Дача встретила их пылью и тишиной, пахнущей прелой хвоей, старым деревом и забытыми историями. Сергей распахнул скрипучую калитку, и его взору открылся знакомый с детства пейзаж, но теперь он видел его совсем другими глазами — не глазами внука, приехавшего на лето, а глазами хозяина.
Участок был большим, запущенным. Малинник, когда-то аккуратно подвязанный, теперь буйно разросся, захватывая дорожку. Яблони гнулись под тяжестью неубранных прошлогодних яблок. А в центре всего этого стоял сам дом — бревенчатый, почерневший от времени, с резными наличниками, которые его дед, Василий Иванович, вырезал своими руками сорок лет назад.
— Ну что, принимаем наследство? — сзади раздался голос брата. Денис вошёл в калитку, щурясь от солнца. На нём были идеально белые кроссовки, которые уже сейчас, в начале пути, казались Сергею кощунством.
— Наследство, — мрачно усмехнулся Сергей. — Так и хочется сказать — «обязанность».
Они получили дачу в совместное владение после смерти бабушки. Неделю назад закончились похороны, а сегодня они приехали сюда, чтобы решить судьму этого места. Денис припарковал у ворот свой дорогой немецкий седан. Сергей — свой потрёпанный внедорожник. Разница в машинах, как и во всём остальном, была красноречивой.
Денис обвёл участок критическим взглядом.
— Ну, тут даже говорить нечего. Выставляем на продажу. Земля в приличном месте, вид на реку. Деньги поделим.
Сергей почувствовал, как у него сжалось сердце.
— Продать? Ты с ума сошёл? Это же бабушкин дом! Дедов!
— Серёж, очнись, — Денис достал пачку сигарет, предложил брату, тот отказался. — Кому нужен этот старый сруб? Он того и гляди развалится. Вложить в него нужно немыслимые деньги. А главное — зачем? Мы с тобой сюда раз в пять лет наезжаем. Твои дети были тут вообще?
— Были, — огрызнулся Сергей. — Маленькими.
— Ну вот. И больше не поедут. У них другие интересы. Гаджеты, друзья. А нам с тобой тут только спину ломать. Продаём, и все свободны.
Сергей молча подошёл к крыльцу. Оно просело, и один угол висел в воздухе. Он толкнул дверь — та, с привычным скрипом, поддалась. Внутри пахло так, как пахло всегда: старыми книгами, сушёной мятой и печкой. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь пыльные стёкла, освещали знакомую обстановку: массивный стол, застеленный вышитой скатертью, горку с бабушкиным сервизом, диван, на котором он спал ребёнком, глядя на трещину в потолке, похожую на дракона.
— Посмотри на это, — сказал Денис, войдя следом. Он провёл пальцем по горке, оставив на пыли борозду. — Антиквариат. Никому не нужный хлам. Всё это на свалку.
— Это не хлам! — резко обернулся Сергей. — Это наша история! Вот этот сервиз бабушка получала на свадьбу. А эти книги собирал дед. Вот, смотри, — он подошёл к стене, где висели старые чёрно-белые фотографии. — Это дед на целине. Это папа, вот, маленький, с собакой. А это мы с тобой, на качелях.
На пожелтевшем снимке два мальчишки, загорелые, с сияющими глазами, качались на самодельных качелях, свисавших с могучего дуба у забора.
— Сентиментальность — дорогая роскошь, брат, — Денис вздохнул, но в его глазах мелькнуло что-то неуловимое. — Мир изменился. Никто не будет возиться с этим… музеем.
— Мир не изменился! — закричал Сергей, и его голос гулко разнёсся по пустому дому. — Изменился ты! Стал прагматичным, чёрствым… барыгой! Для тебя всё упирается в деньги! А есть вещи, которые дороже денег! Память! Семья!
— Не надо мне лекций о семье! — вспыхнул Денис. — Я обеспечиваю свою семью, да! Я работаю по двадцать часов в сутки, чтобы у моих детей было будущее! А не чтобы они ковырялись здесь в грядках, как крепостные! Ты хочешь сохранить память? А кто будет сохранять этот дом? Ты? Приезжай сюда каждые выходные, консервируй, утепляй, чини крышу! У тебя есть на это время? Или ты ждёшь, что я буду вкладывать в эту развалюху свои кровные?
— Я всё сделаю сам! — горячо сказал Сергей. — Буду приезжать. Буду поднимать. Мне не жаль времени!
— А мне жаль! — отрезал Денис. — Мне жаль и времени, и денег. И я не позволю, чтобы твои детские фантазии стали якорем на моей шее. Мы продаём. Я уже поговорил с риелтором. Участок стоит около пятнадцати миллионов. По семь с половиной каждому. Это серьёзные деньги, Сергей! На них можно купить детям хорошее образование, сделать ремонт в квартире…
— Купить ещё больше ненужных вещей? — с горькой усмешкой произнёс Сергей. — Чтобы захламить жизнь так же, как ты захламил этот дом в своём воображении?
Они стояли друг напротив друга в полумраке гостиной, два брата, когда-то неразлучных, а теперь разделённых не просто столом переговоров, а целой пропастью мировоззрений. В их споре решалась не судьба шести соток с старым домом. Решалась судьба их общего прошлого.
— Ладно, — Денис махнул рукой и повернулся к выходу. — Я не буду с тобой спорить. Закон есть закон. У нас долевая собственность. Без моего согласия ты ничего не сделаешь. И без твоего — я. Пат. Так что можешь ночевать здесь со своими воспоминаниями. А завтра мы поговорим с трезвой головой.
Он вышел, хлопнув дверью. Сергей остался один. Он медленно обошёл комнату, касаясь рукой шершавых брёвен стен. Он подошёл к печке — огромной, глиняной, которая когда-то была сердцем этого дома. Зимними вечерами они с Денисом забирались на неё и слушали, как бабушка читает им сказки. Он открыл заслонку — внутри лежала горсть холодной золы.
Он вышел на крыльцо. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. Денис уехал. Тишина была оглушительной. Сергей спустился с крыльца и пошёл по заросшей тропинке к реке. Тот самый дуб всё ещё стоял на своём месте, могучий и молчаливый. Качелей, конечно, уже не было.
Он сел на корни, обнял колени и смотрел на воду. Вспомнил, как они с Денисом строили здесь плотины, ловили рыбу, как однажды Денис вытащил его, тонувшего, из омута. Они были командой. А теперь…
Внезапно его взгляд упал на странный выступ у основания дуба. Что-то блеснуло в косых лучах заката. Он подошёл ближе, отгрёб руками землю и старую листву. В земле была закопана жестяная коробка из-под леденцов. Помятая, ржавая.
Сердце его забилось чаще. Он помнил эту коробку. Они с Денисом называли её «капсулой времени».
Пальцы дрожали, когда он пытался открыть крышку. Она поддалась с скрипом. Внутри лежало несколько сокровищ: два желтых мраморных шарика, ржавый перочинный ножик, несколько фантиков от конфет и сложенный в несколько раз листок бумаги, пожелтевший и хрупкий.
Он осторожно развернул его. Детский, корявый почерк. Общее послание, которое они написали, кажется, когда Сергею было десять, а Денису двенадцать.
*«Кто найдёт эту капсулу, знай: это наша территория! Здесь сторит крепость Серёга и Денис. Мы клянёмся всегда защищать это место и никогда его не продавать. Даже если нам предложут миллион денег! И всегда быть друзьями. Навсегда. Клянёмся».*
Внизу были две подписи. И отпечаток пальца в фиолетовых чернилах от штемпельной краски.
Сергей сидел на земле, сжимая в руках этот листок, и слёзы текли по его щекам сами собой. Они текли за того мальчишку, который верил в вечную дружбу. За того брата, который когда-то был его героем. За бабушку, которая пекла пироги с черникой. За деда, который учил его строгать дерево.
Он не знал, сколько времени просидел так. Когда стемнело, он вернулся в дом, зажёг керосиновую лампу (света, конечно, не было) и положил найденную капсулу на стол.
Утром вернулся Денис. Он выглядел помятым, будто тоже не спал.
— Ну что, передумал? — без предисловий спросил он, заходя в дом.
Сергей молча указал на стол, на коробку и развернутое письмо.
Денис нахмурился, подошёл, взял листок. Он читал его долго, его лицо оставалось непроницаемым. Потом он медленно опустился на стул, по-прежнему держа в руках хрупкую бумагу.
Наступила длительная тишина, которую нарушал лишь треск дров в печке — Сергей с утра растопил её.
— Я помню этот день, — наконец тихо произнёс Денис, не поднимая глаз. — Мы тогда поссорились из-за того, кому достанется большой мраморный шарик. Потом помирились и закопали это… Я думал, оно давно сгнило.
— Нет, — хрипло сказал Сергей. — Не сгнило.
Денис поднял на него глаза. В них не было былой уверенности, лишь растерянность и какая-то детская уязвимость.
— Миллион денег… — он усмехнулся, но в усмешке была горечь. — А сейчас пятнадцать. Инфляция.
— Обещание есть обещание, — тихо сказал Сергей.
Денис снова посмотрел на письмо, провёл пальцем по своим каракулям. Потом глубоко вздохнул.
— Ладно, — выдохнул он. — Ты победил. Не продаём.
Сергей не поверил своим ушам.
— Что?
— Я сказал, не продаём. Но с условиями, — Денис отложил листок и посмотрел на брата строго, по-деловому. — Я не буду сюда приезжать каждые выходные. Это твоя вотчина. Ты её поднимаешь. Я могу вложить некоторую сумму на первоначальный ремонт. Крышу, например, перекрыть надо. Но не больше того. И мы не делаем здесь музей. Мы делаем… место. Куда можно приехать. Где могут побыть наши дети. Если захотят.
Сергей молча кивнул. Этого было достаточно. Больше, чем он надеялся.
— Хорошо, — сказал он. — Согласен.
Денис встал, подошёл к окну, выглянул на заросший участок.
— Дуб ещё стоит, — заметил он безразличным тоном, но Сергей уловил в его голосе нотки чего-то тёплого.
— Стоит, — подтвердил Сергей.
— Качели нужно новые повесить, — вдруг сказал Денис. — Надёжные. Для моей младшей. Она любит высоту.
И в этих словах Сергей услышал не просто указание. Он услышал начало нового диалога. Возможно, мост через пропасть, разделявшую их, был ещё очень шаток, но первый шаг был сделан. Не на встречу друг другу, а навстречу общему прошлому, которое, как оказалось, всё ещё было живо. Оно пряталось в ржавой коробке под старым дубом, дожидаясь своего часа.