После долгих месяцев синего — холодного, безысходного, наполненного тоской и одиночеством — в жизнь Пабло Пикассо наконец приходит свет. Начало 1904 года становится для художника переломным: он поселяется в Париже, на Монмартре, в доме Бато-Лавуар. Там, среди бедности и вдохновения, рождается его розовый период — тёплый, человечный, пронизанный нежностью и светлой грустью.
В этот момент Пикассо около двадцати трёх лет. Он пережил трагическую смерть близкого друга Карлоса Касагемаса, отчаяние и сомнение в себе, долгие скитания между Барселоной и Парижем. Но теперь рядом — Фернанда Оливье, его первая настоящая любовь, муза и тихий свет нового начала.
На смену "голубого периода, изображавшего темы нищеты, одиночества и отчаяния в мрачных синих тонах, приходит "розовый", представляющий более приятные темы: клоунов, арлекинов и карнавальных артистов.
В картинах появляются более яркие краски: оттенки красного, оранжевого, розового и земельного.
Центром этого вдохновения становится цирк Медрано — одно из самых знаменитых мест Монмартра. В начале XX века это был настоящий храм для художников и поэтов. Здесь бывали Тулуз-Лотрек, Ренуар, Аполлинер, Модильяни. Пикассо приходил туда почти ежедневно, сидел в дешёвом партере, делал быстрые наброски, наблюдая за движениями акробатов, за тем, как они, рискуя жизнью, дарят зрителям иллюзию лёгкости.
Его особенно трогали маленькие цирковые семьи, жившие на грани нищеты и славы, их внутренняя дисциплина, скромность и печаль. Эти образы легли в основу целой серии полотен.
На этих картинах нет громкого представления — только тишина между выступлениями, мгновения отдыха, когда маски сняты, и перед нами просто люди.
Цирк Медрано стал для Пикассо своеобразной школой наблюдения за движением, телом, жестом. Позже, уже в кубистический период, именно эта пластическая память — осознание ритма и равновесия — станет основой его нового языка. Но в розовом периоде цирк был не исследованием, а любовью. Художник видел в артистах самого себя — странствующего, ищущего, живущего искусством.
Розовый период длился всего два года, но в нём заключено дыхание юности и надежды. Это время, когда Пикассо позволил себе просто любить — женщину, жизнь, цирк, свет. Когда на арене Медрано горели огни, а где-то на Монмартре молодой художник писал свой тихий гимн человеческой душе — в оттенках розового.
И всё же тема цирка не покинула Пикассо. Она вернётся к нему позже — уже в ином, более философском свете. Как воспоминание о времени чистого вдохновения, о юности, когда жизнь казалась ареной света и любви.
Цирк для Пикассо так и остался образом самого художника: вечного актёра, жонглирующего светом и тенью, болью и красотой, смехом и молчанием.