Я работала из дома, занимаясь переводом сложного технического текста, и голова гудела от напряжения. Моя маленькая, но до безумия любимая двухкомнатная квартира была моим убежищем, моей крепостью. Я купила ее за пять лет до замужества, вложив все свои сбережения и силы. Каждый гвоздь в стене, каждая подушка на диване, каждая чашка на кухне — всё это было выбрано и куплено мной. Это было моё место силы. За окном моросил мелкий осенний дождь, барабаня по подоконнику, и я с наслаждением думала о том, как вечером заварю себе травяной чай, завернусь в плед и включу какой-нибудь старый фильм.
Часа в четыре позвонил муж, Стас. Его голос в трубке звучал как-то преувеличенно бодро, даже сладко.
— Привет, солнышко! Как ты там? Не сильно устала?
— Привет. Устала, конечно, сижу с документами, глаза уже в кучу. А ты как? Скоро домой?
— Я уже почти у дома, буквально через десять минут буду. Слушай, у меня тут для тебя сюрприз! — пропел он.
Сюрприз? — пронеслось у меня в голове. Я не очень любила сюрпризы от Стаса. Они часто означали, что он принял какое-то решение, не посоветовавшись со мной, и теперь преподносил его как свершившийся факт, от которого нельзя отказаться. Последним таким «сюрпризом» был огромный аквариум с пираньями, который совершенно не вписывался в интерьер и требовал кучу ухода. Аквариум, к счастью, удалось передарить его другу-любителю экзотики.
— Какой еще сюрприз? — спросила я с ноткой подозрения, которую постаралась скрыть.
— Увидишь! Всё, давай, выхожу из машины. Жди! — и он бросил трубку, не дав мне задать больше ни одного вопроса.
Я вздохнула, отложила ноутбук и пошла на кухню ставить чайник. Что бы это ни было, лучше встретить это с чашкой горячего чая в руках. Через несколько минут в замке заскрежетал ключ. Дверь открылась, но вместо одного Стаса на пороге стояла целая делегация. Он сам, его мама Светлана Ивановна, его младшая сестра Катя и её муж Дима. Все с огромными сумками и чемоданами, которые они беззастенчиво втаскивали в мой крошечный, идеально чистый коридор, задевая светлые стены.
Моя улыбка застыла на лице. Я стояла посреди коридора, как соляной столб, не в силах вымолвить ни слова. В воздухе повисла неловкая тишина. Первой её нарушила свекровь.
— Здравствуй, Мариночка! А мы вот, приехали! Решили тебе сюрприз сделать! — её голос был таким же приторно-сладким, как и у Стаса по телефону, но в глазах плескался холодный, оценивающий огонек.
Она окинула взглядом мою прихожую и поджала губы.
— Тесновато у вас тут, конечно. Еле развернулись.
Стас виновато посмотрел на меня поверх головы матери и развел руками, мол, «ну а что я мог поделать?» Я перевела на него ледяной взгляд, но он тут же его отвел, начав суетиться вокруг родственников, помогая им снять верхнюю одежду. Катя, его сестра, уже без всякого стеснения прошла в гостиную, плюхнулась на мой любимый бежевый диван прямо в уличных джинсах и громко заявила:
— Ох, устала с дороги! Маринка, а у тебя есть что-нибудь перекусить? Мы голодные как волки!
Внутри меня все клокотало от возмущения. Мой тихий вечер, моё убежище, моё личное пространство — всё это было разрушено в один миг. Без предупреждения. Без единого вопроса. Я чувствовала себя так, словно в мой дом ворвались чужие люди. Но я заставила себя улыбнуться. Нельзя же было выставить их за порог. Это же его семья.
— Конечно, проходите, располагайтесь, — выдавила я из себя, чувствуя, как слова царапают горло. — Я сейчас что-нибудь придумаю.
Придумаю? Я должна что-то придумывать? Меня даже не спросили, хочу ли я гостей, есть ли у меня для них место и еда. Они просто приехали.
Весь вечер я провела на кухне, пытаясь соорудить ужин из того, что было в холодильнике. Стас периодически заглядывал, виновато улыбался и шептал: «Мариша, ну прости, так получилось. Маме нужно было срочно в город на обследование, я не мог ей отказать. Это всего на пару дней». На пару дней, — повторяла я про себя, как мантру, пытаясь успокоиться. — Я смогу вытерпеть пару дней. Но что-то в его бегающих глазах и в самодовольных улыбках его родственников подсказывало мне, что «пара дней» — это очень оптимистичный прогноз. Вечером, когда пришло время ложиться спать, выяснилось, что свекровь будет спать на нашем диване в гостиной, а Катя с Димой — на надувном матрасе в моём кабинете, где я работала. Мой кабинет! Место, где мне нужна была тишина и сосредоточенность. Когда я попыталась возразить, Стас утащил меня на кухню.
— Мариша, ну не начинай, пожалуйста. Где им еще спать? Не на полу же. Это же всего две ночи. Потерпи, родная.
Я смотрела на него и не узнавала. Где тот заботливый мужчина, который всегда говорил, что мой комфорт для него важнее всего? Сейчас передо мной стоял человек, который без зазрения совести пожертвовал моим спокойствием ради удобства своей семьи. В ту ночь я почти не спала, слушая, как за стенкой похрапывает Дима, а в гостиной ворочается и кашляет свекровь. Я чувствовала себя гостьей в собственном доме. Это было только начало.
Два дня превратились в три, три — в четыре. Неделя подходила к концу, а об отъезде родственников никто и не заикался. Моя жизнь превратилась в сущий кошмар. Квартира, моя гордость и моё убежище, стала похожа на переполненный вокзал. Утром я не могла спокойно попасть в ванную, потому что там надолго заседала Катя, наводя марафет. Мои дорогие кремы и шампуни таяли на глазах. Когда я робко намекнула ей, что это мои вещи, она удивлённо вскинула брови:
— Ой, да ладно тебе, не жадничай! Мы же семья!
Кухня превратилась в поле битвы. Светлана Ивановна решила, что я всё делаю неправильно. Она отодвинула меня от плиты со словами: «Дай-ка я покажу, как надо готовить настоящего мужчину, а не твои эти салатики». Мои кастрюли и сковородки перекочевали на другие места, специи были переставлены, а в холодильнике поселился вечный запах жареного лука и жирного борща. Она постоянно критиковала мою стряпню, мою уборку, мою одежду — всё. Каждый её комментарий был как маленький укол.
— Ой, Мариночка, а что это у тебя пыль вот тут, на шкафу? Я бы на твоём месте почаще протирала.
— Стасик, сынок, ты похудел что-то. Тебя здесь, наверное, плохо кормят.
Я сжимала зубы и молчала, но внутри меня закипал вулкан. Я пыталась работать в спальне, закрыв дверь, но Катя постоянно врывалась без стука, чтобы «просто поболтать» или одолжить мой ноутбук, «потому что её телефон сел». Мои личные границы стирались с каждым часом. Я чувствовала, как теряю себя, свой дом, свою жизнь.
Самым невыносимым было поведение Стаса. Он словно не замечал происходящего. Вечером приходил с работы, радостно общался с родней, уплетал мамин борщ и на все мои попытки поговорить отвечал одно и то же:
— Мариша, ну что ты начинаешь? Они же мои родные. Они в гостях. Неудобно же.
— Стас, они в гостях уже неделю! В моей квартире! Ты обещал два дня! Когда они уезжают? — шептала я ему ночью, когда мы оставались одни в спальне.
— Я не знаю, — устало отвечал он, отворачиваясь к стене. — У мамы ещё обследование не закончилось.
Какое обследование? — думала я. — Она ни разу не упоминала врачей. Зато постоянно говорит о том, как хорошо жить в большом городе, какие здесь возможности и как было бы здорово перебраться поближе к сыну.
Подозрения начали закрадываться в мою душу, как ядовитые змеи. Что-то здесь было не так. Их приезд не был спонтанным. Это был какой-то план, о котором я не знала. Я начала присматриваться и прислушиваться. Однажды я проходила мимо гостиной и услышала обрывок разговора Кати и её матери.
— ...главное, сейчас на него не давить, — говорила Светлана Ивановна. — Пусть сам созреет. Он мягкий, его можно убедить. А эта его... она никуда не денется.
У меня сердце ушло в пятки. Убедить? В чём? Кого убедить — Стаса? А «эта его» — это я? Я сделала вид, что ничего не слышала, и прошла на кухню, но слова эти намертво застряли в голове.
Потом была ещё одна странность. Я не могла найти дорогую перьевую ручку с гравировкой — подарок отца. Она всегда лежала на моём рабочем столе. Я перерыла всё, но её нигде не было. Через пару дней я случайно увидела, как Дима, муж Кати, что-то подписывает в своём блокноте. У него в руках была моя ручка. Я замерла.
— Дима, откуда у тебя эта ручка? — спросила я как можно спокойнее.
Он вздрогнул и быстро спрятал её в карман.
— А, это... Катя дала. Сказала, твоя старая, тебе не нужна.
Старая? Мне не нужна? Я ничего не сказала, просто развернулась и ушла. Ложь становилась всё более очевидной и наглой. Они не просто гостили. Они осваивались. Они вели себя так, будто это уже их территория.
Последней каплей стала папка, которую я случайно заметила в портфеле Стаса. Он пришел с работы уставший, бросил портфель на стул в коридоре, и тот приоткрылся. Краем глаза я увидела синий логотип известного агентства недвижимости. Что? Зачем ему риелторы? Ночью, когда все уснули, я не выдержала. Сердце колотилось как бешеное. Я тихонько встала, прокралась в коридор и открыла портфель. Внутри лежала папка. На ней было написано: «Предварительный договор. Продажа объекта по адресу...» — и дальше был указан мой адрес. Адрес моей квартиры.
Я стояла посреди тёмного коридора, держа в руках эту папку, и не могла дышать. Холодный ужас сковал всё тело. Они не просто хотели здесь жить. Они собирались продать мой дом. Мой. Дом. Без меня. Стас, мой муж, за моей спиной готовил продажу квартиры, которая ему даже не принадлежала. Вот оно, то самое «обследование» мамы. Вот он, тот самый план. Они приехали, чтобы выжить меня из собственного гнезда, а он... он им в этом помогал. В тот момент любовь, доверие, всё, что связывало меня с этим человеком, рухнуло, рассыпалось в пыль. Осталась только звенящая пустота и ледяная ярость. Теперь я знала, что нужно делать. Разговоры и просьбы закончились. Пришло время действовать.
Я дождалась следующего вечера. Весь день я ходила как в тумане, механически улыбаясь и кивая. Внутри меня всё было выжжено. Я чувствовала себя предательницей в собственном заговоре против себя же. Вечером они все снова собрались в гостиной. Стас, его мама и Катя сидели на диване и что-то оживленно обсуждали, склонившись над какими-то бумагами. Дима сидел в кресле, безучастно глядя в телефон. Я вошла в комнату. Они так увлеклись, что даже не сразу меня заметили.
Я подошла ближе. На журнальном столике лежали те самые документы из папки Стаса. План квартиры. Какие-то расчеты. И тот самый предварительный договор купли-продажи.
— Интересные у вас тут бумаги, — сказала я громко и отчётливо.
Они вздрогнули. Стас в панике попытался сгрести листы со стола, но я была быстрее. Я схватила главный документ.
— А вот это — самое интересное, — я подняла его, чтобы все видели. — «Договор о намерениях продажи квартиры по адресу...» Выглядит почти официально. Только одной маленькой детали не хватает. Моей подписи.
Лицо Стаса стало белым как полотно. Светлана Ивановна поджала губы, а с лица Кати сошло её вечное самодовольное выражение.
— Мариша, это не то, что ты думаешь... Я могу всё объяснить... — залепетал Стас, вставая с дивана.
— Объяснить? — я горько рассмеялась. Смех получился сдавленным, похожим на рыдание. — Ты собирался объяснить мне, как ты за моей спиной пытался продать мою квартиру? Квартиру, в которой ты просто живёшь! Квартиру, на которую я работала день и ночь, пока ты рассказывал мне о большой и светлой любви!
Мой голос дрожал, но с каждым словом становился всё твёрже и громче. Я повернулась к его матери, которая смотрела на меня с плохо скрываемой ненавистью.
— Это был ваш план, да? Приехать сюда под предлогом «обследования», поселиться здесь, свести меня с ума, чтобы я стала сговорчивее? Чтобы я сама согласилась продать свой дом и купить вам всем большую квартиру, где вы будете чувствовать себя хозяевами?
— Ты должна понимать, Стасик — мой единственный сын! — злобно выпалила свекровь. — Его семья должна быть с ним! А у тебя одной целых две комнаты, это несправедливо!
Эта фраза стала последней искрой. Весь накопившийся гнев, вся боль и обида вырвались наружу. Я посмотрела прямо в глаза своему мужу, который стоял, опустив голову, как нашкодивший щенок.
— Стас, я хочу тебе кое-что напомнить. И вам всем, — я обвела его семью ледяным взглядом. — Хочу напомнить, что это моя личная квартира, а не проходной двор! И уж точно не разменная монета в ваших грязных играх!
Я швырнула документы ему в лицо. Листы разлетелись по комнате.
— Чтобы через час вас всех здесь не было, — сказала я тихо, но так, что каждое слово прозвучало как удар хлыста. — Всех.
Началась суматоха. Светлана Ивановна что-то запричитала про неблагодарность и жестокость. Катя начала злобно швырять свои вещи в сумку, бормоча проклятия. Дима молча собирался. Один лишь Стас стоял на месте, глядя на меня умоляющими глазами.
— Марина, пожалуйста... давай поговорим. Я люблю тебя. Я просто запутался, они на меня давили...
— Любишь? — я посмотрела на него так, будто видела впервые. — Ты не знаешь, что такое любовь. Собирай свои вещи, Стас. Твои тоже.
— Куда я пойду? — растерянно спросил он.
— К своей семье, — отрезала я. — Они же для тебя важнее всего. Вот и идите все вместе. Куда хотите.
Он понял, что это конец. Начал метаться по спальне, сгребая свою одежду в сумку. Его семья уже толпилась в коридоре, готовая к отбытию. Когда они уже были у двери, Катя, не выдержав, обернулась. На её лице была ядовитая ухмылка.
— А ты думаешь, он это всё ради нас делал? Наивная. Ты думаешь, он хотел купить квартиру для мамы? Как же! Он собирался продать твою халупу, добавить своих денег и свалить в другой город! И не с нами, а с Леночкой своей!
Я замерла. Леночка. Его «просто коллега», с которой он, по его словам, «просто дружил». Та самая Леночка, совместные фото с которой он даже не стеснялся ставить в рамку у нас на комоде.
Стас застыл с сумкой в руках. Светлана Ивановна удивлённо посмотрела на дочь, потом на сына. Кажется, этот поворот был неожиданным даже для них. Предательство оказалось многослойным пирогом. Он обманывал не только меня. Он обманывал и их.
— Вон, — прошептала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Просто уходите все.
Они ушли. Дверь за ними захлопнулась, и в квартире наступила оглушительная, звенящая тишина.
Я стояла посреди разгромленной гостиной. Разбросанные бумаги, сдвинутый диван, забытая на кресле кофта Кати. В воздухе всё ещё висел чужой запах — смесь духов свекрови, дешёвого одеколона Димы и чего-то ещё, тяжёлого и неприятного. Я медленно прошлась по квартире. Зашла в свой кабинет, где ещё стоял сдутый надувной матрас. Зашла на кухню, где в раковине осталась грязная посуда после их последнего ужина. Я чувствовала себя так, словно пережила ограбление. У меня не украли вещи. У меня пытались украсть мою жизнь, моё чувство безопасности, моё доверие к миру и к самому близкому человеку.
Я не плакала. Слёз не было. Была только огромная, выжигающая всё внутри пустота. Я подошла к окну и открыла его настежь. Холодный осенний воздух ворвался в комнату, вытесняя чужие запахи. Я дышала глубоко, пытаясь выдохнуть всю эту грязь, всю эту ложь.
Я поняла, что мой дом — это не просто стены. Это продолжение меня. И когда кто-то пытается его отнять, он пытается отнять часть моей души. Я смотрела на тёмные улицы, на огни машин, и впервые за много дней почувствовала не страх и злость, а спокойную, холодную решимость. Я отстояла своё. Я смогла. Эта битва оставила шрамы, но она же сделала меня сильнее. Моя крепость выстояла. И отныне её двери будут открыты только для тех, кто уважает её хозяйку.