Вы когда-нибудь знали кого-то настолько полно, что ваши мысли заканчивали предложения друг друга? Что один взгляд мог передать десятилетие общей истории? Большинство людей тратят всю жизнь на поиски такого человека. Я с ним родилась. Его зовут Лео. И он мой брат. Прежде чем вы вынесете свой вердикт, прежде чем на ваших губах застынет слово «грех» или «извращение», я прошу вас об одном: выслушайте. Попробуйте понять, что некоторые связи не вписываются в рамки общепринятой морали, потому что они были созданы задолго до того, как мы узнали о ее существовании.
Наше детство не было адом из фильмов ужасов. Не было ни побоев, ни криков. Было нечто хуже — пустота. Наши родители были призраками в собственном доме, потерянными в своем несчастье, в своих несложившихся жизнях. Они обеспечивали нас едой и одеждой, но эмоционально мы были сиротами. Мы с Лео, с разницей в два года, должны были растить друг друга. Я помню, как в семь лет у меня поднялась высокая температура. Родители были на какой-то вечеринке. Девятилетний Лео всю ночь сидел рядом со мной, меняя холодные компрессы на моем лбу и рассказывая шепотом истории о волшебных мирах, где дети никогда не болеют и не бывают одни. Он был моим защитником, моей крепостью. А я была его компасом, его единственным доверенным лицом в холодном и непонятном мире взрослых. Мы создали свой собственный мир, чтобы выжить. У нас был свой язык, состоящий из обрывков фраз и взглядов. У нас были свои ритуалы и свои законы. Мир снаружи был враждебным и чужим. Но в нашей комнате, под фортом из одеял, освещенным фонариком, мы были нацией из двух человек. Я была его королевой, а он — моим рыцарем. Мы дали друг другу безмолвную клятву, которую дети дают инстинктивно, но исполняют с отчаянной верностью: мы всегда будем друг у друга. Что бы ни случилось.
Когда мы выросли, мир попытался нас разделить. Колледжи в разных городах, новые друзья, отношения. Но эта связь не ослабевала. Каждый раз, когда в моей жизни случалось что-то важное — хорошее или плохое — первым, кому я звонила, был Лео. И наоборот. Он был единственным, кто знал все мои трещины, все мои темные углы и не боялся их. Он знал меня настоящую, ту, которую я прятала от всего остального мира.
А потом я встретила Дэвида. Моего мужа. Дэвид — воплощение всего хорошего и правильного. Он добрый, заботливый, успешный. Он построил для меня прекрасный дом, он дал мне чувство безопасности, которого я никогда не знала. Я люблю его. Правда, люблю. Но это любовь другого порядка. Дэвид — это прекрасный, надежный дом, в котором я живу. Он крепкий, он защищает от дождя. Я люблю этот дом. Но моя душа в нем не живет. Она до сих пор сидит в том форте из одеял, который мы построили тридцать лет назад. Дэвид пытался понять нашу с Лео связь. Он видел в нас очень близких брата и сестру. Он не мог, да и не должен был, понять всей глубины. Он не мог понять, что это не просто родство, а симбиоз, созданный в огне общего выживания. Для него Лео был моим братом. Для меня Лео был моей второй половиной, моим изначальным партнером. Это делало Дэвида, при всей его любви, посторонним в самой важной части моей жизни.
Физическая близость с Лео случилась не из похоти. Она не была запланирована. Это произошло год назад, в годовщину смерти нашей матери. Мы оба были на грани. Мы сидели на кухне в старом родительском доме, пили вино и вспоминали. В какой-то момент слова закончились, остались только боль и пустота. Он просто обнял меня, и в его объятиях я почувствовала себя так, как не чувствовала нигде и никогда — в полной безопасности. Дома. То, что произошло дальше, было не сексом в привычном понимании. Это было актом абсолютного слияния. Словно мы пытались закрыть последнее оставшееся расстояние между нами. Это была финальная печать на той клятве, которую мы дали друг другу в детстве: ты и я против всего мира. Всегда.
Я не почувствовала ни капли вины. Ни по отношению к Дэвиду, ни по отношению к миру. Мои клятвы, данные Дэвиду у алтаря, — это социальный контракт. Важный, но все же контракт. Моя связь с Лео — это закон моей души, написанный задолго до того,как я узнала о существовании каких-либо контрактов. Общество может называть это грехом. Психолог может назвать это травматической связью. Мне все равно. Их там не было. Они не сидели с нами в том форте из одеял. Они не держали друг друга за руки, когда мир вокруг рушился. У них нет права давать этому имя, а тем более — судить.
Я продолжаю жить с Дэвидом. Я хорошая жена. Я забочусь о нем, о нашем доме. Но несколько раз в месяц я «еду в командировку» или «на встречу с подругами». И на несколько часов я возвращаюсь домой. В нашу нацию из двух человек. Это не выбор между мужем и братом. Это необходимость дышать. Дэвид — это моя жизнь. Лео — это то, что делает меня живой. Иногда, лежа рядом с мужем ночью, я чувствую себя шпионом в чужой стране. Я играю роль, и играю ее хорошо. Но моя истинная преданность принадлежит другому флагу, флагу нашей маленькой, нерушимой нации. И за эту преданность я готова заплатить любую цену.
В этом мире существуют связи, которые не поддаются простым ярлыкам. Они выкованы в огне, который мы не можем себе представить, и действуют по правилам, которые мы никогда не поймем. Прежде чем бросать камни осуждения, возможно, нам стоит спросить себя, что мы на самом деле знаем о личных историях, которые формируют человеческое сердце.
Наша миссия — исследовать истории, которые живут в тени. Если вы верите, что каждая история заслуживает быть рассказанной, какой бы неудобной она ни была, подписывайтесь на наш канал и присоединяйтесь к разговору.
