Алексей проснулся от противного пикания будильника на старом смартфоне. За окном их типичной московской хрущевки на окраине уже брезжил рассвет, но октябрьский туман делал все вокруг серым и безрадостным, как будто город еще не проснулся. Он потянулся, чувствуя знакомую ноющую боль в пояснице – десять лет за баранкой такси не прошли даром. Рядом тихо посапывала жена Марина, уткнувшись носом в подушку, ее светлые волосы разметались по простыне. В соседней комнате, через тонкую стену, слышно было, как ворочается сын Димка – восьмилетний непоседа, который вчера опять притащил из школы двойку по поведению за то, что болтал на уроке математики.
Алексей тихо встал, стараясь не скрипнуть половицами, и прошлепал босиком на кухню. Включил электрический чайник, который гудел, как старый трактор, и открыл приложение "Яндекс.Такси" на телефоне. Заказов было кот наплакал – утро буднего дня, все спешат на метро или электричках. Он тяжело вздохнул, вспоминая, как раньше мог выбирать смены, а теперь хватается за каждый рубль. Бензин подорожал в очередной раз, пассажиры капризные стали – вчера один солидный дядька в костюме отменил поездку на полдороге, потому что "машина не премиум, воняет сигаретами". Алексей тогда молча проглотил обиду, подумал о семье и поехал дальше.
Марина зашла на кухню, зевая и потирая глаза. Она работала бухгалтером в маленькой конторе на промышленной зоне, где платили стабильно, но копейки – едва хватало на коммуналку и еду. "Доброе утро, Лешенька," – пробормотала она сонно, чмокнув его в щеку, от которой пахло вчерашним кофе. Они позавтракали на скорую руку: она – овсянку с йогуртом, он – бутерброды с колбасой и сыром, а для Димки – хлопья с молоком. Мальчишка проснулся сам, ввалился на кухню с растрепанными волосами и сразу спросил: "Пап, а сегодня ты меня в школу отвезешь? А то вчера автобус опоздал, и я чуть не проспал звонок!"
Алексей рассмеялся: "Конечно, чемпион. Только рюкзак не забудь, и тетрадки проверь – вчера учительница жаловалась." По дороге в школу, петляя по узким улочкам мимо панельных домов и ларьков с шаурмой, они болтали о футболе. Димка фанател от "Спартака", как и отец, и мечтал о билетах на матч. "Пап, ну пожалуйста, поедем в выходные? Там "Зенит" приезжает!" Алексей замялся, глядя на поток машин: билеты стоили как полмесячной зарплаты, а еще кредит за ремонт машины висит. "Посмотрим, сынок. Если повезет с заказами, то обязательно."
Высадив Димку у школы – типичного серого здания с облупившейся краской, – Алексей поехал на первый вызов. Пассажирка – молодая девчонка с тяжелой сумкой из "Ашана", ехала в офис в центре. "Дождь обещают к вечеру, опять лужи по колено," – пожаловалась она, уткнувшись в телефон. Алексей кивнул, сосредоточившись на дороге: МКАД был забит, как всегда, фуры, легковушки, все сигналят. В голове мелькнула мысль о маме – Тамара Петровна жила в Серпухове, в старом деревянном доме на окраине. Последний раз звонил ей неделю назад, но разговор вышел скомканным: "Сынок, когда приедешь? Я тут одна, телевизор сломался, соседи не помогают." Он пообещал на выходных, но заказы не дали – пришлось работать допоздна.
В обед он зарулил в ближайший "Макдоналдс" – дешево, быстро, калорийно. Жуя бургер за пластиковым столиком, уставившись в окно на проезжающие машины, телефон вдруг зазвонил. Номер незнакомый, но код Серпухова. "Алло?" – ответил Алексей, жуя. Голос на том конце – женский, строгий, как у чиновника: "Здравствуйте, это из городской больницы. Вы сын Тамары Петровны Ивановой?"
Сердце у Алексея ухнуло в пятки, бургер встал комом в горле. "Да, это я. Что случилось?" Пауза, а потом: "Ваша мать поступила к нам сегодня утром. Подозрение на инсульт. Состояние тяжелое, но стабильное. Приезжайте как можно скорее." Он бросил еду в урну, прыгнул в машину и рванул на юг по трассе. Пробки казались бесконечными – ремонт дороги, авария где-то впереди. В голове вихрем неслись воспоминания: мама, еще молодая, с сильными руками от работы на текстильной фабрике, растившая его одна после того, как отец погиб на стройке. "Учись, Лешка, не то всю жизнь будешь горбатиться, как я," – повторяла она, отдавая последние деньги на репетиторов. Он закончил ПТУ, стал шофером, женился на Марине – скромной девушке из соседнего двора. Мама обожала внука, вязала ему свитера, но в последние годы все чаще жаловалась: "Одиноко мне, сынок. Приезжайте почаще, а то пенсия маленькая, на лекарства еле хватает."
В больнице – типичном советском здании с потрескавшимися стенами – пахло хлоркой, лекарствами и чем-то кислым. Врач, седой дядька в мятом халате, провел его в палату интенсивной терапии. Мама лежала на узкой койке, подключенная к мониторам, которые пищали монотонно. Лицо ее было бледным, левая щека обвисла, глаза закрыты. "Инсульт ишемический, – объяснил доктор, листая карту. – Соседка вызвала "скорую", когда увидела ее на полу. Возраст, гипертония – классика. Сколько ей лет?" "Семьдесят два," – выдавил Алексей, садясь на стул у кровати. Мама приоткрыла глаза, попыталась улыбнуться, но вышла гримаса. "Мам... мамочка, как ты?" – прошептал он, сжимая ее холодную руку. Она что-то промычала, но слова не разобрать – речь нарушилась. Слезы покатились по щекам Алексея, он не плакал так со смерти отца.
Он просидел с ней пару часов, рассказывая о Димке – как он забил гол на школьном матче, о Марине – как она печет пироги по выходным. "Я тебя не брошу, мам. Выкарабкаемся." Вечером позвонил Марине: "Маш, мама в больнице. Инсульт. Я в Серпухове." Она ахнула в трубку: "Господи, Леш... Держись, я сейчас соберу вещи и приеду. Димку к соседям отведу." Они встретились у больницы уже в темноте, Марина обняла его крепко: "Мы справимся, милый. Я возьму отпуск на работе, поговорю с шефом."
Следующие дни превратились в сплошной марафон: поездки в больницу на старой "Ладе", разговоры с врачами о лекарствах, которые стоят бешеных денег, поиски подработки. Пенсия мамы – жалкие 15 тысяч, на лечение нужно в разы больше. Алексей оформил кредит в "Сбербанке" под грабительский процент: "Ничего, отработаю в такси ночами." Усталость накапливалась – глаза красные, спина болит, но он дежурил у мамы, кормил ее с ложки жидкой кашей, когда она смогла глотать. Она поправлялась потихоньку: речь вернулась – сначала слова, потом фразы. "Сынок... вода," – прошептала она однажды, и Алексей чуть не заплакал от радости.
Однажды вечером Марина привезла ужин – домашние котлеты с картошкой, салат из огурцов и помидоров с дачи. Мама, уже сидя в постели, прошептала: "Леш... прости меня." Он удивился: "За что, мам? Ты ни в чем не виновата." Она вздохнула, глаза ее заблестели: "За то, что мало звонила, не хотела вас беспокоить. Думала, у вас своих забот полно." Алексей покачал головой: "Это я виноват, мам. Редко приезжал, все работа да работа. Обещаю, теперь все по-другому будет. Мы тебя заберем к себе в Москву."
Выписали ее через две недели – слабую, но на ногах. Дом в Серпухове продали быстро – старый, но в хорошем месте. Перевезли маму в их двушку: тесно, но уютно. Димка спал на раскладушке в гостиной, мама – в его комнате. "Бабушка, я тебе книжку почитаю про пиратов!" – радовался мальчишка. По вечерам они ужинали вместе: борщ по маминому рецепту – с чесноком и сметаной, который Марина научилась варить идеально. Мама рассказывала байки из молодости: как пережила войну ребенком, как работала на фабрике по 12 часов, как встретила отца. "Твой папа был таким красавцем, Лешка. Герой, на фронт ушел добровольцем." Алексей слушал, жалея, что раньше не спрашивал – всегда спешил, звонил на бегу.
Работа не стояла: он все так же ездил в такси, но теперь отказывался от ночных смен, чтобы быть дома. Марина взяла подработку – удаленный учет для знакомых, по вечерам сидела за ноутбуком. Денег хватало впритык – на еду, школу, лекарства для мамы. Однажды в воскресенье, когда выдался солнечный день, они поехали в "Коломенское" – парк с видом на реку. Мама в коляске, которую купили на "Авито", Димка бежал впереди, собирая желтые листья. "Спасибо, ребятки," – сказала она, глядя на Москву-реку, искрящуюся на солнце. "Я так рада, что с вами."
Алексей понял в тот момент: жизнь – не только пробки, заказы и счета. Это теплые вечера с родными, смех сына, мамины истории. Он стал звонить ей каждый день, даже из машины: "Мам, как ты? Что поела?" И слышал: "Хорошо, сынок. Жду тебя с работы."
Но здоровье мамы слабело. В декабре, когда ударили морозы, она слегла снова – осложнения на сердце. Врачи в районной поликлинике разводили руками: "Возраст, Тамара Петровна. Что поделаешь." Алексей дежурил у ее постели, держа руку: "Мам, не уходи, пожалуйста." Она улыбнулась слабо: "Я всегда с тобой буду, Лешенька. Береги семью."
Она ушла тихо, во сне, под утро. Похороны были скромными – на городском кладбище, пришли родные, бывшие коллеги с фабрики, соседи. На поминках в маленькой квартире Марина плакала: "Она была как вторая мама мне. Всегда советом помогала." Димка, прижавшись к отцу, спросил: "Пап, бабушка теперь на небе? С дедушкой?" Алексей кивнул, глотая ком: "Да, сынок. И смотрит за нами сверху."
После этого жизнь потекла по-новому. Алексей ушел из такси – нашел место водителя в логистической фирме, с фиксированным графиком и соцпакетом. Больше времени для семьи: по вечерам помогал Димке с уроками, гулял с Мариной по парку. По выходным ездили на кладбище – клали цветы, яблоки, мамины любимые. "Мам, спасибо за все," – шептал Алексей, стоя у могилы.
Год спустя, в октябре, он стоял у окна, глядя на тот же туман. Телефон пискнул – смс от Марины: "Ужин готов. Борщ, как у мамы. Люблю тебя." Он улыбнулся: "Иду, родная." Жизнь продолжалась, полная тепла от воспоминаний и близких.
