Responsible Statecraft | США
Похоже, Брюсселю невдомек, что замороженные деньги России могут быть использованы как инструмент мира, пишет RS. ЕС готов добровольно от него отказаться и продолжить финансирование кровавого киевского режима — и это свидетельствует об отсутствии у него стратегического мышления, считает автор статьи.
Марк Эпископос
В прошлом месяце бывший министр иностранных дел Литвы Габриэлюс Ландсбергис метко изрек, что Европа застряла в геополитическом “Дне сурка”. Ландсбергис совершенно прав — хотя и совсем не потому, как он сам считает.
ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>>
Проблема Европы кроется отнюдь не в боязни противостоять России — смелости на этом поприще у нее как раз в избытке — а в настойчивости, с которой она гонится за краткосрочными мерами вместо реалистичного мирного урегулирования на Украине.
Это отсутствие стратегического мышления привело к подходу “Сначала действуй, потом думай”, который насаждается как в европейской бюрократии, так и во внутренней политики крупнейших стран блока. И ярче всего это проявилось в извечном вопросе о российских активах стоимостью в несколько сотен миллиардов евро на счетах Euroclear в Бельгии.
Европейские лидеры снова позарились на эти активы, замороженные еще в начале российской спецоперации на Украине в 2022 году, чтобы найти источники финансирования для военной кампании Киева.
Последняя из предложенных схем предусматривает беспроцентный “репарационный” займ Украине в размере 140 миллиардов евро за счет замороженных российских активов. Этот кредит будет возвращен лишь в том случае, если Россия согласится выплатить Украине щедрую компенсацию.
О механизмах этого плана мало что можно сказать — сверх уже сказанного бельгийским правительством. Руководство ЕС, Германия и ряд других европейских государств активно подталкивают Брюссель к тому, чтобы взвалить на себя почти все риски — без очевидных явных выгод.
“Легких денег не бывает. В любом случае будут последствия, — заявил премьер-министр Бельгии Барт Де Вевер. — Вчера я втолковывал коллегам, что хотел бы, чтобы они подписали заявление: когда мы заберем себе путинские деньги и их потратим, то если что-то пойдет не так, отвечать за это будем все вместе”.
А иначе и быть не может— ведь никакой возможности заставить Россию погасить долг нет, а это автоматически означает, что все риски и издержки лягут на плечи европейских государств.
Единственное существенное новшество этого плана по сравнению с предыдущими — это предполагаемое решение проблемы законности. Прямой арест суверенных активов России подорвет доверие к европейским финансовым институтам и отвадит незападных инвесторов — на этапе, когда на европейские страны обрушилось серьезное и долгосрочное макроэкономическое давление.
Сторонники этого плана утверждают, что раз речь идет о кредите, гасить который формально предстоит Украине, технически это никоим образом не оспаривает суверенных прав России на ее активы. Однако эта бюрократическая уловка едва ли убедит международных инвесторов. Сложный механизм глобальных финансовых институтов строится как раз на предсказуемости и всеобщем согласии с четко обозначенными правилами игры, которые касаются рыночных отношений и прав собственности, лежащих в их основе.
Если ЕС оставляет за собой право произвольно реквизировать чужие активы (а это не закреплено в международном праве и никем не признается в качестве законной практики), это будет считаться не чем иным, как экспроприация (как бы это формально ни называлось) — со всеми вытекающими последствиями для Европы и ее репутации.
Если цель — добиться от России возмещения ущерба Украине в той или иной форме, есть способ гораздо проще и безопаснее. В Москве уже укоренилось мнение, что свои европейские активы Россия вряд ли вернет. Реальный вопрос заключается в том, на каких условиях Кремль их лишится — и здесь, что бы там ни утверждали европейские лидеры, законное владение этими активами действительно дает Москве возможность повлиять на их дальнейшую судьбу.
Мои коллеги Джордж Биб и Анатоль Ливен уже предлагали Западу создать переговорную группу, чтобы использовать замороженные активы для создания международного фонда восстановления Украины. В зависимости от успехов на переговорах Запад может предложить выделить часть этих денег на поддержку граждан и территорий, которые окажутся на российской стороне будущей линии разграничения.
Наблюдательный комитет ООН проследит, чтобы средства пошли исключительно на гуманитарные и невоенные проекты.
Доля территорий, подконтрольных России, сама по себе станет предметом переговоров и будет зависеть от остальных пунктов мирного соглашения, однако Запад может и должен требовать, чтобы основная часть средств досталась Украине — в обмен на согласие Москвы разморозить активы западных компаний в России. Такое соглашение сведет на нет опасения по поводу финансового удара по Европе, поскольку России в таком случае придется отказаться от суверенных прав на замороженные активы, чтобы эти средства пошли в международный фонд восстановления.
Увязка этих активов с прекращением боевых действий (вместо открытой конфискации) укрепит переговорную позицию Запада при определении контуров мирного соглашения. Наконец, это создаст дополнительные финансовые стимулы — особенно в сочетании с планом действий по смягчению санкций, чтобы усадить Москву за стол переговоров.
Нетрудно догадаться, почему европейцы после ряда неудачных инициатив в этом направлении с новой силой взялись за планы изъятия активов. Финансирование Киева иссякает, а США постепенно отстраняются от конфликта. Цель же европейских лидеров — поддерживать военную кампанию Украины как можно дольше, поэтому они задумались о шагах, которые прежде считались слишком рискованными или вовсе немыслимыми.
Белый дом обязан донести до наших союзников, что прочное урегулирование отвечает интересам Запада именно потому, что освобождает Европу от бремени бесконечного финансирования опосредованной войны, — и работать над консенсусом с Европой и Украиной по жизнеспособному миру.
Марк Эпископос — научный сотрудник по Евразии Института ответственного государственного управления имени Квинси. Адъюнкт-профессор Мэримаунтского университета. Доктор философии Американского университета по истории и магистр международных отношений Бостонского университета
