20.09.2025 в Донской публичной библиотеке (Ростов-на-Дону) на музыкально-поэтической встрече проекта LiterMort, названной “Диалог поэтов”, выступили 25 поэтов и музыкантов.
LiterMort — проект филологический. Нам интересны личные поэтические системы, объединяющие стихи в живой организм. LiterMort смотрит не на впечатление от стихов, а на сами стихи: на их системность и композицию, ведущие мотивы и повторяющиеся образы, концепты в центре идейного содержания и метатекст.
#открытыймикрофон #вечерпоэзии #филология #диалогпоэтов #рецензия #современнаяпоэзия #LiterMort #дгпб #БугаёваНН
Процитируем сами себя:
“В чём мы роемся, в голове или в сердце поэта? Мы кардиологи или нейрохирурги? Или простые скромные психиатры? Конечно, и те, и другие, и третьи. Зачем иначе читать поэзию?..
Первостепенно по значимости отношение самого поэта к своим писаниям. От этого отношения зависит львиная доля художественной ценности стихов.
Поэт не имеет профессионального права быть наивным и попадающим в цель (или мимо ея) с закрытыми глазами, если только он не папуас Новой Гвинеи или не слепой музыкант.”
Примитив слеп, постсарказм слишком зорок.
На сентябрьском “Диалоге поэтов” со стихами и музыкой выступили 14 дам и 11 господ. “Женскую лирику” объединил “гендерный мотив”: взгляд на вечный конфликт мужского и женского. И большинство поэтесс придали участникам конфликта своеобразные черты. Родились “14 ликов мужского и женского”. Какие они?
А “мужскую лирику” объединило стремление к экспериментам и оригинальности, тематически вылившееся и в военно-патриотическую, и в семейную, и в философскую лирику.
“На смену резко индивидуализированным, гордым лирическим героям прошлых столетий пришёл герой общий, один на всех — городской «маленький человек» с большим сердцем.
Коллективное лицо этой поэзии — городской неудачник, жестоко пьющий и много в чём несовершенный, однако всегда открытый любви и противопоставляющий своей «маленькости» громадину своих страстей, потерь, разочарований…
«Маленький человек», который раньше был пассивным объектом литературы, сегодня стал её решительным субъектом.”
Писатель послан к чёрту — герой пишет себя сам.
Так ли это сегодня? Применимы ли те выводы к сегодняшнему “Диалогу поэтов”? Или “коллективное лицо” одних поэтов не подходит иным?..
Сергей Лазебный: «беспородной сенсорный век»
Гражданская лирика Сергея Лазебного — это напряжённые размышления об актуальном: «Последняя эпоха догорела». Поэт строит проблематику вокруг разрыва сегодняшней русской культуры с культурой классической: «Молчат немые Пушкин и Радищев».
Сергей Лазебный с инвективой и сатирой обрушивается на тлетворную, разлагающую мораль: «Все мимо прут походкой торопливой». Выпукло нарисован портрет общества, нахального и «прущего». Способность верить в высшие добрые силы и любить вопреки нахальству эпохи поэт противопоставляет пепелищу и тлену.
Камила Белецкая: «Я пела с ветром в унисон»
Свою динамичную жизненную позицию Камила передаёт через мотивы судьбы и ветра: «Судьбой своей меня он звал». «Тщетную» любовь поэтесса метафорически уподобляет острову — то ли Буяну, то ли острову лотофагов: «бескрайний остров/ Надежд, мечтаний и любви».
Лирическая героиня Камилы — объект любовных манипулиций: «вы так/ Меня в себя влюбили?» Обращение к господину дьяволу на «вы» подчёркивает их неравенство: женское — маленькое, наивное, подчиняемое, скромное, а мужское — большое, коварное, манипулирующее, напористое: «Может, вы просто - дьявол»?
Светлана Костина: «Подберите к сердцам людей слова!/ На то вы и есть поэты...»
Светлана Костина пишет бытовую поэзию, окрашенную народно-гражданским пафосом. «Поэты на сцене бара» — ответ на современную тенденцию читать стихи в фуд-моллах посреди шаурмяшных и кебабных.
Поэтесса с помощью ироничного глагольного ряда противопоставляет поэта толпе, желающей лишь хлеба и зрелищ: «Люди пришли сюда кушать,/ Отдыхать, танцевать, веселиться». Главная идея Светланы Костиной адресована поэтам — “ловцам человеков”: «Не ищите простых ответов.» А разве кому-то когда-то бывало просто?..“
Лирическое лицо” в стихах Светланы Костиной сверхгендерно. Её лирическое “я” — поэт, мыслитель вообще, объединяющий, а не разделяющий “жгущих глаголом”.
Аглая Родницкая: “не прячу мечтательных глаз...”
Аглая Родницкая — представительница городской лирики, в которой выделяется тема отдельной личности на фоне городского пейзажа: «мимо новых оранжевых домов».
Насыщенная психологическая детализация создаёт образ нежной, трепетной, взволнованной личности в центре стихотворения: «трепетала б и билась».
Мир Аглаи Родницкой антропоморфен и, как хамелеон, бьётся в ритме её сердца: «И все светофоры трижды мигали бы мне, предвещая удачу». Эстафету лирического “я” Аглая не имеет привычки перекладывать из уст женского субъекта в мужские. В стихах мы слышим“трепет и биение” женского сердца.
Даниил Долматов: «Дай людям то, что знаешь верно»
Даниил Долматов развёртывает конфликт вокруг несправедливости, мнимой дружбы и предательства: «Принёс ты нам богаств, твоя заслуга,/ А потому погиб от нашего ножа.» Пафос — презрительно-иронический, сдобренный инверсиями, эллипсами и анаколуфами: «Допрыгать надо в самый центр»; «Слетела ноша, в пасть еда».
Художественное пространство автор создаёт сюрреалистическое (болота, тёмные леса, мёртвый дворец). Это символ перипетий человеческой жизни, предательств, войн и поиска правды: «Какой же сюр, ужасен вздор!»
А в центре — личность правдоискателя. Но как, во имя Нептуна, найти правду в чёрном болоте чёрной ночью (особенно — если правду уже сожрали черви)?..
Дариока Шафран: "Да только я оказалась твёрже..."
Лирическая героиня Дариоки Шафран не желает быть вещью в мире, клеящем на людей бирки: «А я охотно себе наклею/ Простую бирку: "не для продажи". Мужчины и женщина изображены в противопоставлении.
Мужчина — носитель «продажной» любви, топчущий и обвиняющий женщину, несдержанный и «говорящий, что хочет»: «Ты снова думал, меня растопчешь/ Да только я оказалась тверже».
В “Во тьме разглядывать узоры...” Дариока Шафран поднимается над гендерным во имя общечеловеческого. За свой мир, приходит к выводу поэтесса, ответствен сам человек: «Забыв о том, что в человеке/ Любое зло исток берёт.»
Ксения Семенихина: “Цветёт жасмин”
Ксения Семенихина увлечена лирической миниатюрой. В «Последнем вечере мая» всего 10 строк. Почему? На наш взгляд, «маленькость» формы гармонирует с «маленькостью» лирической героини на фоне жизни, вселенной. В центре лирики Ксении — тема человека и природы. А также — отдельной личности (маленькой) в целом мире (большом).
Героиня — миниатюрная “дочь земли”, тонко и остро переживающая несовершенства любви и совершенство природы: «Цветёт жасмин». Небесный — и в то же время такой земной — идеал чистоты природы Ксения Семенихина ставит превыше всего: выше земной любви, выше общества и его суетливой возни.
Шамир Алкамян: “Нет кровопролитью”
Лирическое действующее лицо (бывает и такое!) Шамира Алкамяна — это воин. Воин и женщина — вот как гендерный мотив понимали наши предки. У Шамира Алкамяна имела место модификация: воин и корабль. Главное для воина — побороть страх и не уронить лицо: “Побороть свой страх я/ Пред командой должен./ Видно, показалось,/ Раз никто не видел.”
В трёхстопном хорее Шамира звучит мысль о необходимости прекратить распри: “Распрю прекратите,/ Нет кровопролитью”. Ну, и разве эти стихи не родственны “Слову о полку Игореве”? Это же стало афоризмом: “А князья сами на себя крамолу мечом ковали”...
Поистине до сих пор признать “ярлом” сильнейшего и смирить пустую крикливую гордыню — показатель не слабости, а силы.
Катя Павлова: “Не рушу я мосты...”
Важнейшие пространственные концепты — дом и дорога — у Кати Павловой сливается с темой любви через образный ряд: дом — бездомный — дверь — путь (тропа, дорога).
Лирическая героиня (вот ведущий сквозной мотив наших поэтесс!) в момент сердечных терзаний становится ещё одной Ярославной, стенающей на юру на «тропе воспоминаний»: «Одной дорогою/Стенаний.»
Лирическое «я» Кати Павловой устремлено в будущее: «Ищу я/ Новые пути». Однако в стихах контрастно очерчен образ избранника: всего такого интересного, антитетичного, демонического (»И дождь, И зной»).
Отмечу, что с интересом нахожу пересечения и общности между образностью Кати Павловой и Ксении Семенихиной: у обеих лирическое «я» ощущает в себе «детскость» и невинность, почерпнутые у природы. Если героиня Ксении тяготеет к природе, видя в ней идеал духовной чистоты, то Катя обращает внимание и на свою тёмную сторону: «Я грешник/ И дитя/ В наивной/ простоте.» в её стихах содержится манифестация собственного жизненного пути.
Анастасия Неволина: “Но грусти нет...”
Анастасию Неволину вдохновил “Страшной местью” Н.В. Гоголь — гоголевским “ужастиком” о колдуне-антихристе, который зарезал жену, дочь и схимника, за что его вечно грызли в пропасти мертвецы:
“Отчаянный колдун летел в Киев к святым местам”.
Впечатлённая, Анастасия Неволина наполнила стихи пылким моральным пафосом: “Отец, прошу, молись, молись,/ За душу грешника возьмись!”; “Убейте, убейте и душу спасите мою!/ Я так много грешил и о спасенье молю.”
Концентрированной радости детства Анастасия противопоставляет образ брошенного дома: запустенье — пустота — грусть-тоска. Сочетание «грусть-тоска» звучит, как и у предыдущих поэтесс, по-пушкински: «Князь печально отвечает:/ «Грусть-тоска меня съедает»...
Михаил Кузьмичёв: “Я за всех детей молча помолюсь...”
Михаил Кузьмичёв выступил с ярким антивоенным пафосом: “Будь трижды проклята война”. С помощью цветописи Михаил называет цвет-символ войны: “Багровым цветом горизонт”. Через мотив боли Михаил Кузьмичёв противопоставляет войну, как болезнь, здоровому состоянию: Все болит. — Уже в груди болит!
Ребёнок встаёт у Михаила отдельной темой, и детский образ дан через пронзительный горько-сладкий лиризм и религиозный пафос: “Моя радость и грусть,/ Я за всех детей молча помолюсь”. Стихотворение выливается в народную молитву о счастье невинных детей, и лирическое “я” Михаила Кузьмичёва в этой молитве звучит таким же новорождённо-чистым, как и у героинь Ксении Семенихиной и Кати Павловой. Народ — это продолжение природы, её корней.
Ангелина Доценко: “Я верю в чудо...”
Стихотворение Ангелины Доценко “Узор” перекликается центральный образом с “Во тьме разглядывать узоры...” Дариоки Шафран. Совпадение?.. Две из 14 поэтесс (а это 14%) совпали во мнении, что житие — тот ещё замысловатый “узор”.
Риторические вопросы: “Зачем мы здесь? Куда ведёт дорога?” — подчёркивают деятельный характер лирической героини Ангелины Доценко. Глаголы передают динамичность жизненной позиции героини: ищущей, любящей, надеющейся, верящей и мечтающей.
“Безнадёжное письмо тому , кто больше не ответит” содержит архетипические образы умершего жениха и страдающей по нему невесты: “Душа отчаянно болит,/ И плакать хочется мне снова.” И снова — “Плач Ярославны”!
В центре стихотворения — образ невесты, вопреки Танату хранящей верность возлюбленному (воину), оказавшемуся “где-то там, за облаками”. И голос Ангелины, таким образом, сливается с голосом знаменитой Катюши Михаила Исаковского.
Мила Кузьмина: “Но я оловянный стоик...”
Поэзия Милы Кузьминой удивительно сочетается с музыкальной программой “Диалога поэтов”: “Слово в ми-бемоль”. Слово — это трансцендентальный (человечий!) способ постижения сути всего, включая непостижимое: “Слово — это молитва”.
Поэтесса не обошла стороной и гендерный мотив: “У каждой железной леди,/ При выправке всей и стати./ Кисель и желе внутри”. Внешнее (железное, статное) метафорически противопоставлено внутреннему (желейно-кисельному, жидкому).
Алексей Роменский: “Как могучие силы найти?”
В патриотической лирике “Русь моя” Алексей Роменский, вдохновлённый жизнью без прикрас, по-блоковски рисует портрет Родины через пространственный символ дороги: “Не дорогой, скорее тропой”.
Ряд эпитетов даёт понять, что сознательно идут этой “тропой” лишь по-настоящему опытные следопыты и альпинисты: “ухабистой, пыльной, вихлястою”. Нам не к лицу ровные тропы — путь без ухабов для идиотов!Молодая блоковская Русь сменилась “милой Старицей” с “перстами узловатыми”, плат узорный до бровей — “побитой шалью”. Да уж, последнее столетье не прибавило “Старице” здоровья... Но, как известно, “одной заботой боле — одной слезой река полней”.
Алексей Роменский вставляет мотив “тоски острожной” через образ “ржавых пут кандальных”. Его побитая жизнью Русь — пожилая арестантка-вдова, по-некрасовски “и могучая, и бессильная”: “Как от немочи, клятой, избавиться?/ Как могучие силы найти?” Только помня заветы Прометея — и не проматывая беспечно огонь.
Вячеслав Король: “Открой глаза...”
С помощью удачного каламбура поэт Вячеслав Король противопоставляет поэта Владимира Высоцкого, яркую личность, толпе: “Те зовут его королём”.Как и Алексей Роменский, Вячеслав Король посвятил стихи Родине: “Открой глаза”.
Портрет России нарисован через ряд пейзажных деталей: соловьи — лес — равнины — одинокий ручей — птицы. Связь с Родиной — это не столько нравственный долг, сколько земная связь с “неповторимой” родной землёй и её соловьями. И все “чужие” соловьи поют хоть и недурственно, но не по-русски.
Ведущие черты Родины у Вячеслава Короля — не только “бескрайность” и “красота”, но и “чистота”. Но увидит её лишь тот, кто “открыл глаза”. Сильно и горячо любить Родину — это совершенно особое “блаженство”, неведомое космополитам. Такой патриот — звонкая семиструнная гитара среди шестиструнных, хотя (казалось бы), играют и на шести...
Ольга Колосова: “Я давно не доедаю и на тарелке оставляю”
А Ольга Колосова, врач и поэт, вдохновилась Пушкиным: “Я недоедаю — святому духу место оставляю”. А Пушкин знал меру и баланс! Ольга Колосова вторит гению: “Я давно не доедаю и на тарелке оставляю”. Духовное и материальное: разве не ясно, что выбрать? Но для правильного выбора гомо сапиенсу нужно всего лишь оправдывать своё названье и “знать объёмы своего желудка”.
Земля в лирике Ольге Колосовой подобна “люльке для детей”. “В утробе сытно, безмолвно”, а на земле? А на земле (прости, Господи) остаётся только “мечтать и матюкаться”...
Екатерина Сторожакова: “ты хранишь в своём сердце лёгкость...”
Ростов-на-Дону Екатерины Сторожаковой, о чудо, совершенно совпал и с моим Ростовом, тоже старинным и оттого печальным: “старых улиц дыханье”. Лишь зная и помня прошлое в его изменчивости, мы способны увидеть настоящее во всех его масштабах.
А наше прошлое, как прозорливо подметила “мечтательница нежная” Екатерина, звучит цокотом конских копыт и печалью вечномолодых юнкеров. Это — мы! И забыть нас такими — значит предать самих себя. Ростов памятливее многих. Мудрый Ростов “хранит в своём сердце лёгкость светских поклонов/ Кавалеров печальных, улетающих в вечность карет”.
Парвез Кумар: "Бог в мире пройдох/ Судим и засужен крестом/ И лжецами объявлен лжецом..."
Парвез Кумар исполнил лирическую музыкальную штучку под названием “Бильярд”. Лирический же герой Парвеза Кумара не ищёт бога в небесах, а находит в самом себе: “Я одинок, как бог”. Бог человечен или человек божествен?
Саркастично уподобляя человека гаджету в анафорическом отрицательном сравнении, Парвез Кумар через четверное “Если бы” (If only) изображает всё “несовершенство” человеческой слабости, необновляемости, привязанности и верности, от которых могучие своими обновленьями роботы свободны:
“Если бы “про” продавали сердцам,
Если бы мог обновиться я сам”.
Если б ресурс качало по венам,
Если б одну не любило так верно.
Свободны, поблёскивая корпусами.
Но разве человеческому сердцу, “живому и пылкому”, к лицу этот холодный блеск?..
✅ Знак человека! Текст этой статьи написан без использования ИИ.
Уважаемые подписчики, алгоритм Яндекс Дзена таков, что даже если статья полезная, а лайков мало, то она не показывается и уходит в "серую зону". Благодарю всех, кто нажимает на "палец вверх", — это помогает LiterMort нести просвещение и дальше!
Канал LiterMort выступает против экстремизма в любых его проявлениях. Канал поддерживает Россию, её нравственные и правовые свободы и Конституцию РФ. LiterMort и его автор не поддерживают те субкультуры, которые признаны незаконными в РФ.
Благодарю за прочтение!
✅ Уважаемые подписчики, пожалуйста, соблюдайте вежливость в комментариях.