наделала? — Андрей перешёл на трагический шёпот, опасаясь, что его услышат дети. — Она же теперь всем расскажет! Тёте Зине, дяде Вите! Скажет, что ты её из дома выгнала, голодом морила! Нашу семью проклянут до седьмого колена!
— Пусть рассказывают, — Марина пожала плечами. — Заодно и рецептом картошки с тушёнкой поделятся. Может, кому-нибудь пригодится.
Андрей схватился за голову. Его артистическая натура не выдерживала такого накала страстей. Он привык, что все конфликты в их семье были похожи на оперу: громкие арии, драматические паузы, а в финале — всеобщее примирение под бравурную музыку. А тут Марина устроила какой-то артхаус. Молчаливый, жёсткий и совершенно непонятный.
Через пятнадцать минут «Рено» Ирины снова зашуршал гравием у ворот. На этот раз из машины вышли не два генерала, а траурная процессия. Людмила Павловна, поддерживаемая под руку дочерью, медленно брела к дому, картинно прижимая ладонь к груди. Выражение её лица было таким, будто она только что вернулась с поля боя, где в одиночку отбила танковую атаку.
— Воды… — простонала она, переступая порог. — И мой тонометр… Давление, наверное, под двести.
Андрей тут же засуетился, бросился в ванную за прибором, налил стакан воды. Ирина усадила мать на диван в гостиной и принялась её обмахивать каким-то журналом. Марина наблюдала за этим спектаклем со стороны, из кухни. Она не двигалась с места.
— Сейчас, мамочка, сейчас померяем, — ворковал Андрей, натягивая манжету на руку Людмилы Павловны.
Аппарат запищал и выдал результат. 135 на 85. Давление космонавта.
Наступила неловкая пауза. Людмила Павловна с недоверием посмотрела на цифры.
— Врёт он, твой аппарат, — безапелляционно заявила она. — Китайская подделка. Я чувствую, что у меня всё горит внутри. Это нервы.
— Конечно, мамочка, конечно, — поддакнула Ирина, испепеляя Марину взглядом. — После такого обращения любой бы слёг. Человека довели!
Казалось, сейчас начнётся новый виток обвинений, но Марина решила сыграть на опережение. Она вышла из кухни с самым участливым видом.
— Людмила Павловна, вам, наверное, нужно отдохнуть. Прилечь. Может, чаю с ромашкой? Очень успокаивает.
Свекровь недоверчиво на неё посмотрела. Она ожидала чего угодно — ответной агрессии, слёз, извинений, но только не этой ледяной заботы.
— Не надо мне твоего чая, — буркнула она, но уже не так уверенно.
— Ну что ж, — вздохнула Марина. — Тогда, может, мировую?
Она вернулась на кухню и достала из холодильника торт. Тот самый, который они с Лизой испекли вчера. Простой, домашний медовик. Она поставила его на стол, заварила свежий чай и разлила по чашкам.
— Прошу к столу. Давайте поговорим спокойно.
Это был гениальный тактический ход. Отказаться от чая с тортом после сердечного приступа — значит признать, что приступ был не таким уж и серьёзным. Людмила Павловна и Ирина, переглянувшись, нехотя направились на кухню. Семейство снова собралось за столом переговоров.
Первые несколько минут ели молча. Торт был действительно вкусным, и это немного смягчило обстановку.
— Вот видишь, можешь же, когда захочешь, — первой не выдержала Людмила Павловна, отодвигая пустую тарелку. — И торт испекла, и чай заварила. А то — тушёнка… Срамота.
Марина спокойно отпила чай.
— Я всегда могу. Вопрос в том, для кого я это делаю. Для семьи — с удовольствием. Для инспекторов — не обязана.
— Это ты нас инспекторами назвала? — вскинулась Ирина. — Мы вообще-то твои самые близкие родственники! Мы тебе добра желаем!
— Спасибо за добро, — кивнула Марина. — Но я бы предпочла, чтобы вы его желали на расстоянии. По телефону.
— Хамка! — снова вынесла вердикт Людмила Павловна. — Андрей, ты слышишь, как она с нами разговаривает?
Андрей, который до этого момента пытался слиться со стулом, понял, что отсидеться не удастся.
— Марин, ну правда, — заюлил он. — Мама с Ирой просто… беспокоятся. Они хотят помочь. Вот ты, например, торт режешь неправильно. Его надо начинать с середины, чтобы он не заветривался. А ты с краю…
Марина медленно повернула к нему голову.
— Что, прости?
— Ну, торт… — пролепетал он, поняв, что ляпнул что-то не то. — Мама всегда так режет. И ещё… чай ты завариваешь не кипятком. А надо крутым кипятком, чтобы все листочки раскрылись. Это же азы!
Это была последняя капля. Не предательство мужа, нет. К этому она уже привыкла. А вот это вот нелепое, жалкое «вмешивание в женские дела», как она это называла. Он, человек, который не мог отличить укроп от петрушки, сейчас учил её, как заваривать чай и резать торт, транслируя мудрость своей матери.
И тут её осенило. Гениальная в своей простоте идея.
Она молча встала, сняла с себя фартук, аккуратно сложила его и положила на стол перед свекровью.
— Людмила Павловна, — произнесла она с глубоким уважением в голосе. — Андрей прав. Я никудышная хозяйка. Я всё делаю не так. Режу, варю, подаю… Прошу вас, научите меня. Покажите мастер-класс.
Она распахнула дверцу холодильника.
— Вот продукты. Форель, курица, овощи, крупы. Вот плита, кастрюли, сковородки. Кухня в вашем полном распоряжении. Приготовьте, пожалуйста, идеальный ужин. А мы посмотрим и поучимся.
Свекровь опешила. Она ожидала скандала, а получила предложение о стажировке.
— Что… что ты задумала? — подозрительно спросила она.
— Ничего, — развела руками Марина. — Я просто хочу научиться. Вы ведь всегда говорите, что раньше и трава была зеленее, и хозяйки умелее. Вот и покажите. А мы с детьми пока пойдём прогуляемся, чтобы вам не мешать.
Не дожидаясь ответа, она взяла Лизу за руку.
— Саша, пойдём! Подышим свежим воздухом.
Андрей смотрел на неё с ужасом.
— Марина, ты куда? А я?
— А ты, дорогой, будешь помогать маме. Ты же у нас главный эксперт по завариванию чая. Вот и посодействуешь.
Она подмигнула ему и, взяв детей, вышла из дома.
Хлопнула входная дверь. На кухне остались трое: озадаченная Людмила Павловна, растерянный Андрей и ехидно улыбающаяся Ирина, которая ещё не поняла, что тоже попала в ловушку.
— Ну, мам, давай, покажи класс! — сказала она, предвкушая, как мать сейчас создаст кулинарный шедевр, а непутёвая невестка будет посрамлена.
Людмила Павловна неуверенно подошла к холодильнику. В теории она была гением. Она могла часами рассказывать, как правильно выбрать мясо, как приготовить рассыпчатый плов и испечь воздушный бисквит. Но последний раз она готовила что-то сложнее варёной картошки лет десять назад. После выхода на пенсию и переезда Ирины в отдельную квартиру её кулинарные подвиги свелись к разогреванию полуфабрикатов и завариванию лапши быстрого приготовления.
— Так… форель, — пробормотала она, доставая скользкую рыбину. — Её надо… почистить.
Андрей тут же протянул ей ножик. Через десять минут вся кухня была в чешуе, а Людмила Павловна тяжело дышала. Оказалось, что чистить рыбу гораздо сложнее, чем давать советы по её выбору.
— Ира, найди в интернете, какими травами её посыпать! — скомандовала она.
Ирина начала судорожно гуглить. Андрей, получив задание почистить картошку на гарнир, чуть не отрезал себе палец.
На кухне воцарился хаос.
А Марина с детьми гуляла по посёлку. Они дошли до небольшого пруда, покормили уток, купили мороженое. Лиза без умолку болтала, Саша молча улыбался. Впервые за долгое время Марина чувствовала себя абсолютно свободной. Она не думала о том, что скажут, что подумают, как оценят. Она просто шла по залитой солнцем улице, держа за руки своих детей, и была счастлива.
Они отсутствовали почти три часа.
Когда они подошли к дому, первое, что они почувствовали, — это запах гари. Марина ускорила шаг.
Картина, представшая перед ними на кухне, была достойна кисти фламандских живописцев. Посреди комнаты стоял Андрей, весь в муке, с несчастным видом пытаясь оттереть со столешницы что-то липкое. Ирина сидела на стуле, уткнувшись в телефон, и делала вид, что её здесь нет. На плите в одной кастрюле кипело что-то серое и неопознанное, а на сковороде чернел обугленный трупик несчастной форели.
А у окна, на табуретке, сидела Людмила Павловна. Она отрешённо смотрела на закат. Её идеальная причёска растрепалась, на щеке было пятно сажи. Она выглядела как Наполеон после Ватерлоо.
Увидев Марину, она медленно повернула голову. В её глазах не было ни злости, ни ненависти. Только безмерная, вселенская усталость.
— Да ну вас… — тихо прошептала она. — К лешему… С этой вашей кухней.
И в этот момент Марина поняла, что победила. Не в войне, не в битве. А в чём-то гораздо более важном. Она отвоевала своё право быть просто хозяйкой. Не идеальной, не соответствующей чьим-то стандартам. А просто собой.
Ужин в тот вечер был странным. Ели вчерашний медовик и пили чай. Обгорелую форель и серую бурду из кастрюли молча выбросили в мусор. Людмила Павловна и Ирина уехали рано, сославшись на усталость. Прощались они на удивление тихо.
Когда за ними закрылась дверь, Андрей подошёл к Марине и обнял её сзади.
— Прости, — сказал он тихо. — Я всё понял.
Поверит ли она ему? Марина не знала. Но в этот вечер ей было всё равно.
С тех пор визиты свекрови и золовки изменились. Они по-прежнему приезжали, но уже не с инспекцией, а в гости. Людмила Павловна больше никогда не давала кулинарных советов и с опаской обходила плиту. Иногда она привозила с собой пирожки, испечённые дома, и это был её белый флаг. Ирина нашла себе какое-то хобби, связанное с макраме, и теперь все её разговоры сводились к обсуждению узелков и верёвочек, что было гораздо безобиднее, чем советы по детоксу.
Отношения не стали идеальными. Они просто стали нормальными. Человеческими. С границами, которые Марина так долго и мучительно выстраивала.
Андрей тоже изменился. Он не стал идеальным мужем, но он начал слушать и, что самое главное, слышать свою жену. Он всё так же играл на гитаре, но теперь в его музыке стало меньше драматизма и больше искренности.
Однажды, сидя летним вечером на веранде, Марина смотрела, как её дети играют в саду, как муж пытается разжечь мангал, и думала о том, какой странный и непредсказуемый путь иногда приходится пройти, чтобы обрести простое человеческое счастье. Не то, которое показывают в кино, а своё собственное. Тихое, немного помятое, но настоящее.
От автора:
Вот так и получается порой в жизни: чтобы тебя наконец начали уважать, нужно просто перестать бояться и однажды вместо изысканной форели молча поставить на стол банку обычной тушёнки.