Опубликовано: Неземледельческие занятия черносошных крестьян Верхотурского уезда в XVII в. // Урал в зеркале тысячелетий. Кн. 1.: серия «Очерки истории Урала». Вып. 50. Екатеринбург, 2009. С. 148–169.
И.Л. Манькова
НЕЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ ЧЕРНОСОШНЫХ КРЕСТЬЯН ВЕРХОТУРСКОГО УЕЗДА В XVII В.
Город Верхотурье был построен в 1598 г. как транзитный и таможенный пункт на главной государевой дороге из европейской части России в Сибирь, по которой шел основной грузопоток, в том числе и хлеб из поморских уездов для сибирских гарнизонов. Одновременно развивался процесс активного освоения территории самого Верхотурского уезда, быстрыми темпами росла численность населения. С 1621 по 1680 гг. она увеличилась почти в 39 раз (см. табл. 1).
Таблица 1.
Рост численности черносошного крестьянства в Верхотурском уезде в XVII в.
Источники: перепись 1621 г. (РГАДА. Ф. 1111. Оп. 4. Д. 1. Л. 69 об. – 70); переписи 1624 и 1680 гг. (Дмитриев А.А. Пермская старина. Вып. 7. Пермь, 1897. С. 162, 170, 218).
С одной стороны, население Верхотурского уезда оказалось вовлеченным в решение вопросов продовольственного, транспортного, административного обеспечения колонизации Сибири. С другой стороны, перед ним стояли проблемы собственного жизнеобеспечения. Эти особенности наложили отпечаток на неземледельческую деятельность черносошного крестьянства уезда.
Неземледельческие занятия верхотурских крестьян можно разделить на две группы: «государевы изделья» (принудительные) и связанные с собственным жизнеобеспечением (инициативные, добровольные).
Сохранившиеся делопроизводственные документы свидетельствуют о разнообразии «государевых изделий» («государевых поделок») верхотурских крестьян. В челобитной 1640 г. крестьян Подгородной волости указывались такие изделья, как строительство амбаров, возка дров на государственную винокурню и к казенным баням, заготовка веников, участие в строительстве судов[i]. Видимо до 1640 г. неземледельческие государственные повинности возлагались только на пашенных крестьян Подгородной волости, и в этой челобитной они просили, чтобы невьянские, тагильские и ницынские крестьяне также были включены в раскладку дополнительных повинностей.
Существовала практика найма крестьянами людей, которые выполняли за них эти повинности. Как правило, найм производился из крестьян той же слободы. На собственные средства крестьяне нанимали исполнителей, давали за них поручные записи, а затем выполненные работы оплачивались из казны по установленным тарифам. Получалась многоступенчатая система организации выполнения государевых изделий, в которой были задействованы крестьянские миры. Такая система позволяла властям в условиях слабой заселенности с помощью принуждения и круговой поруки решать проблему рабочих рук по созданию и развитию инфраструктуры региона, а также экономить казенные средства, покрывая часть необходимых расходов за счет крестьян. В челобитной 1640 г. подгородные крестьяне также жаловались на огромные убытки, которые они несли в связи с наймом. В таблице 2 показана разница между реальными затратами крестьян и казенными выплатами.
Таблица 2.
Расходы крестьян Подгородной волости на найм работников для выполнения государевых изделий 1640 г.
За строительные работы оплаты на полагалось. В 1640 г. подгородные крестьяне писали, что «амбары ставят наймуючи, займуя денги из великих ростов» [i].
В 1665 г. подгородные и слободские крестьяне обратились с предложением заменить им работы по содержанию казенных бань, заготовке для них дров, веников и шаек уплатой 50 руб. в год[ii]. Очевидно, к тому времени местные власти решили проблему содержания казенных бань, передав их на откуп. В последствии слободы ежегодно платили «за верхотурские торговые бани, пивы явочные, сенную косьбу» в казну. Например, за 1683/84 г. в Ирбитской слободе с «разных чинов людей» было собрано «с пив явки» 5 руб. 62 коп., «с торговых бань откуп» 6 руб. 5 коп., с оброчных крестьян «за сенную косьбу» 14 руб. 46 коп.[iii] Иногда взималась дополнительная плата «в подмог банным откупщикам»[iv].
До конца XVII в. за крестьянами оставалась такая обязанность, как заготовка и возка дров на верхотурскую винокурню. Эти работы по-прежнему осуществлялись путем найма. Так, в 1672 г. ирбитцы наняли для дровяной возки Демку Степанова. Часть дров он поставил сам, а часть купил на деньги, которые ему дали крестьяне. С тех, кто не участвовал в найме Д. Степанова, приказчик И. Будаков должен был взять деньгами[i]. В 1665 г. крестьяне Подгородной волости обратились к верхотурскому воеводе с просьбой, зачесть заработанные ими таким образом деньги в уплату за окупа торговых бань[ii]. С заработанных денег нанимавшиеся крестьяне должны были платить в казну десятую деньгу [iii].
Также на крестьян возлагалась обязанность сдавать в казну холст и смолу, причем не только для нужд Верхотурского уезда, но и для отправки в Тобольск. Например, в начале 1670 – х гг. ежегодно с верхотурских крестьян собирали по 2192 аршина холста (по 2 аршина с человека) и 47 пудов 34 гривны смолы «для всяких отпусков да для спуску варовых веревок» [iv].
С организацией казенного Невьянского железоделательного производства (с 1630/31 г.) крестьяне близлежащих слобод должны были выбирать из своей среды «деловых людей», которые работали на заводе с 1 сентября по 9 мая. В страдное время они обрабатывали свои пахотные наделы, с которых платили выдельный хлеб[i].
Обеспечение подводами проезжавших через Верхотурье с различными государственными поручениями служилых людей, воевод и их сопровождающих также вменялось в обязанность крестьян. Дело в том, что проживавшие в городе ямщики не справлялись с большим транспортным потоком. Как писали крестьяне Ирбитской слободы в челобитной 1672 г., «гоняют они многие подводы поочередно и наймаючи и збирают на те подводы и на всякие росходы многие поборы»[ii]. В приказном делопроизводстве сохранилось значительное количество крестьянских челобитных, в которых они добивались справедливой раскладки подводной повинности. Как правило, пашенные крестьяне требовали участия в общих повинностях оброчных крестьян, а также тех, кто жил «на льготе»[iii].
Особенно расходы крестьян на подводную повинность выросли в 1669 – 1673 гг. в связи с работой на Южном Урале экспедиции по поиску серебряной руды. В 1671 г. крестьяне Аятской слободы подали челобитную, в которой писали, что приказчик «правит на них всякие годовые оброки» с рыбных ловель, за сенную косьбу и «с пив явочные деньги», а платить им нечем, потому что они «от подводные гоньбы в конец погибли».
Крестьяне просили дать им отсрочку в платежах «до Семена дни летопроводца, чтоб им в марте денги выробить в ыных слободах». Такую отсрочку они получили[i].
Также на плечи крестьян ложилось возведение новых и укрепление старых слобод, в том числе и в соседних уездах, ремонтные работы в Верхотурье и слободах. Так, в 1649 г. на строительство Исетского острога в Тобольском уезде было направлено 15 крестьян из Ирбитской слободы и 10 крестьян из Ницынской слободы. Согласно царскому указу, они должны были работать по очереди помесячно [ii]. В 1670 г. острог и башни в Камышевской слободе строили «по десятинной развытке» крестьяне Ирбитской и Ницинской слобод [iii]. В 1674 г. острог в Чусовской слободе был поставлен крестьянами Чусовской, Краснопольской, Арамашевской и Невьянской слобод[iv].
Были случаи, когда строительные работы совпадали с другими срочными государевыми издельями и крестьяне не моли выполнить все задания администрации одновременно, тогда властям приходилось определять приоритеты. В 1665 г. пашенные крестьяне Невьянского острога подали челобитную, что приказчик Я. Давыдов высылает их на Верхотурье для острожного строения, но они в это время делали дощаники и готовили крупу и толокно для отправки в Тобольск. Крестьяне просили дать им отсрочку в острожном деле для завершения строительства дощаников и весенней обработки десятинной пашни. Воеводская администрация предписала ускорить строительство судов, дав крестьянам две недели на отправку дощаников, а затем прислать их на Верхотурье «для острожного дела»[v].
Со временем Верхотурский уезд стал не только перевалочным районом, где хлеб из поморских уездов перегружался на суда и по притокам Оби отправлялся на восток. По мере развития собственной земледельческой базы Верхотурский уезд превратился в поставщика хлебных запасов для сибирских городов. В связи с этим в литературе неоднократно отмечались значительные масштабы судостроения в Верхотурском уезде [vi]. Как показано еще П. Буцинским, судовое дело было особенно обременительной повинностью для населения уезда[vii].
Как правило, в слободах делались дощаники для вывоза хлеба собственного производства. Количество дощаников, которое должны были сделать жители той или иной слободы, зависело от размеров хлебных поставок в Тобольск. Возникали ситуации, когда слободским крестьянам приходилось делать дощаники не только под хлеб,
но и для транспортировки людей. Так, в 1652 г. для отправки в Даурию 3000 служилых людей верхотурскому воеводе предписывалось сделать за 2 года 80 судов[i].
В начале XVII в. ежегодно в Верхотурье присылалось около 80 плотников из Приуралья и поморских городов «для судового дела»[ii]. Постепенно их количество сокращалось. Это была повинность, которая разверстывалась среди населения этих уездов по сошному письму. По данным 1640 – 60-х гг. из Каргополья должны были присылать двух, из Кайгорода и Соли Камской «сообча» - 3, из Чердыни – 4, из Сысолы – 2, из Еренска – 2, с Вятки – 9 плотников. На них возлагалось ежегодно изготовление 19 дощаников. Мастера приезжали со «всей плотничной снастью», судовыми скобами, гвоздями и «конопатьем». Деньги по 18 руб. за дощаник они (за исключением вятских) получали из верхотурской казны. Также оплачивалась и работа местных плотников. Жители же Верхотурского уезда в эти годы делали в среднем около 50 дощаников ежегодно[iii]. При этом, как свидетельствует выписка из расходных денежных книг Верхотурья, сделанная для Новгородского приказа, плотники из европейской части России приезжали нерегулярно. Очевидно, во второй половине XVII в. в Верхотурье было уже достаточно местных судовых плотников, которые были способны сделать
необходимое количество казенных судов. И хотя практика присылки плотников из европейской России сохранялась, но имели место случаи, когда приезжие плотники нанимали вместо себя верхотурских, с последних брались поручные записи, а нанимателей отпускали на родину[i].
Организация строительства дощаников в Верхотурском уезде описана Е.В. Вершининым на материалах Сибирского приказа[ii]. Мы же дополним предложенную схему конкретными реалиями на основе документов Верхотурской приказной избы. Ежегодно слободские крестьяне, согласно установленным нормам выбирали судовых плотников (уставщиков), «крестьян добрых, кому б дощаничное дело было за обычай и кому мочно было в том дощаничном деле и в государственных деньгах верить»[iii]. Как показывают документы, во многих слободах сложились устойчивые группы крестьян, которым «дощаничное дело было за обычай» и их из года в год выбирали в плотники. Например, в Белослудской слободе это были Филипп Дмитриев Бояркин, в Ирбитской - Елисей Яковлев Фомин и Иван Микитин и т.д.[iv] Крестьянский мир заключал с плотниками договор и давал по ним поручные записи.
Судостроители отправлялись на Верхотурье, получали там деньги на строительство по установленному казной тарифу, судовые скобы и гвозди[i]. Иногда по мирскому приговору выборным плотникам в дополнение к казенным деньгам устанавливалась подмога от крестьянской общины. Власти не вмешивались в решение этого вопроса. И если в последствии у сторон возникали взаимные претензии, и они обращались за помощью в разрешении конфликта к администрации, то последняя апеллировала к изначальному договору. Так, например, поступила воеводская администрация в 1672/73 г., когда крестьяне Невьянской слободы подали челобитную о том, что приказчик П. Буженинов «правит на них» по 2 руб. на дощаник в пользу плотников, невьянских пашенных крестьян, Ивана Упорова с товарищами по их челобитной, хотя судостроители получали денежное жалованье на Верхотурье [ii]. Крестьяне ссылались на то, что прежде подможных денег «из миру» плотникам не платили, а также в своей сказке плотники дали обязательство делать дощаники без мирской подмоги. Царским указом приказчику было предписано допросить старосту и всех крестьян был ли изначально уговор о подмоге и если всем миром скажут, что плотники могут делать суда без подмоги, то тогда ее и не давать[iii].
Возможно, эта ситуация была отголоском конфликта предыдущего года. В 1671/72 г. судовые плотники Иван Упоров и Василий Старцев с товарищами жаловались
верхотурскому воеводе, что из выданных им в оплату дощаничного дела денег взято в казну 15 руб. за железо на церковное строительство, которое было выдано по челобитью всех невьянских крестьян. Также из этих сумм с плотников вычли 13 руб. 21 коп. – долг всех невьянских крестьян за дворовое строение. Воевода распорядился собрать со всех мирских людей сумму, которую не дополучили плотники и вернуть им[i].
Цикл работ по строительству судов начинался осенью. К каждому плотнику прикреплялись поддатчики из слободских крестьян по развытке для заготовки леса, лыка и смолы. До заморозков крестьяне под руководством плотников должны были заготовить лес, вывезти его на плотбища, а плотники его обтесать[ii]. Во всех воеводских памятях, посланных слободским приказчикам, обращалось внимание на осеннее время заготовки, чтобы суда делались из сухого леса[iii]. Понимая значимость этих работ для властей, крестьяне пользовались этим, чтобы решить свои проблемы. Так, в 1687/88 г. крестьяне Арамашевской слободы подали челобитную, в которой просили выдать им деньги из казны, чтобы выкупить
топоры и лошадей, которых они были вынуждены заложить, чтобы заплатить поворотные и подымные деньги. В противном случае они не могли выехать в лес на заготовку леса для дощаников[i].
Непосредственно строительными работами занимался плотник и нанятые им работники. Общий контроль на всех этапах работы осуществлял слободской приказчик. На этой почве не всегда гладко складывались отношения администратора и исполнителей. В 1673/74 г. на невьянских крестьян было возложено изготовление 10 дощаников. В самый разгар работ приказчик П. Буженинов отправился с инспекцией по крестьянским плотбищам, взяв с собой площадного дьячка и двух беломестных казаков. 10 апреля они приехали в дер. Яланскую на плотбище судового плотника Алексея Лаптева, который оказался в отъезде. Вместо него строительством руководили его племянники Федор и Иван Лаптевы. Приказчик посчитал, что работы идут медленно и к сроку судно не будет готово. Он порекомендовал им взять еще работников «для поспешенья» и пригрозил за возможную «оплошку» наказаньем. По словам П. Буженинова, судостроители начали на него кричать и его «бунтовать», «бранили матерны всякою неподобною бранью», называли его «вором», «с ослопьем и с топоры бить метались». В конце челобитной приказчик просил «обороны» от Лаптевых. Слова приказчика подтвердил один из очевидцев – беломестный казак П. Неверов[ii]. Из-за утраты последней части дела нам не известен его финал. Имя Федора Лаптева упоминается в документе 1680 г., когда невьянские крестьяне вновь выбрали его в судовые плотники[i].
Ко второй группе неземледельческих занятий необходимо отнести промысловую, ремесленную и торговую деятельность крестьян, а также работу по подрядам. Промыслово-промышленная деятельность русского крестьянства Западной Сибири XVII в. не раз оказывалась в поле зрения историков. В 1970-ые гг. эта тема была востребована в связи с дискуссией о генезисе капитализма в России в свете ленинской концепции. А.А. Преображенский исследовал промыслово-ремесленную деятельность населения Урала и Западной Сибири в XVII – начале XVIII вв. в рамках выявления форм кооперации, определяя ее как простую капиталистическую[ii].
О.Н. Вилков в книге «Очерки социально-экономического развития Сибири конца XVI – начала XVIII вв.» (Новосибирск, 1990) поставил задачу проследить влияние промыслово-промышленной деятельности крестьян «на отслаивание от преобладающего массива патриархальных, традиционно-феодальных крестьянских хозяйств все
новых и новых групп крестьян с переходом их через разнообразные опосредствующие формы соединения промысла и земледелия в ряды сначала простых товаропроизводителей, а затем и капиталистических предпринимателей»[i]. Для решения этой задачи он исследовал виды, распространенность, объем, товарность и характер промыслово-промышленной деятельности русских крестьян на обширной территории всей Сибири. При этом сам исследователь отметил, что особенности использованной им источниковой базы не дали возможности проследить в полной мере динамику и социальные последствия промыслово-промышленной деятельности крестьян[ii].
Важным представляется вопрос о роли неземледельческих занятий в жизнеобеспечении крестьянских хозяйств, какой доход они приносили в крестьянский бюджет. На наш взгляд, поиск ответа на данный вопрос необходимо начинать с исследований на микроуровне – в рамках одного уезда, а иногда и отдельного района этого уезда. Нашей источниковой базой стали писцовые книги Верхотурского уезда 1621 и 1680 гг., таможенные книги Верхотурья 1635/36, 1673/74, 1677/78, 1679/80, 1683/84 гг. и Тюмени 1672/73 г. и документы текущего делопроизводства Верхотурской приказной избы.
Любопытную информацию для размышлений дает писцовая книга 1621 г.[iii], которая до недавнего времени не использовалась исследователями. В начале 1620-х гг. Верхотурский уезд только начинал заселяться. Еще не сложилось деления на слободы,
существовал большой фонд невозделанных земель, крестьяне активно скупали земельные угодья у коренного населения. В самом городе крестьянских дворов (29) было больше, чем дворов посадских и торговых людей (20). Эти же «городские» крестьяне-дворовладельцы имели еще 42 двора в уезде около своих пашен. Многоземелье и слабая заселенность края позволяли крестьянам иметь большие пашенные хозяйства. Было и больше возможностей для неземледельческих занятий. Оброком были обложены только мельницы, за торговые операции платились пошлины на гостином дворе (см. табл 3).
Таблица 3.
Численность крестьян Верхотурского уезда и их промыслово-ремесленные владения 1621 г.
К 1680 г. территория Верхотурского уезда в основном была уже освоена, существенно сократились фонд невозделанных земель и возможности приобретения новых земель, упорядочено налогообложение. Практически все крестьянские мельницы, промыслы, ремесленная деятельность были обложены оброками (см. табл. 4) Тем не менее, в 1680-ые гг. в большинстве слобод продолжался рост численности мельниц, рыбных ловель, кузниц (см. табл. 4).
Таблица 4.
Неземледельческие объекты оброчного обложения крестьян Верхотурского уезда в 1680 и 1685 гг.
Если посмотреть средние показатели обеспеченности крестьянских хозяйств мельницами и рыбными ловлями, то в 1621 г. каждый 6 – 7-ой дворовладелец имел мельницу, каждый 2 – 3-ий – рыбную ловлю. По данным писцовой книги 1680 г., 1 мельница приходилась на 8,3 двора, 1 рыбная ловля – на 13,4 двора. Эти показатели во многом условны, потому что существовало и коллективное владение мельницами и рыбными ловлями или один дворовладелец имел несколько ловель. Например, по данным 1680 г. коллективные ловли в Тагильской слободе составляли 58%, в Ирбитской – 50%, а в Невьянской – 18% [i].
Интересна динамика владения мельницами. Рассмотрим ее на примере Ирбитской слободы – крупного торгового центра Урало-Сибирского региона. В 1669/70 г. в ней было 11 мельниц, в т.ч. 6 коллективных (55%), в 1680/81 г. – 18 мельниц, в т.ч. 9 коллективных (50%), в 1686/87 г. – 24 мельницы, в т.ч. 14 коллективных (58%)[ii]. Таким образом, с 1669/70 по 1686/87 г. более половины мельниц Ирбитской слободы были коллективными. За почти 20 лет было учтено 23 мельницы. Из них только 3 находились в одних и тех же
[i] Там же. Оп. 1 Д. 18. Л. 30 – 33; Д. 67. Л. 17 – 18; Д. 68. Л. 135 – 137. Под «коллективными» понимается владение мельницами 2 –х и более хозяев.
[ii] Там же. Л. 30 – 33; Д. 67. Л. 17 – 18; Д. 68. Л. 135 – 137. Под «коллективными» понимается владение мельницами 2 –х и более хозяев.
руках на протяжении всего рассматриваемого периода. 5 мельниц перешли к родственникам и оказались в коллективном владении (в основном не родственников). Например, в 1669/70 и 1679/80 гг. Семен Подкорытов платил оброк за мельницу 12 коп. В отчетах о сборе оброков в 1683/84 и 1686/87 гг. его уже нет, но есть его сын Павел Подкорытов с братьями, платившие оброк за мельницу 21 коп. Практически за все мельницы, значившиеся в документах 1680 г., к 1683/84 г. оброк был увеличен. Приведенные данные свидетельствуют о том, что в Ирбитской слободе довольно активно шел процесс передачи собственности, а именно мельниц. Очевидно, это было связано с тем, что ирбитские крестьяне переориентировались с развития собственных земледельческих хозяйств на посредническую торговую деятельность.
Какие доходы мог приносить собственный рыбный промысел? В 1664 г. приказчик Ирбитской слободы получил указание обложить оброком крестьян, которые «торгуют и промышляют … по их животам и по промыслам». В поле зрения властей попало 7 крестьян, у которых были рыбные промыслы. Оброчное обложение происходило на основании дохода, который называли сами крестьяне: 3 руб., 4 руб., 5 руб., 12 руб. Самый крупный доход по 25 руб. был у крестьян Юрия Степанова Шипицына и Петра Петрова Шульги[i].
В писцовой книге 1680 г. наличие рыбных промыслов
на оброчном праве не зафиксировано в 5 слободах. Как показывают другие источники, писцовые книги дают лишь часть картины развития рыболовного промысла среди крестьян. Кроме оброчного пользования рыбными ловлями имела место практика аренды рыбных ловель у местного населения в их угодьях, а также «отъезжие» рыбные промыслы в зимнее время (с ноября по март). Эти промыслы также находились под контролем властей. Приказчики близлежащих слобод, где крестьяне ловили рыбу, должны были проводить приценку пойманной рыбы, давать крестьянам памяти, по которым в верхотурской таможне бралась пошлина в размере 1/10 от суммы приценки.
Несомненно, ловля и продажа рыбы были одним из существенных источников доходов крестьянства. Это осознавалось и местными властями. Весной 1668 г. приказчик Ирбитской слободы Я. Давыдов не мог собрать с крестьян оброчный хлеб. Часть крестьян сбежала из слободы, остальные стояли на правеже, «но хлеба у себя не сказывали», жены и дети «бедных недостаточных» крестьян скитались по миру. Тогда, чтобы выяснить доходы крестьян, верхотурские власти сделали выписку из таможенных книг – кто из ирбитских крестьян приезжал на Верхотурье и с каким количеством «продажной» рыбы.
В этот список попали 17 человек. В общей сложности они привезли 97 возов рыбы[i]. Никто из этих крестьян не фигурирует среди плативших оброки за рыбные ловли, следовательно, привезенная рыба была выловлена на отъезжих промыслах. В более поздних таможенных книгах упоминаются четверо из этих крестьян, т.е. можно сделать вывод, что для них продажа рыбы была регулярной статьей дохода.
В таможенных книгах фигурирует три вида таможенных операций с рыбой: приценка, продажа на Верхотурье и вывоз через Верхотурье к Соли Камской. Для репрезентативности данных о соотношении этих видов явок суммированы материалы таможенных книг 1673/74, 1677/78, 1683/84 гг. и учтены крестьяне Подгородной волости и трех слобод (см. табл. 5). Явки крестьян из других слобод единичны. Верхотурские таможенные книги не отражают продажу рыбы слободскими крестьянами на местных слободских рынках, а это несомненно было. Известно, что торг в Ирбитской слободе к концу XVII в. превратился в одну из крупнейших ярмарок России[ii]. Вместе с тем ирбитские крестьяне наравне с подгородными продавали рыбу на Верхотурье. Как правило, это была относительно мелкая торговля в пределах до 2 руб. (в единственном случае – 13 руб.). Но в 2 раза
чаще, чем все слободские крестьяне вместе взятые, подгородные крестьяне вывозили рыбу на продажу к Соли Камской. Вывозились партии от 1 до 6 возов, но были караваны и по 10 – 12 возов. Как правило, это были коллективные выезды.
Подавляющее большинство явок слободских крестьян в верхотурской таможне (86 раз) составляла приценка рыбы, привезенной с отъезжих промыслов на водоемах Зауралья (см. табл. 6). Суммы приценок колебались от 1 до 15 руб. (1 воз рыбы оценивался в 3 – 5 руб.).
В просмотренных нами таможенных книгах 1635/36, 1673/74, 1677/78, 1679/80, 1683/84 гг. крайне редко встречаются случаи, когда крестьяне выезжали к Соли Камской с рыбой и возвращались обратно с купленным товаром. Например, в 1678 г. ирбитские крестьяне Гараска Фомин с братьями вывезли к Соли Камской 10 возов рыбы стоимостью 15 руб., на обратном пути «явили» товар на 20 руб. [i] Судя по ассортименту и объему, эти покупки предназначались для собственного обихода.
На основе таможенных книг 1673/74, 1677/78, 1683/84 гг. мы попытались выяснить насколько регулярно одни и те же крестьяне занимались отъезжим промыслом, продажей рыбы на Верхотурье и вывозили рыбу в другие уезды. Упоминание в 2 – 3 таможенных книгах или несколько раз в одной книге может свидетельствовать о том,
Таблица 5.
Таможенные операции крестьян с рыбой по материалам Верхотурских таможенных книг 1673/74, 1677/78, 1683/84 гг.
что для этих крестьян ловля и продажа рыбы были регулярным занятием и относительно стабильным источником доходов. По нашим подсчетам около 9% из отмеченных в таможенных книгах крестьян периодически осуществляли таможенные операции на Верхотурье. Наиболее адекватно судить о количественном показателе занятия рыбным промыслом можно лишь в отношении крестьян Подгородной волости, поскольку торговые операции они могли осуществлять только на или проезжая через Верхотурье. Из 77 подгородных крестьян, отмеченных в таможенных книгах 1673/74, 1677/78, 1683/84 гг., ловлями на оброчном праве владели 6 человек. Двое из них попали в таможенную книгу в связи с отъезжим промыслом, трое – в связи с вывозом рыбы в Соль Камскую. Самый высокий доход получил Артемий Киприянов Дерябин в 1678 г. – 15 руб., вывезя 30 возов рыбы. К 1680 г. он владел половиной плеса и платил оброк 20 коп. [i] Таким образом, если объединить крестьян Подгородной волости, упоминавшихся с рыбными явками в верхотурских таможенных книгах и владельцев рыбных ловель на оброчном праве, то получится, что в 1670 – начале 80-гг. рыбным промыслом занималось не менее 117 крестьян Подгородной волости.
В таблицах 6 и 7 показано участие крестьян Верхотурского уезда в таможенных операциях в 1635/36 и 1673/74 гг. Сравнительный анализ этих данных позволяет проследить изменения в ассортименте продаваемых товаров, разновидностях таможенных операций, что является несомненным отражением происходивших изменений в неземледельческих занятиях крестьян.
Таблица 6.
Участие крестьян в таможенных операциях по материалам Верхотурской таможенной книги 1635/36 г.
Таблица 7.
Участие крестьян в таможенных операциях по материалам Верхотурской таможенной книги 1673/74 г.
В первую очередь, это касается пушного промысла. Если в 1621 г. четверо дворовладельцев сказали, что «зверя всякого ловят и с вогуличи торгуют», то в 1680 г. пушные промыслы уже не упоминались. Если в таможенной книге 1635/36 г. отмечено 14 случаев торговли крестьянами пушниной, то в таможенной книге 1673/74 г. только один. В 1635/36 г. крестьяне Невьянской волости в основном продавали приезжим торговым людям большими партиями шкурки белок (до 450 штук)[i]. В таможенной книге 1677/78 г. зафиксировано лишь 2 случая продажи пушнины, и то заячьих шкурок (100 и 900 штук)[ii]. Занятия крестьян пушным промыслом со временем стали ограничиваться указами, направленными на сохранение промысловых угодий ясачного населения. Увеличилась продажа мяса, скота, масла, что свидетельствовало о развитии животноводства.
Во второй половине XVII в. для ряда крестьянских семей важной статьей дохода стало изготовление и продажа приезжим торговым людям лодок-набойниц и дощаников. В 1616/17 г. пришел с Вологды и поселился на р. Мугае Первый Вологжанин. В 1621 г. кроме пашенного хозяйства он занимался посреднической торговлей между вогулами и русскими торговыми людьми [iii]. В 1680 г. на р. Туре существовала д. Костянтиновская, в которой жили братья Федот, Борис, Иван, Кирилл и Семен Константиновы Волокжанины в двух дворах. На каждый двор приходилось по 3 дес. земли в поле [iv]. Четверо из братьев, также как их отец, строили лодки. В 1672, 1674, 1678, 1680, 1684 гг. ими вместе с отцом было построено 18 лодок на сумму 124, 5 руб. В 1687/88 г. уже сын Кирилла Кузьма продал 2 лодки. [v] Также регулярным строительством лодок занимались подгородные крестьяне Матафоновы, Григорий Голков, Роман Куткин, тагильчане Федор Максимов, Артемий Кожевник и др.[vi]
Согласно писцовой книге 1680 г., в ряде слобод были крестьянские кузницы и мыловарни на оброчном праве (см. табл. 4), но приносили ли они доход, верхотурские таможенные книги не содержат такой информации. Зато в таможенной книге 1677/78 г. есть запись о привозе подгородным крестьянином Андреем Курдюковым 16 лосиных кож собственного производства на сумму 16 руб. 78 коп. Этот факт дает основание полагать, что в Верхотурском уезде получили развитие и кожевенные промыслы.
Во второй половине XVII в. кузнечный промысел получил развитие среди черносошных крестьян, служилых людей, посадского населения. В переписях пер. пол. XVII в. кузницы не зафиксированы. По данным 1680 г., в верхотурских слободах насчитывалось 23 кузницы на оброчном праве (См. табл. 4). Размер годового оброка был
различным и колебался от 10 коп. до 35 коп. У некоторых владельцев кузниц оброк был увеличен по сравнению с предыдущей переписью. Очевидно, размер оброка зависел от объемов производства, может быть, от количества наковален и прочего оборудования.
Перепись 1621 г. свидетельствует о том, что в начале заселения уезда крестьяне активно занимались меновой торговлей. Как правило, они выступали торговыми посредниками между вогулами и приезжими русскими торговцами. Как отмечалось в писцовой книге о подобном занятии, «с вагуличи торгует – мяхкую рухлядь и кожи лосиные покупает и торговым людем продает»[i]. По свидетельствам
самих крестьян, годовой торг у них составлял от 10 до 30 руб. Перепись фиксировала не только регулярные занятия торговлей, и но даже если ч.еловек осуществлял разовую торговую операцию. Например, об Игнатии Комарове было записано: «…не торгует, а хлеба годом продаст рублев на дватцать, и с того на гостине дворе государевы пошлины платит»[ii].
Также в этом документе упомянуты две лавки в Верхотурском остроге, принадлежавшие крестьянам. Одной владели пашенные крестьяне Фома, Сидор, Павел и Осташка Гостины, выходцы с Устюга Великого, поселившиеся в Верхотурском уезде около 1601/2 г. Они торговали разным товаром, мясом, рыбой, хлебом, выступали посредниками в торговле между коренным населением и русскими. Покупали у вогулов соболей, мягкую рухлядь, лосиные кожи и продавали их русским. За торговые операции с них взималась пошлина на гостином дворе[iii]. В среднем ежегодно их торг составлял 50 руб. Братья имели пять дворов, в т.ч. один в Верхотурье, где бывали наездом, а постоянно проживали во дворах на р. Нылье, где находилось их основное пашенное хозяйство и мельница-мутовка. Они владели 14 дес. земли в поле, из которых обрабатывалось только 6,5 дес.[iv] Еще одну лавку в Верхотурье имел выходец с Вятки -пашенный крестьянин Иван Рычков Пятницын, но оброка с нее не платил [v].
Перепись 1680 г. фиксирует одну лавку в Невьянской слободе – у Степана Овчинникова, с которой он платил оброк. Однако, прочие занятия торговлей, от которых крестьяне получали доход, данный вид документации уже не учитывал.
Выше мы упоминали о торговле крестьянами продуктами своих промыслов, т.е. когда производители сами занимались реализацией своей продукции. Вместе с тем, во второй половине XVII в. среди слободских крестьян появляются семьи, которые не только продают излишки продукции своих земледельческих хозяйств и промыслов, но и составляют серьезную конкуренцию купечеству.
Например, ирбитские оброчные крестьяне Лев, Юрий и Дмитрий Степановы Шипицыны. Их отец Степан с братом Иваном Павловым Шипицыным поселились в деревне «на речке Берсеневой за Мулгаем» (Мугаем) в Верхотурском уезде между 1621 и 1624 гг. В 1640-е гг., уже будучи жителями Ирбитской слободы, Шипицыны арендовали рыбные ловли на р. Исети у тюменского ясачного татарина Илигея[vi]. По данным 1660-80-х гг., братья Лев, Юрий и
Дмитрий Шипицыны регулярно вывозили на продажу рыбу по 10 – 15 возов, получая в среднем за один воз 4 руб.
Сохранившийся комплекс документов 1672 – 1674 гг. позволяет представить масштабы торговой деятельности братьев Шипицыных. Согласно таможенной книге 1673/74 г., ирбитский оброчный крестьянин Лев Шипицын провез через Верхотурье 4 воза русских товаров на сумму 239 руб. 5 коп. Поскольку он сказал, что везет товар для понизовых городов (т.е. в Западную Сибирь), то груз был опечатан в Верхотурье, и в таможне Ирбитской слободы его уже не надо было вскрывать и платить пошлину. Шипицыны привезли товар к себе в деревню-заимку, и начали им активно торговать как в соседних слободах, так и в Тобольске. По сведениям ирбитского таможенного целовальника, братья ездили для торговли даже к озеру Ямыш. Товар не только продавался за деньги, но и обменивался. Например, с кунгурцем Дмитрием Кадошниковым они совершили сделку – обменяли ткани (камку и китайку) на 8 пудов воска. При этом братья не заплатили положенную десятую деньгу в ирбитской таможне, в чем и были уличены таможенным целовальником. Вообще у таможенной службы накопились серьезные претензии к Шипицыным о неуплате налогов по разным статьям. В частности, в извете ирбитского таможенного целовальника Василия Савина, говорилось, что Шипицыны привезли 20 калмыков – ясырей мужского и женского пола без уплаты пошлины. Выдавая калмычек замуж за пришлых тяглых русских, они тем самым изменяли социальный статус последних, превращая их в своих холопов. Тогда же, в 1674 г., Лев и Юрий Шипицыны тайком загрузили в государевы хлебные дощаники, отправлявшиеся в Тобольск, свою муку для продажи там. Как писал В. Савин, «от той их по воровской купле и продаже в ирбитской таможне денег нет сбора, в казне чинится недобор большой во все годы» [vii]. Действительно, у Шипицыных в работниках были калмыки, купленные как ясырь. Например, по данным таможенной книги Тюмени, в ноябре 1672 г. Юрий ехал из Тобольска на 4 санях и с ним было 8 ясырей[viii]. В 1673/74 г. ирбитскому приказчику Илье Будакову было предписано обложить оброком кладовой амбар у Льва Шипицына. Однако при досмотре «товарной клади» в нем не оказалось, а был лишь хлеб, поэтому он не подлежал налогообложению. Также Шипицыны имели собственный дощаник.
Еще одним источником заработка крестьян были подряды по транспортировке грузов. Так, в таможенной книге Тюмени 1672/73 гг.
отмечен проезд в дощанике из Тобольска в Тюмень тобольского посадского человека Григория Максимова с 6 работниками, среди которых были 2 невьянских и 2 тагильских крестьянина[ix]. В марте 1678 г. приехали из Соли Камской в Верхотурье с различным товаром пышминские крестьяне Селиван Трифонов, Иван Артемьев, ирбитский крестьянин Лев Шипицын «в наймах под торговыми людьми»[x].
В заключении необходимо отметить общую тенденцию развития крестьянских неземледельческих занятий. Черносошные крестьяне Верхотурского у. стремились сократить объем возложенных на них государевых изделий путем их перекладки на наемных работников. Необходимость покрытия возникавших в связи с этим денежных расходов, уплата оброков стимулировали развитие неземледельческих занятий, обращение к рынку. Но последнее не являлось регулярным для подавляющего большинства крестьян. Даже у тех немногих крестьян, кто имел существенный доход от торговой, ремесленной и промысловой деятельности, все-таки основу их жизнеобеспечения составляли пашенные хозяйства. Яркий пример тому деятельность Льва, Юрия и Дмитрия Степановых Шипицыных, которые занимались масштабной торговой деятельностью и имели от этого немалый доход. Но когда стали вырабатываться пахотные земли в Ирбитской слободе, Юрий и Дмитрий попросили разрешения в 1672 г. переселиться в новую Камышевскую слободу с выделением им всего лишь 1,5 дес. пашни, но в 1680 г. у каждого из них было уже по 12 – 13 дес.[xi]
[1] Шишонко В. Пермская летопись с 1263 – 1881 гг. Т.2. Пермь, 1882. С. 420 – 422.
[1] Там же.
[1] Там же. Т. 3. Пермь, 1884. С. 793
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 37. Л. 94.
[1] Там же. Д. 68. Л. 152.
[1] Там же. Оп. 2. Д. 129. Л. 1-6, Д. 165. Л. 146 – 153, 188 – 191.
[1] Там же. Л. 9 – 10.
[1] Там же. Д.800. Л. 47 – 50.
[1] Там же. Д. 22. Л. 176, 179.
[1] Курлаев Е.А., Манькова И.Л. Освоение рудных месторождений Урала и Сибири в XVII веке: у истоков российской промышленной политики. М., 2005. С. 72 – 73.
[1] Там же. Д. 40. Л. 88.
[1] Там же. Д. 40. Л. 88; Д. 80. Л. 100.
[1] Там же. Д. 47. Л. 131 – 132.
[1] Шишонко В. Пермская летопись с 1263 – 1881 г. Т.3. Пермь, 1884. С. 134-135.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 2. Д. 168. Л. 49 – 52.
[1] Шишонко В. Указ. соч. Т.3. Пермь, 1884 С. 985.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 22. Л. 15 – 15 об.
[1] Буцинский П. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Тюмень, 1999. С. 264 – 267; Заселение СибириПреображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI – начале XVIII в. М.: «Наука», 1972. С. 228 – 229; Вершинин Е.В. Дощаник и коч в Западной Сибири (XVII в.)// Проблемы истории России. Вып. 4. Екатеринбург, 2001. С. 92 – 94; Он же. Судостроение в Верхотурском уезде в XVII в. // Урал индустриальный. Т. 1. Екатеринбург, 2004. С. 151 – 159; Квецинская Т.Е. Ремесла г. Верхотурья в XVII в. // История городов Сибири досоветского периода (XVII – начало XX в.). Новосибирск, 1977. С. 105 – 108.
[1] Буцинский П. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Тюмень, 1999. С. 264.
[1] Шишонко В. Указ. соч. Т.3. С. 282 – 284.
[1] Вершинин Е. В. Судостроение в Верхотурском уезде в XVII в. // Урал индустриальный. Т. 1. Екатеринбург, 2004. С. 153 – 154.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 30; Д. 25. Л. 199.
[1] Там же. Д. 25. Л. 184.
[1] Вершинин Е. В. Указ. соч. С. 156 – 157.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 27. Л. 105 – 106; Д.67. Л. 245, 257, 263.
[1] Там же. Д. 67. Л. 245, 257; Д. 105; Д. 38. Л. 1.
[1] Там же. Д. 67. Л. 160.
[1] В том году Невьянская слобода должна была сделать 10 дощаников.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 33. Л. 493 – 495.
[1] Там же. Д. 41. Л. 8 – 8 об.
[1] Шишонко В. Указ. соч. Т.3. С. 20 – 22 об.; РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 38. Л. 1.
[1] Там же. Д. 28. Л. 108.
[1] Там же. Д. 65. Л. 70.
[1] Там же. Д. 33. Л. 526 – 535.
[1] Там же. Д. 67. Л. 186.
[1] Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI – начале XVIII в. М., 1972. С. 225 – 237.
[1] Вилков О.Н. Очерки социально-экономического развития Сибири конца XVI – начала XVIII вв. Новосибирск, 1990. С. 274.
[1] Там же. С. 275.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 4. Д. 1.
[1] Там же. Оп. 1 Д. 18. Л. 30 – 33; Д. 67. Л. 17 – 18; Д. 68. Л. 135 – 137. Под «коллективными» понимается владение мельницами 2 –х и более хозяев.
[1] Там же. Л. 30 – 33; Д. 67. Л. 17 – 18; Д. 68. Л. 135 – 137. Под «коллективными» понимается владение мельницами 2 –х и более хозяев.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 65. Л. 19 – 22об. В отчетах о сборе оброка с рыбных ловель 1670, 1680, 1684, 1687 гг. эти крестьяне не отмечены.См.: РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 18, 37, 68.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 27. Л. 181.
[1] Александров В.А. Начало Ирбитской ярмарки // История СССР. 1974. № 6. С. 36 – 57.
[1] РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 638. Л. 204 об.
[1] Там же. Л. 210 об.; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 697. Л. 32.
[1] Там же. Ф. 214. Оп. 1. Д. 66. Л. 77 об., 93, 141 об., 150, 234 об., 237, 241 об. И др.
[1] Там же. Д. 638. Л. 86, 103 об.
[1] Там же. Ф. 1111. Оп. 4. Д. 1. Л. 65 об.
[1] Там же. Ф. 214. Оп. 1. Д. 697. Л. 51 об. – 52.
[1] Квецинская Т.Е. Ремесла г. Верхотурья в XVII в. //История городов Сибири досоветского периода (XVII – начало ХХ в.). Новосибирск, 1977. С. 107; Таможенные книги сибирских городов XVIIвека. Вып. 3. Верхотурье, Красноярск. Новосибирск, 2000. С. 120, 124; РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 638, 681, 771.
[1] Там же.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 4. Д. 1. Л. 27, 61, 63 и др.
[1] Там же. Оп. 1. Д. 40. Л. 64.
[1] В таможенной книге 1635/36 г. дважды упоминается Сидор Гостин в связи с продажей небольшой партии соболиных пупков и провозом соли. См. РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 66. Л. 81, 253.
[1] РГАДА. Ф. 1111. Оп. 4. Д. 1. Л. 13 об. – 14.
[1] Там же. Л. 12 об. – 13. У него также был двор в Верхотурье, где он не жил постоянно. Второй его двор находился рядом с пашнями в 30 верстах от города. Там же на р. Туре у него был рыбный ез и ловля на озере. Его пашенное хозяйство составляло 10 дес. в поле.
[1] Известие об основании Далматовского монастыря, составленное архимандритом Исааком // Вкладные книги Далматовского Успенского монастыря (последняя четверть XVII – начало XVIII вв. Сб. документов. Свердловск, 1992. С.185.
[1] РГАДА. Ф. 1111. оп. 2. Д. 801. Л. 13 – 90.
[1] Таможенные книги сибирских городов XVII века. Вып. 4: Тюмень, Пелым Новосибирск, 2001.С. 65.
[1] Там же. С. 31.
[1] РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 638. Л. 195 об., 202 об.
[1] Там же. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 40. Л. 39; Д. 27. Л. 181; Ф. 214. Оп. 697. Оп. 1. Д. 697. Л. 759 об. – 760; Таможенные книги сибирских городов XVII века. Вып. 3. С. 47, 51; Вып. 4. С.65. РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 40. Л.
Выражаю искреннюю благодарность Ирине Леонидовне Маньковой за предоставленное разрешение на публикацию материала.