Лариса стояла у кухонного стола и смотрела на листок бумаги, который муж положил рядом с конвертом. Сорок тысяч рублей. Минус три тысячи за пригоревшую курицу в среду. Минус две тысячи за то, что забыла купить его любимый сыр. Минус тысяча за пятно на рубашке, которое она не смогла вывести. Тридцать четыре тысячи. Это ее зарплата за месяц. За ведение домашнего хозяйства, как он говорил. За работу финансовым директором семьи, как он шутил при гостях.
– Распишись, что получила, – сказал Андрей, протягивая ручку.
Она поставила подпись. Рука дрожала. Ей было пятьдесят шесть лет, и она расписывалась за получение денег от собственного мужа. Как сотрудница. Как прислуга.
– В следующем месяце постарайся быть внимательнее, – добавил он, застегивая пиджак. – У тебя же простая работа. Готовка, уборка, закупки. Я не требую невозможного.
Андрей ушел в свой кабинет на втором этаже, а Лариса осталась стоять на той же кухне, где провела последние тридцать два года замужества. Белая столешница, которую она каждый день натирала до блеска. Занавески в мелкий цветочек, которые сама сшила еще в девяностые. Холодильник, забитый продуктами, купленными строго по списку.
Раньше всё было по-другому. Раньше Андрей просто давал ей деньги на хозяйство, иногда целовал в макушку, говорил спасибо за ужин. Но пять лет назад, когда его бизнес расширился, когда он открыл третий магазин стройматериалов, что-то изменилось. Сначала появились шутки про то, что она его главный бухгалтер на домашнем фронте. Потом шутки превратились в систему. Зарплата. Штрафы. Расчетные листки.
– Это мотивирует тебя работать лучше, – объяснял он. – Ты же видишь, как я веду бизнес. Строгий учет. Дисциплина. Это правильно.
Лариса не спорила. Куда ей было спорить? Она домохозяйка. Она не работала с тех пор, как родила сына. А сыну уже тридцать, он живет в Москве, звонит по праздникам, но никогда не спрашивает, как у нее дела. Как у матери бизнесмена. Всё же хорошо, правда?
Она села за стол, пересчитала деньги. Тридцать четыре тысячи. На продукты, на коммунальные, на бытовую химию. Муж оплачивал крупные счета сам, но мелкие расходы были на ней. И не дай бог попросить больше.
– Ты что, не можешь уложиться? – говорил он каждый раз. – Я тебе плачу достойную зарплату. Учись планировать.
В тот вечер, когда Андрей уехал на встречу с партнерами, Лариса долго сидела на кухне. На столе лежал женский журнал, который она купила тайком, спрятав чек. В журнале была статья о женщинах, которые начали свой бизнес после пятидесяти. Одна вязала игрушки на заказ. Другая пекла торты. Третья делала украшения из полимерной глины.
Лариса умела вязать. Еще ее научила бабушка. Умела вышивать. В молодости даже хотела пойти учиться на художника по тканям, но родители сказали, что это несерьезно, надо в институт. Потом вышла замуж, родила, и руки опускались только до кухонных полотенец да носков для семьи.
Она открыла шкаф в спальне, достала с антресолей старую коробку. Там лежали мотки пряжи, оставшиеся еще с тех времен, когда она вязала сыну свитера. Шерсть, акрил, хлопок. Разных цветов. Она провела пальцами по мягкой нити, и что-то внутри дрогнуло.
А что если?
На следующий день она зашла в магазин рукоделия. Купила новую пряжу, красивую, мягкую, с блестящей ниточкой. Потратила тысячу рублей из своей зарплаты. Сердце колотилось, как будто она совершала преступление. Пряжу спрятала в старый чемодан под кроватью в гостевой комнате, куда муж никогда не заходил.
Вязать начала по ночам. Андрей ложился спать в десять, вставал в шесть. Она ждала, пока он уснет, потом тихо спускалась на кухню, включала маленькую лампу над столом и вязала. Сначала просто так, для души. Салфетку с ажурным узором. Потом шаль. Потом игрушку, маленького медвежонка с бусинками вместо глаз.
Медвежонка она показала соседке Ирине, когда та зашла на чай.
– Ларочка, какая прелесть! – ахнула Ирина. – Ты такое умеешь? Слушай, а ты на заказ делаешь? Я бы своей внучке такого купила. Сколько возьмешь?
Лариса растерялась.
– Да я не знаю. Не думала даже. Бери так, в подарок.
– Нет, что ты! – Ирина достала кошелек. – Я знаю, сколько такие игрушки в магазине стоят. На, держи полторы тысячи. И еще одного медвежонка мне свяжи, только в розовом, ладно?
Деньги легли в руку теплые, смятые. Полторы тысячи. За работу ее рук. За то, что она создала сама. Не за мытье полов. Не за готовку борща. За творчество.
– Свяжу, – тихо сказала Лариса.
С того дня всё закрутилось. Ирина рассказала своим подругам. Те заказали игрушки для внуков, потом шапки, потом шали. Сарафанное радио заработало. Лариса вязала по ночам, прятала готовые изделия в том же чемодане, встречалась с клиентками в кафе, на рынке, у подъезда. Деньги копились. Сначала три тысячи, потом пять, потом десять.
Она завела конверт, спрятала его за книгами на полке в гостевой комнате. Туда складывала каждую заработанную купюру. Андрей ничего не замечал. Он приходил домой, ужинал, хвалил или ругал ее готовку, выписывал штрафы и уходил в кабинет. Его интересовала только чистота в доме и еда на столе.
Через три месяца в конверте было двадцать восемь тысяч. Больше, чем она получала от мужа за месяц работы.
– Ларочка, ты волшебница, – говорила одна из клиенток, забирая связанную кофточку для дочки. – Такого нигде не найдешь. Ты подумай, может, в интернете начнешь продавать? Там же заказов будет море!
Интернет. Лариса боялась компьютера. Но страх был не таким сильным, как желание продолжать. Она попросила соседского внука помочь. Он за тысячу рублей создал ей страничку в социальной сети, научил фотографировать изделия, отвечать на сообщения.
– Только телефон прячь от мужа, тетя Лариса, – сказал паренек. – А то мало ли.
Она и прятала. Старый смартфон, который муж выбросил год назад, потому что экран треснул. Она забрала его из мусорки, отнесла в ремонт, заплатила из своих денег. Теперь это был ее секретный телефон. Для бизнеса. Для другой жизни.
Заказы пошли. Сначала из города. Потом из соседних. Лариса вязала, как одержимая. Спала по четыре часа в сутки. Похудела. Но глаза горели. Впервые за много лет она чувствовала, что живет.
– Что-то ты бледная, – заметил Андрей за завтраком. – Заболела?
– Нет, всё нормально.
– Смотри. Мне нужна здоровая жена, а не больная. Вот еще возиться с тобой.
Она молчала. В кармане халата лежал телефон. Там было пять новых заказов. На двенадцать тысяч.
Через полгода в конверте было сто десять тысяч. Лариса пересчитывала их по ночам, когда муж спал. Сто десять тысяч. Ее деньги. Заработанные ее руками, ее талантом, ее бессонными ночами.
Она начала думать о другом. О том, что можно уйти. Снять квартиру. Жить отдельно. Вязать, продавать, не бояться штрафов за недосоленный суп.
Но страшно было до дрожи.
Однажды Андрей пришел домой раньше обычного. Она как раз фотографировала очередную игрушку для странички.
– Что это? – спросил он, глядя на медвежонка на столе.
– Это… для Ирины, – быстро соврала Лариса. – Она попросила связать.
– А, – он потерял интерес. – Ладно. Где обед?
Она выдохнула, спрятала телефон. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, он слышит.
Ближе к году ее конверт пополнился до ста восьмидесяти тысяч. Одна клиентка предложила ей сотрудничество: поставлять вязаные изделия в магазин детских товаров.
– Я вам буду по оптовой цене платить, но берем большими партиями, – сказала женщина. – Сможете?
– Смогу, – ответила Лариса, не рараздумывая.
Она стала вязать еще больше. Три часа сна в сутки. Руки болели, спина ныла, но останавливаться не хотелось. Это было ее. Ее бизнес. Ее жизнь.
В один из вечеров Андрей положил перед ней очередной расчетный листок.
– Тридцать одна тысяча, – сказал он. – Минус четыре за то, что борщ был несвежий, я весь вечер живот мучился. Минус две за то, что в ванной плесень на шторке появилась. Сколько раз говорить, что надо следить?
Лариса взяла конверт с деньгами. Двадцать пять тысяч. Меньше, чем она зарабатывала за три дня вязания.
Она посмотрела на мужа. На его самодовольное лицо. На его дорогие часы. На костюм, который стоил больше, чем все ее зарплаты за год.
И вдруг поняла, что не боится больше.
– Андрей, – тихо сказала она. – Мне нужно тебе кое-что показать.
Он удивленно поднял брови.
Лариса встала, прошла в гостевую комнату, достала конверт. Вернулась на кухню, высыпала деньги на стол. Аккуратная стопка купюр легла между его расчетным листком и тарелкой с остывшим ужином.
– Это что? – спросил Андрей.
– Двести четыре тысячи рублей, – ответила она. – Мои деньги. Я их заработала сама. Вязанием. Уже больше года.
Он смотрел на деньги, потом на нее. Молчал. Лицо каменное.
– Ты занималась бизнесом? – медленно произнес он. – За моей спиной?
– За своей спиной, – поправила она. – Это мой бизнес. Мои клиенты. Мои деньги.
– Ты должна была спросить разрешения, – голос его стал твердым. – Я глава семьи. Я принимаю решения.
– Ты платишь мне зарплату и штрафуешь за пригоревшую курицу, – сказала Лариса. – Я не спрашивала разрешения, потому что не считала нужным. Это моя работа. Моя.
Андрей встал. Высокий, широкоплечий. Она раньше боялась, когда он так вставал.
– Убери эти деньги, – сказал он. – И больше никакого бизнеса. Ты жена. Ты должна заниматься домом.
– Нет, – ответила она просто.
Он застыл.
– Что "нет"?
– Я не уберу деньги. И не брошу бизнес. Он мой. Это первое, что принадлежит только мне за все тридцать два года.
Тишина повисла тяжелая, как занавес.
– Тогда уходи, – выдавил Андрей. – Со своими деньгами. Уходи.
Лариса собрала купюры обратно в конверт. Руки не дрожали. Голос не дрожал.
– Я подумаю, – сказала она. – Но сначала ты подумаешь. Кто тебе готовил все эти годы? Кто стирал, убирал, растил сына? Кто терпел твои штрафы и расчетные листки? Ты платил мне тридцать тысяч и считал, что владеешь мной. А я заработала двести тысяч и поняла, что никто мной не владеет.
Она развернулась и пошла в спальню. Закрыла дверь. Села на кровать, обхватила себя руками. Тело дрожало теперь, когда всё было сказано. Страшно? Да. Но не так, как раньше. Раньше был страх пустоты, безысходности. А сейчас страх перемен. А перемены, они бывают и к лучшему.
Утром Андрей ушел на работу, не попрощавшись. Лариса сварила себе кофе, села у окна. В кармане лежал телефон. Там было сообщение от клиентки: «Лариса Михайловна, у меня к вам предложение. Может, откроем вместе магазинчик? Я помещение найду, вы изделия поставляйте. Пополам делим прибыль».
Магазинчик. Свое дело. Официальное.
Она посмотрела на кухню, где провела столько лет. На занавески в цветочек. На белую столешницу. На крючок у двери, где висел фартук.
Потом открыла телефон и напечатала ответ: «Давайте встретимся. Обсудим».
Вечером, когда Андрей вернулся, на столе лежал листок бумаги. Он взял его, прочитал.
«Андрей. Я не ухожу. Пока не ухожу. Но правила меняются. Больше никаких зарплат и штрафов. Я твоя жена, а не сотрудница. Если тебе нужна хозяйка, которую можно штрафовать, найми прислугу. У меня есть свой бизнес, и он будет расти. Я буду заниматься домом, потому что это мой дом тоже. Но не за деньги. За уважение. Если ты не можешь уважать меня просто так, без системы мотивации, тогда я уйду. И уйду не нищей.
Подумай. Реши. У тебя есть время.
Лариса».
Он стоял посреди кухни с этой запиской в руках. Запах борща плыл по квартире. На плите остывал ужин. Всё как всегда. Но больше не как всегда.
Андрей сложил бумагу, положил в карман пиджака. Прошел в кабинет. Закрыл дверь.
А Лариса сидела в гостевой комнате, вязала новый заказ. Яркий, детский плед. Узор получался ровный, красивый. Руки больше не болели. Они привыкли. Как привыкает человек к свободе, если решится ее попробовать.
Что будет дальше, она не знала. Уйдет или останется. Простит ли он или нет. Сможет ли измениться или так и останется человеком с расчетными листками.
Но одно она знала точно: она больше не боится.
И это было важнее любых денег.