Иван, наш местный фермер и заядлый рыбак, проснулся среди ночи от какого-то шороха во дворе.
Лежит, прислушивается. А Мария, его жена, уже давно не спит — тоже что-то услышала.
— Ваня, — шепчет она. — Там кто-то есть.
Иван встал, подошёл к окну. Глянул — а во дворе, где обычно стояла его сетка-сушилка для рыбы, темнота. И сетки нет.
— Мать честная! — гаркнул Иван. — Сушилку украли!
Надо сказать, сушилка у Ивана была особенная. Он сам её смастерил из деревянных брусьев, обтянул мелкой сеткой — чтобы мухи не лезли, но воздух проходил. Стояла она во дворе на ножках, как маленький домик для рыбы.
А в ней висело штук двадцать вяленых лещей — Иван только вчера с реки привёз, посолил, развесил. Красота, одним словом.
И вот — нету сушилки.
Мария вскочила с кровати:
— Как украли?! Кто?!
— Откуда я знаю! — Иван уже натягивал штаны. — Побежали, может, ещё догоним!
Выскочили они во двор — а там пусто. Только следы на земле — кто-то явно тащил что-то большое.
— Вон, смотри! — Мария показала на калитку. — Следы к воротам идут!
Иван схватил фонарик, и они побежали по улице.
Бежали минут пять — и вдруг видят: на обочине, у старого забора, валяется их сушилка. Пустая.
Иван подбежал, поднял. Сетка целая, каркас не сломан. Только рыбы — ни одной штуки.
— Ну и гады же! — выдохнул Иван. — Сушилку бросили, а рыбу забрали!
Мария оглянулась по сторонам:
— Их уже и след простыл, убежали, поди.
— Эх, бывает же, — вздохнул Иван. — Двадцать лещей! Я их три дня ловил!
Пришли домой, занесли сушилку обратно. Легли спать — но Иван, конечно, не спал. Злился, ворочался, думал, кто бы это мог быть.
А Мария говорит:
— Ты не переживай. Утром всё равно узнаем. В деревне ничего не скроешь.
Утро началось с того, что Анна Павловна, вездесущая наша пенсионерка, прибежала к Ивану ещё до завтрака.
— Иван! — кричит она с порога. — А что у тебя ночью случилось?
— Откуда ты знаешь? — удивился Иван.
— Так Валентина Ивановна мне сказала! Она в четыре утра вставала — в туалет выходила — и видела, как вы с Марией по улице бежали. Думала, пожар где-то.
— Не пожар, — вздохнул Иван. — Рыбу вяленую украли, всю, что в сушилке висела.
Анна Павловна ахнула:
— Ну и ну! Кто ж такое сделал?
— Не знаю пока, — говорит Иван. — Но узнаю обязательно.
Всё стало понятно уже к обеду.
Прибежал запыхавшийся соседский мальчишка, Гришка:
— Иван Петрович! Иван Петрович! А я знаю, кто вашу рыбу украл!
— Кто? — сразу насторожился Иван.
— Витька с Лёшкой! — выпалил Гришка. — Я их утром видел у магазина. Лёшка похмельный был, трясся весь. А Витька хвастался, что они ночью какую-то вкусную рыбу с пивом ели!
— С ума сойти, — пробормотал Иван. — Так это они!
Мария, услышав это, выбежала из дома:
— Я так и знала, что это Витька с Лёшкой — кроме них никто бы не додумался!
Иван сразу пошёл к Витьке домой.
Тот жил в покосившейся избушке на краю деревни. Открыл дверь — сонный, весь помятый, с красными глазами.
— Чего надо? — спросил он хрипло.
— Рыба моя где? — строго сказал Иван.
Витька замер, даже лицо у него вытянулось.
— Какая рыба? — пробормотал он неуверенно.
— Та, которую вы с Лёшкой ночью из моей сушилки стащили!
Витька почесал затылок:
— Ааа… Эту… Ну… Того… Съели уже.
— КАК СЪЕЛИ?! — заорал Иван. — Там двадцать лещей было!
— Ну, мы с Лёшкой это самое… — виновато говорит Витька. — Пиво было… Закуски не было… Вот мы и… того…
— Офигеть, — только и смог выдавить Иван.
Через полчаса во дворе у Ивана собралась половина деревни.
Витька с Лёшкой стояли посреди двора, как школьники перед директором. Анна Павловна, Валентина Ивановна, Мария, Варвара Павловна (тёща Ивана) — все смотрели на них с осуждением.
— Ну и как вам не стыдно? — говорила Анна Павловна. — Рыбу у человека украли! Он три дня её ловил!
— А мы не хотели, — бормотал Лёшка. — Мы думали… ну, в общем, бес попутал… Сами не знаем, как так получилось.
— Пьяные вы были, вот что, — отрезала Варвара Павловна. — Вы пиво пили и решили закусить за чужой счёт.
Витька вздохнул:
— Да, пили. И рыба та вкусная была — прям объедение. Мы с Лёшкой такой давно не ели.
— Ещё и хвалит! — возмутилась Мария. — Ты хоть понимаешь, что натворил?
— Понимаю, — кивнул Витька. — Извините нас…
Иван стоял, смотрел на них и думал — что с ними делать.
С одной стороны, он был очень зол на этих балбесов. С другой — жалко их. Витька с Лёшкой — местные, деревенские мужики. Пьют, конечно, но не злые, просто бестолковые.
— Ладно, — наконец сказал Иван. — Отработаете. Завтра придёте — будете мне огород копать два дня.
Витька с Лёшкой переглянулись.
— Договорились, — сказал Витька. — Придём.
— И больше не воруйте, — добавила Анна Павловна. — А то в следующий раз участкового вызовем.
— Не будем, — пообещал Лёшка. — Честное слово.
На следующий день Витька с Лёшкой действительно пришли к Ивану с лопатами.
Копали огород молча, угрюмо. Мария выносила им воду, смотрела с жалостью.
— Эх, бывает же, — вздыхала она. — Довела их жизнь до такого.
— Сами довели себя, — отрезала Варвара Павловна, которая сидела на лавочке и наблюдала. — Пить надо меньше.
К вечеру Витька с Лёшкой выкопали половину огорода. Устали, вспотели, но работали честно.
Иван вышел, посмотрел:
— Ну что ж, работаете неплохо. Завтра доделаете — и мы в расчёте.
— Спасибо, Иван, — выдохнул Витька. — Мы больше не будем.
— Да уж, постарайтесь, — хмыкнул Иван.
Через неделю история эта облетела всю деревню.
Анна Павловна рассказывала её на каждом углу:
— Представляете, Витька с Лёшкой сушилку украли с рыбой, ночью! Потом её бросили, а рыбу всю съели!
— С ума сойти, — вторила ей Валентина Ивановна. — Ну и наглецы.
— Зато теперь огород Ивану копают, — добавляла Анна Павловна. — Отрабатывают.
— Правильно, — кивала Валентина. — Пусть знают, что чужое брать нельзя.
А Иван, когда его спрашивали, не злится ли он, только пожимал плечами:
— Да какой смысл злиться? Рыбу не вернёшь, зато огород вскопали. И, может, хоть какой-то урок получили.
— Думаешь, больше не будут воровать? — спросила Мария.
— Не знаю, — честно ответил Иван. — Но я хотя бы попытался.
С тех пор Витька с Лёшкой Ивана стороной обходят. Когда видят, здороваются вежливо, глаза опускают.
А сушилка у Ивана теперь стоит поближе к дому, и на ночь он её заносит в сарай.
Мало ли что. Деревня есть деревня — тут всякое бывает.