Знаете ... официальная наука - дама, безусловно, уважаемая. Она носит белый халат ... умные очки и ... знает про нас всё ... ну, или ей так кажется. Вот, к примеру ... в умных книжках черным по белому написано ... будто собаки и кошки - существа не социальные. Забота о ближнем, мол ... только удел слонов, китов и прочих сурикатов. Чушь, понимаешь … полнейшая ерунда и провокация! Готова сию минуту с пеной у рта и всем своим ветеринарным опытом это оспорить. Весь мой дом ... этакая мохнатая коммунальная квартира в Подмосковье ... населенная самыми разными характерами, - живое тому опровержение.
Возьмем, к примеру ... Тосю ... это мой голубо-палевый десятилетний той-терьерчик ... чей задорный лай когда-то наполнял каждый уголок нашего сада. Ну, ты помнишь ... эти милые создания, что трясутся от холода и собственного величия. А пару лет назад ... у нашей умницы появился кашель. Нежный, такой … настораживающий. Обследование показало сердце, размером с хороший, я бы даже сказала, с отборный апельсин. Оно расположилось в ее маленькой грудной клетке с комфортом кита в ванне … тесно, знаешь ли. Диагноз - ДКМП. Не буду расшифровывать, звучит как приговор, но выглядело как вызов. Спасибо гениальным … тьфу ты, очень умным ученым ... придумавшим волшебные таблетки Ветмедин. И все бы ничего … «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги»…
Был самый обычный вечер ... макароны по-флотски на ужин ... муж моет посуду ... по дому разбросаны той-терьеры, как шоколадные конфетки из дорогой коробки. Ася ... наша обжора, уже облизывалась в предвкушении крошки, которая, может, упадет. Няка ... рыжий атомный взрыв, задорно тявкала на пролетающую за окном муху. И была Тося. Наша душа компании ...
Но она как-то безучастно лежала на лежанке, дышала … как-то уж слишком часто. И как-то … поверхностно. У меня, как у врача, екнуло внутри. Знаешь, это не страх, нет. Это холодная, тошная уверенность. Я подошла, провела рукой по ее шелковистой шерстке. Она посмотрела на меня своими преданными глазами-бусинками. И вздохнула. Всего один раз. Тихий, такой … прощальный выдох.
И все.
Сердце, биение которого мы с таким трудом удерживали волшебными таблетками … оно просто остановилось. Оно больше не билось. Моя Тося … умерла. Прямо у меня на руках. Просто ушла. Словно свечку задули.
Я онемела. Мир сузился до этого теплого, бездыханного тельца. Глухая тишина в ушах. А потом … потом этот визг. Пронзительный, разрывающий душу лай. Вся наша мелочь - Ася, Фрося, Няка, и даже Чернушка на своих трех лапках ... подняли такой тревожный ... такой отчаянный крик, что муж вбежал в комнату с лицом белее больничной простыни. Они видели. Они понимали. Они кричали нам ... «Сделайте что-нибудь!»
Этот лай вырвал меня из оцепенения. Мы поймали Тосю за лапку. Буквально в самый последний момент … когда она уже почти ушла на ту сторону Радуги. Ее лапка была еще теплой.
Что было дальше - помутнение. Укол адреналина прямо в сердце. Мои руки дрожали, но делали свое дело. Искусственное дыхание. Я дышала в ее крошечный носик, в который уже не было дыхания. «Дыши, черт тебя дери, дыши!» - шептала я, и слезы текли по моему лицу, смешиваясь с ее шерсткой. Минута … две … вечность. И вдруг - судорожный, хриплый вздох. Еще один.
Она вернулась. Вернулась с того света, зацепившись коготком за жизнь.
А потом пришло похмелье. Жестокое и беспощадное. Злой тромб, этот подлый вор, отнял у Тоси задние лапки. Она больше не могла ходить. Моя резвая, веселая девочка лежала на пеленках и смотрела на меня огромными глазами, в которых я читала вопрос ... «Почему я не могу бежать к тебе?»
Вот тогда я плакала по-настоящему. От бессилия. От ярости. От боли, которую не могла у нее забрать. Стиральная машинка гудела, как сумасшедшая, стирая эти пеленки, символы нашей с ней новой, сломанной жизни. Казалось, радости больше не будет. Никогда.
Но … знаешь, что самое удивительное в жизни? Она, как трава, пробивается сквозь самый толстый асфальт. Тося … наша инвалид … наша боевая подруга … она не сдалась. Она не просто жила ... она ЖИЛА! С отменным аппетитом, способным заткнуть за пояс саму Асю, мечтавшую о мамонте на обед. Со звонким, требовательным лаем. Она училась жить заново. И помогала ей в этом … вся наша хвостатая и усатая коммуна.
Те, кого умные книжки называют ... «не социальными существами».
Чернушка ... наши 0.75 кошки ... черная, как ночь, ложилась рядом и грела ее своим телом, когда Тосе было холодно. Молча. Просто ложилась и мурлыкала, как маленький, потрескавшийся моторчик. Ася и Фрося ... эти шоколадные сестры, не тыкались в нее носом, требуя поиграть ... они ложились рядышком и просто были там. Огненно-рыжая Няка ... стала ее личной сиделкой. Она не лаяла, а тихонько поскуливала, подзывая меня, когда нужно было сменить пеленку или просто погладить Тосю.
А потом появилась она. Принцесса Лея. Лейка. Этот черный, с белыми носочками, сгусток энергии и разрухи. Этот ураган на четырех лапах. Она ворвалась в наш дом и … ворвалась в жизнь Тоси. Она не видела инвалида. Она видела подругу.
И вот однажды я увидела это. Лейка, получив свой кусок мяса на ужин, не стала его жадно глотать. Нет. Она аккуратно пронесла его через всю комнату, положила рядом с мордочкой Тоси и тыкнула ее носом в эту вкуснятину. «Ешь», - словно говорила она. А Тося … о, Боже … Тося медленно протянула свой язычок и лизнула Лейкин мокрый, доверчивый нос. Это была нежность. Это была благодарность. Это была любовь, перед которой бессильны все тромбы ... все болезни и все умные книжки в мире.
Да, Тосю не вылечить. Ее лапки не отрастут. Но я смотрю на них сейчас ... на Тосю, с достоинством принимающую заботу ... и на Лейку, эту маленькую бестию, которая научилась не только брать, но и отдавать. И понимаю - мы не проиграли. Мы выиграли главное сражение. За жизнь. За любовь. За право быть счастливыми, даже если мир считает тебя сломленным.
Они, эти выброшенные кем-то существа ... научили меня главному. А вас ваши питомцы когда-нибудь ... учили такому уроку, от которого сжимается горло и наворачиваются на глаза эти самые, такие разные, слезы?