Борис положил трубку.
Наталья лежала и думала, что это дно.
На фоне слышался женский смех. Тонкий такой, звонкий, молодой. Такой, каким она смеялась лет двадцать назад. Борис сказал что-то невнятное, музыка заиграла громче, смех стал ещё звонче.
Мальдивы. Кто-то другой. Спица болит. Серёга. Он умер. Больной. Нет, Серёга жив. Больной умер. Чёрный внедорожник. Мальдивы. Смех. Музыка.
Она попыталась встать. Зачем, непонятно.
Нога не слушалась. Спица скрипнула внутри, будто ржавая дверь, металл по металлу. Наталья упала обратно на кровать и закричала. Не от боли.
Медсестра вбежала.
- Чё случилось?
- Ничего. Простите. Нога.
- Лежи спокойно. Нельзя вставать. Совсем что ли охренела.
Она ушла. Наталья зажала лицо подушкой и зарыдала. Беззвучно. Сопли потекли, вытирала подушкой, чтобы соседки не слышали. У них и своих проблем.
Три месяца назад.
Лариска и Светка уговаривали.
- Наташка, ты что, так и собираешься до пенсии одна?
- Да кому я нужна в общаге. С подростком.
- Ты красивая. Просто тебе некогда.
Красивая. Наталья посмотрела в зеркало и не увидела. Мешки под глазами. Морщины как трещины. Седые волосы кустами у висков. Тридцать девять, а выглядит на все пятьдесят с лишним.
Анкета. Фотография старая. Где ещё улыбалась. Где ещё верила.
Первые недели одни придурки. Один сразу про это. Второй искал маму четверым детям и домработницу в одном флаконе. Третий прислал фото своего хозяйства и спросил, как оцениваю. Наталья удалила всех.
Потом Борис.
Пятьдесят два. Автомойки. Фотография на фоне дорогой машины, улыбка белозубая, часы наверняка не подделка.
Написал: Привет. Ты мне понравилась. Хочу познакомиться серьёзно.
Серьёзно.
Они встретились. Ресторан, где Наталья даже меню не могла прочитать без очков, потому что буквы золотые на чёрном, а свет приглушённый.
- Ты симпатичная. Только усталая очень. Это видно сразу.
- Работаю на скорой. По двенадцать часов.
- Понятно. Тяжело, конечно. А где живёшь?
- В общаге. От работы.
Борис поднял брови. Отложил вилку.
- В общаге? Серьёзно? Сколько тебе лет?
- Тридцать девять.
- Не понимаю, как можно в твоём возрасте жить в общаге. Ещё и с ребёнком. Я бы не смог. Это же... это же нужно так постараться, чтобы к сорока ничего не иметь.
Наталья хотела встать. Взять сумку. Уйти. Но не встала. Потому что устала. Потому что хотелось верить.
Борис звонил. Водил в рестораны. Говорил правильные слова про серьёзные отношения и будущее.
И добавлял между делом:
- Ты слишком простая. Надо инвестировать в себя. В одежду. В причёску.
- Не понимаешь, как устроена жизнь успешных людей. Надо оптимизировать быт.
- Ты просто не умеешь зарабатывать. Это вопрос мышления.
Наталья слушала. Верила. Начала думать, что он прав.
А потом купил путёвки на Мальдивы.
- Едем вместе. Через три недели. Я оплатил. Инвестиция в наши отношения.
Мальдивы. Наталья была только в Сочи. Десять лет назад. С Виктором. До развода. До того, как он отсудил квартиру.
- Я не смогу оплатить свою часть.
- Не надо. Я сказал, инвестиция. Просто возьми отпуск.
Она взяла. Считала дни.
Авария случилась за неделю до вылета.
Больной. Дед семидесяти лет. Сердечник. Серёга за рулём, она сзади, капельница, пульс еле прощупывается. Сирена. Красный свет. Серёга не тормозит. Так положено.
Чёрный внедорожник. Справа. Слишком быстро.
Удар.
Наталью швырнуло. Голова во что-то. Потом темнота.
Очнулась. Больница. Запах хлора въелся в нос. Голова раскалывалась. Нога не двигалась совсем.
Врач объяснил: сотрясение, перелом голени со смещением, спицы, растяжка, три недели минимум.
Три недели.
Мальдивы. Борис.
Она попросила телефон. Набрала. Руки тряслись.
Он ответил не сразу. Музыка на фоне. Голоса.
- Слушаю.
- Боря, это я.
Она слышит, как он отходит. Музыка тише. Женский смех — тонкий, молодой, беззаботный.
- Слушаю, - говорит он. Раздражённо.
- У нас авария была. Я в больнице. Сломала ногу. Не смогу на Мальдивы.
Пауза. Длинная. Она слышит его дыхание.
- То есть ты хочешь сказать, что я зря потратил пятьсот тысяч?
- Боря, я не специально. Мы везли больного, нас—
- Да мне плевать. Понимаешь? Я планировал. Я ждал. А ты... ты всегда всё портишь. Виктор прав был.
Наталья не дышит.
Виктор. Её бывший.
- Ты... ты с ним общаешься?
- А что такого? Мы в одном гольф-клубе. Он предупреждал меня. Говорил, что ты проблемная. Что всегда найдёшь, как испортить.
- Боря, я лежу в больнице. У меня голова. Нога сломана.
- Понимаю, конечно. Но теперь мне надо кого-то искать, чтобы тур не пропал. Извини.
Гудки.
Смех на фоне. Музыка.
Темнота.
Наталья лежала. Смотрела в потолок. Не плакала. Просто лежала.
Серёгу увезли в реанимацию с переломом позвоночника. Больной умер по дороге. Сердце не выдержало удара.
За рулём внедорожника был молодой. Наталья видела его лицо перед ударом. Парень. Совсем пацан. Лет двадцати. Узкие глаза. Родинка над губой.
Испуганное лицо.
Потом удар.
На третий день медсестра принесла записку.
- Это тебе. Из реанимации. От Серёги.
Почерк дрожащий, буквы скачут.
"Прости. Я видел его. Я не успел".
Наталья смяла записку. Сунула под подушку.
Артём приходил по вечерам через день. Шестнадцать. Высокий, нескладный, с её глазами.
Приносил яблоки. Антоновку. Её любимую. Только через неделю она поняла, что он ищет их по трём магазинам. Антоновку в октябре днём с огнём.
- Как в школе?
- Норм.
- Уроки делаешь?
- Делаю.
Молчали.
В пятницу он пришёл молчаливый совсем.
- Чё случилось?
- Да ничё.
- Артём.
Он дёрнул плечом.
- Батя звонил.
Наталья замерла.
- И что?
- Спрашивал, как ты. Я сказал, что в больнице. Он... он сказал, что ты сама виновата. Что надо было нормально работать, а не на скорой за копейки.
Артём смотрел в пол.
- Мам, а он прав? Может, правда надо было по-другому?
Наталья молчала. Потому что не знала, что ответить.
Артём ушёл. Она осталась одна. Совсем одна. Всегда одна.
На третий день пришёл мужчина.
Высокий, седой, лет пятидесяти. Лицо усталое, добрые глаза. В руках пакет с фруктами и хризантемы жёлтые дешёвые.
- Здравствуйте. Я Глеб. Можно?
Наталья кивнула.
Он сел на стул. Поставил пакет.
- Это моя машина с вами столкнулась. Я не был за рулём. Мой водитель виноват. Но я чувствую ответственность. Как вы себя чувствуете?
- Нормально.
- Я знаю. Я работаю здесь. Главврач. Видел вашу карту. Хотел извиниться.
Он встал.
- Если что-то нужно, скажите. Я распорядился. Поправляйтесь.
Ушёл.
Наталья смотрела на хризантемы. Как с похорон.
На следующий день он пришёл с ромашками.
- Подумал, хризантемы мрачные. Вот. Ромашки.
Принёс книгу. Детектив.
- Скучно лежать. Почитайте.
- Спасибо.
Сел.
- Как нога?
- Болит.
- Скоро легче будет.
Помолчали.
- А вам зачем? -- спросила Наталья. -- Приходить. Цветы носить.
- Чувствую вину. И хочется помочь.
- Вы же не виноваты.
- Машина моя.
На третий день газеты. На четвёртый фрукты. На пятый шоколад.
Наталья привыкла. Ждала его. Потому что больше никто.
Они разговаривали. Он рассказывал про больницу, про бумажки бесконечные, про начальство тупое.
- А у вас семья есть? -- спросила она.
- Была. Жена умерла пять лет назад.
- Извините.
- Ничего. Давно. Рак. Два года боролась. Не смогла. Детей не было.
Помолчал.
- После её смерти замкнулся. Работал как проклятый. Боялся людей. А тут авария. Вытолкнула из скорлупы.
Наталья рассказала про развод. Про Виктора, который забрал деньги. Про общагу. Про Бориса.
Глеб слушал. Не перебивал.
- И он бросил вас в больнице?
- Да. Сказал, что не может ждать. Что ему надо кого-то искать на Мальдивы.
- Какой урод.
Наталья засмеялась. Впервые.
- Да уж.
- Вы заслуживаете лучшего. Вы сильная.
- Я не сильная. Просто деваться некуда.
- Это и есть сила.
Глеб приходил каждый день. Иногда два раза. Утром и вечером. Приносил вкусное что-то. Журналы. Байки рассказывал.
Наталья думала о нём. Когда он уходил. Когда лежала одна. Думала, какой он спокойный. Надёжный. Не как Борис. Не как Виктор.
Думала, как было бы, если бы они встретились по-другому. Не здесь. Не так.
На второй неделе он задержался.
- Завтра выходной у вас?
- Да. Первый за месяц.
- И как проведёте?
- Дома. Посплю. Почитаю.
- Скучно.
- Привык.
Посмотрел на неё.
- А вы что любите? Когда не работаете?
- Я всегда работаю.
- А раньше?
Наталья задумалась.
- Любила гулять. В парке. Давно было.
- Когда выпишетесь, сходим.
- Я на костылях буду.
- Ну и что. Медленно пойдём.
Она улыбнулась. Впервые подумала, что хочет выписаться. Не потому что надоело. А потому что хочет гулять с Глебом.
На третьей неделе он принёс торт.
- Это зачем?
- Завтра выписывают. Отметить надо.
Сидели, ели торт из коробки пластиковыми вилками. Наталья смеялась. Глеб байки рассказывал про врачей-идиотов и пациентов-идиотов.
- Спасибо, - сказала она. - За всё.
- Не за что. Мне самому приятно было.
Помолчали.
- Наталья. Я не хочу давить. Но если захотите кофе выпить когда-нибудь, позвоните. Вот номер.
Протянул бумажку. Наталья взяла.
- Позвоню. Обязательно.
- Не торопитесь. Просто знайте.
На следующий день выписали. Глеб проводил. Помог с сумкой.
- Поправляйтесь. И звоните.
- Позвоню.
Дома Артём встретил.
- Мам, наконец-то!
Помог снять куртку. Усадил. Принёс подушку.
- Как ты?
- Нормально.
Вечером Наталья сидела. Смотрела на бумажку с номером. Думала о Глебе. О том, как он приходил. Слушал. Не унижал. Просто был.
Хотела позвонить. Боялась. Вдруг не ответит. Вдруг она опять ошиблась.
Борис не звонил. Наталья видела фотографии. Мальдивы. Блондинка. Счастливые.
Заблокировала. Удалила всё.
Неделя прошла.
Серёга позвонил.
- Наташ, как ты?
- Норм. Ты?
- Живой. Слушай, ты знаешь, кто виноват оказался?
- Нет.
- Водитель. Иванов Пётр Сергеевич. Шестьдесят два года. Условный срок.
- Шестьдесят два?
- Ага. Странно, да? Я же видел. Молодой был. Совсем пацан.
- И я видела. Молодой. С родинкой над губой.
- Во-во. А тут дед. Может, я от удара. Голова же.
- И у меня голова. Но я помню. Молодой.
Помолчали.
- Странно, - сказал Серёга. - Ну ладно. Главное, живы.
Попрощались.
Наталья сидела. Думала. Молодой парень. А виноват дед.
Достала телефон. Нашла Глеба. Пролистала.
Фотографии. Работа. Больница.
Ещё одна. Два года назад. Глеб с парнем. Обнимаются. Подпись: С сыном. Горжусь.
Наталья увеличила.
Молодой. Узкие глаза. Родинка над губой.
Та самая родинка.
Она видела её перед ударом. Лицо за рулём. Испуганное. С родинкой над губой.
Телефон упал из рук.
Хризантемы. Ромашки. Торт. Книги. Байки.
Всё это время он знал.
Приходил. Улыбался. Слушал. Держал за руку.
Знал.
Его сын сбил её. Убил деда-сердечника. Искалечил Серёгу.
А он принёс цветы.
Наталья достала бумажку с номером.
Можно позвонить. Сделать вид, что не знает. Встретиться. Кофе. Прогулки. Он же добрый. Заботливый. Деньги есть. Квартира точно. Переедут из общаги. Артём пойдёт в нормальную школу.
Можно простить. Сын не специально. Испугался. Молодой. Глеб защищает ребёнка. Это нормально. Любой бы так.
Можно.
Она вспоминает голос Бориса: Ты всегда всё портишь.
Голос Виктора: Ты испортила мне репутацию.
Голос Артёма: Может, правда надо было по-другому?
Лицо Глеба: Вы сильная.
Нет. Не сильная.
Просто больше не может.
Наталья рвёт бумажку.
Артём выходит.
- Мам, ужинать?
- Да.
Он разогревает макароны с сосисками. Садятся.
Едят молча.
Артём моет посуду. Наталья сидит. Нога ноет. Спица скрипит при каждом движении.
За окном темнеет. Октябрь. Скоро зима. В общаге холодно. Батареи еле греют.
Завтра на работу. Послезавтра. Каждый день. Двенадцать часов. Носилки. Больные. Деды-сердечники. Кровь. Крики.
Домой. В общагу. К сыну. Который спрашивает, правильно ли она живёт.
Наталья закрывает глаза.
Мальдивы. Белый песок. Голубая вода.
Она так и не узнает, какое там море.