Глава 3: Первая гроза
Дни летели, окрашенные в яркие краски первого настоящего чувства. Катя с головой окунулась в новую жизнь студентки техникума в соседнем городе. Общежитие, шумные подруги, лекции по бухгалтерскому учету, которые давались ей удивительно легко. Но все ее мысли были там, дома, где остался Артем. Он поступил в политех, как и хотел, и остался жить с матерью.
Их общение теперь состояло из редких, но долгих телефонных разговоров по вечерам и двух недель томительного ожидания между ее приездами на выходные. Эти выходные стали для них священными. Они встречались у выхода из автобуса, и Артем, стараясь скрыть смущение, всегда приносил ей какую-нибудь мелочь – то шоколадку, то веточку осенней рябины. Они гуляли, смотрели фильмы в полупустых залах кинотеатра, и им все так же, как и в первый вечер, не хотелось расставаться.
Катя знала, что Элаида Александровна, мать Артема, относится к ней прохладно. Та встречала ее в их квартире скупыми кивками и взглядом, который, казалось, взвешивал и оценивал каждую деталь. Но Катя, воспитанная в уважении к старшим, старалась не обращать внимания, списывая все на сложный характер, о котором предупреждал Артем.
Гром грянул в один из обычных учебных дней, среди недели. Катя как раз вернулась с лекции в свою комнату в общежитии, когда зазвонил телефон на этаже. Ее вызвали.
«Катя?» – голос в трубке был незнакомым, холодным и резким, без тени приветствия.
«Да, я слушаю».
«Это Элаида Александровна, мать Артема».
Сердце Кати екнуло. Почему она звонит сюда? С ним что-то?
«Здравствуйте! С Артемом все в порядке?»
«С моим сыном все будет в порядке, когда вы перестанете ему мешать», – послышалось в трубке. Голос был ровным, но каждый звук был отточен как лезвие. «Вы недостойны его. Вы пользуетесь его доверчивостью. Ваша семья… обычные рабочие на заводе. Что вы можете ему предложить? У Артема есть все шансы устроить свою жизнь, а вы тянете его вниз».
Катя онемела, сжимая трубку так, что пальцы побелели. Она пыталась что-то сказать, вставить слово, но голос с того конца неумолимо продолжал:
«Он учится в институте, у него серьезные планы. А вы? Техникум в чужом городе. Кто знает, чем вы там занимаетесь, когда вас никто не видит. Оставьте его в покое. Перестаньте с ним встречаться. Не звоните ему. У него уже есть достойная пара, я сама все устрою».
Последние слова прозвучали как приговор. Катя пыталась протестовать, голос срывался до шепота:
«Но мы… мы любим друг друга…»
Ее голос, полный искренней боли, казалось, лишь разозлил Элаиду Александровну еще больше.
«Любовь? Не смешите меня. Вы – помеха на его пути. Запомните: я не позволю вам разрушить жизнь моего сына. Оставьте его».
Щелчок в трубке прозвучал оглушительно. Катя медленно опустила трубку, не чувствуя собственного тела. Она стояла в коридоре общежития, а мимо нее бегали смеющиеся однокурсницы, звали ужинать, делились новостями. А ее мир только что рухнул.
В это же время в квартире Артема разворачивалась другая драма. Едва он переступил порог, мать набросилась на него с иным, но столь же ядовитым набором аргументов.
«Опять ждал звонка от своей Катюши?» – начала она с фальшивой сладостью в голосе. – «А ты уверен, что она в это время в общежитии учится? Девушка одна, в другом городе… Красивая, нагуляться хочет. Тебе бы об учебе думать, а не о том, чем твоя невеста занимается пока тебя нет».
Артем молчал, уткнувшись взглядом в пол. Он знал эту тактику – капля за каплей, день за днем.
«Она тебе не пара, Артем. Поверь матери. Я жизнь прожила, я вижу. Она из простой семьи, амбиций нет. Техникум… Смех один. А ты – будущий инженер. Тебе нужна женщина с положением, которая сможет тебя поддержать, а не тянуть на дно. Я уже присмотрела одну девушку, дочь коллеги, она…»
«Мама, хватит!» – сорвался он, но в его голосе была не злость, а усталая беспомощность.
«Не груби мне! – голос Элаиды Александровны зазвенел сталью. – Я ради тебя всегда стараюсь! А ты из-за какой-то… готов на мать голос повысить! Иди, подумай над моими словами. Пока она там развлекается, подумай, стоит ли она твоих нервов».
Артем ушел в свою комнату, захлопнув дверь. Он сел на кровать и закрыл лицо ладонями. В голове, против его воли, зазвучали материнские слова: «Кто знает, чем она занимается… в чужом городе…» Яд сомнения, мастерски впрыснутый, начинал свое черное дело.
А Катя в это время, сидя на подоконнике в своей комнате в общежитии и глядя на огни чужого города, плакала тихими, горькими слезами от несправедливости и боли. Первая, самая страшная гроза в их любви началась. И они оба еще не знали, выдержат ли они ее.
Продолжение...