Австрия платила за верность старому порядку всё более дорогой ценой. Пока Наполеон перестраивал Европу, Габсбургская монархия разорялась, пытаясь удержать прошлое. Войны, инфляция и долги втянули империю в кризис, из которого уже не было выхода без реформ.
С конца 1790-х годов, не имея устойчивой налоговой системы, Австрия всё чаще прибегала к выпуску бумажных денег. Первое время население принимало ассигнации по номиналу, но к 1800 году последствия стали катастрофическими. Денежная масса выросла с 91,8 млн гульденов в 1799 году до 201 млн в 1801-м. Цены росли, доверие к валюте падало, а за границей австрийские гульдены продавались с огромным дисконтом.
Не меньшей угрозой стал и государственный долг. С начала войны 1792 года до 1801-го он увеличился с 390 до 613 миллионов — одна лишь выплата процентов поглощала львиную долю бюджета.
Министерство иностранных дел, фактически выполнявшее роль координационного центра, первым осознало масштаб кризиса. Вице-канцлер граф Кобенцль писал летом 1802 года: «Мы должны начать с реорганизации финансов, ибо каждый день промедления увеличивает наши затруднения и опасности».
В 1803 году казначейство представило проект графа Зичи. Он предлагал создать амортизационный фонд для погашения долга, обеспечить бумажные деньги государственным кредитом и сократить расходы до уровня доходов. Средства фонда должны были формироваться за счёт продажи государственной собственности и выпуска облигаций, а проценты направляться на выплату долга. Зичи настаивал и на сокращении военного бюджета — с 45 до 30 млн гульденов, но предупреждал насчёт новых налогов: «Народ уже обременён огромными обязательствами».
Кобенцль и эрцгерцог Карл встретили этот план настороженно. Австрия только начинала военные реформы, и урезание бюджета грозило сорвать их. «Я не финансист, но это не похоже на хорошее предложение», — писал Кобенцль кабинет-секретарю императора — Коллоредо. Однако последний возражал: без сокращения расходов монархия просто утонет в долгах.
Вскоре Коллоредо предложил более простое средство — очередную эмиссию ассигнаций: «Нужны лишь бумага, немного печати и способ ввести их в обращение — через жалованье солдатам и чиновникам». Но и он признавал, что «монархия уже погрязла в бумаге», а инфляция породила даже промысел фальшивомонетчиков.
Другой проект выдвинул молодой дипломат Иоганн Филипп Вессенберг, будущий министр-президент. Он предлагал: создать постоянный амортизационный фонд с устойчивыми источниками дохода; повысить косвенные налоги; увеличить пошлины на кофе, спиртное, кожу, лён, сукно и предметы роскоши, а также на сырьё вроде шерсти и индиго. Жалобы промышленников он предлагал встречать просто: пусть покупают австрийские товары. Чтобы сбалансировать фискальные меры, Вессенберг настаивал на развитии мануфактур и внутреннего производства.
Министерство признало его предложения реалистичными. Вскоре пошлины выросли, амортизационный фонд был создан, подоходный налог уравнен для всех сословий, подорожала соль, был удвоен налог на евреев. Лишь одно нововведение вызвало протест — введение платы за вход в венский парк Пратер. Кобенцль возражал: «Мы должны избегать ограничений их главных мест отдыха. Ваше превосходительство, вы знаете, как венцы любят свой Пратер…». Для него парк был символом открытого общества, где встречались простолюдины и знать. Но плату за вход всё же ввели.
И всё же предпринятые шаги оставались половинчатыми, ведь реформаторы не изучали реальное положение дел в провинции. Лишь эрцгерцог Карл предлагал системные меры, например, развивать земледелие и животноводство на монастырских землях Галиции и Буковины, чтобы увеличить поступления в казну.
Но было поздно. К 1805 году, накануне Аустерлица, монархия стояла на грани банкротства. Пошлины на кофе и платный вход в Пратер не могли остановить распад старого порядка. Австрия по-прежнему оплачивала свои войны всё той же бумажной валютой — символом беспомощности империи, идущей к финансовому краху.