Международный публицист Лена Петрова (Lena Petrova) пояснила, почему фондовый рынок в стране растет, а экономика падает:
На протяжении большей части современной истории публика рассматривала фондовый рынок как отражение состояния здоровья национальной экономики. Он служил своего рода зеркалом, показывающим насколько экономика страны сильна и устойчива.
Но к сегодняшнему дню это зеркало уже треснуло. Фактически, оно даже разбилось.
То, что мы видим на глобальных финансовых рынках, и особенно на финансовом рынке в Соединенных Штатах, больше не отражает экономическую жизнеспособность стран, а является неким искажением, порожденным десятилетиями монетарных злоупотреблений, финансовых манипуляций и сломанных рыночных механизмов.
Цифры говорят сами за себя. Возьмем, например корпорацию NVIDIA. В августе этого года рыночная капитализация NVIDIA, единственного американского производителя микросхем, достигла 4,4 триллиона долларов.
Это больше, чем весь ВВП Японии, больше, чем экономика Индии, и больше, чем общая рыночная стоимость всех компаний, котирующихся на Швейцарской фондовой бирже, вместе взятых.
Хотите верьте, хотите нет, но на бумаге NVIDIA стоит дороже, чем все сельскохозяйственные угодья в Соединенных Штатах.
И эта капитализация составляет почти 15-ю часть стоимости всего золота, когда-либо добытого человечеством.
И всё же NVIDIA не кормит людей. Она не оплачивает строительство дорог. Она не выращивает пшеницу.
Она производит чипы. Да, это мощный и необходимый продукт, но не тот, который оправдывает такую высокую стоимость, соперничающую со стоимостью целых стран.
В этом заключается новый абсурд современных финансов:
оценка стоимости акций взлетает далеко за пределы любой разумной связи с реальной экономической деятельностью.
Nvidia, конечно, не одинока.
Так называемая «великолепная семёрка», в которую входят Apple, Microsoft, Amazon, Alphabet, Meta, Tesla и Nvidia, теперь может похвастаться совокупной рыночной капитализацией, превышающей 19 триллионов долларов.
Это больше, чем совокупный ВВП нескольких крупнейших экономик, включая Германию, Японию и Индию. Эти цифры стали настолько раздутыми, что утратили всякий смысл.
Фондовый рынок больше не отражает реальность. Он отражает лишь искажение экономики, вызванное дешевыми кредитами, широким распространением спекуляций и государственной политики, в результате которой сфера финансов стала похожей на альтернативную вселенную.
Итак, начнём с самого начала: как мы до этого дошли?
Корни этой проблемы уходят на десятилетия назад, возможно, к краху в начале 1970-х годов бреттонвудской системы, когда валюты перестали обеспечиваться золотом.
Но настоящий поворотный момент наступил после финансового кризиса 2008 года.
Центробанки, отчаянно пытаясь спасти рушащиеся экономики, прибегли к чрезвычайным мерам, таким как количественное смягчение, практически нулевые процентные ставки и государственные займы на суммы невиданных ранее масштабов.
Эти меры должны были быть временными, но вместо этого они стали основой посткризисного финансового мира. Центробанки наводнили финансовую систему ликвидностью (денежной массой).
Триллионы и триллионы долларов возникали несколькими нажатиями клавиш и передавались частным банкам, корпорациям и правительствам.
Как и ожидалось, эти новые деньги распределялись неравномерно. Сначала они уходили к тем, кто был ближе всего к источнику, таким как финансовые учреждения, хедж-фонды и корпорации.
Вы можете быть удивлены, но у экономистов есть для этого название – эффект Кантильона.
Эффект Кантильона — это экономическая теория, утверждающая, что вливание новых денег в экономику не приводит к равномерному росту цен, а скорее непропорционально выгодно тем, кто получает их первым, и вредит тем, кто получает их последним, поскольку цены растут к тому времени, как деньги доходят до широкой публики. Названный в честь экономиста XVIII века Ричарда Кантильона, этот эффект демонстрирует, как печатание денег может привести к перераспределению богатства, усилению имущественного неравенства и экономическим искажениям.
Таким образом, к тому времени, как деньги доходят до рядовых работников и рядовых потребителей, таких как вы и я, стоимость жизни уже выросла.
Другими словами, те, кто наверху, наживаются за счёт раздутых активов, таких как
- акции,
- облигации
- недвижимость,
в то время как все остальные платят больше за
- продукты питания,
- жильё
- энергоносители.
В результате возникает двухуровневая инфляция.
Потребительская инфляция, которая проникает в повседневную жизнь,
и инфляция активов, которая обогащает элиту.
Богатые богатеют за счёт роста цен на активы, в то время как средний класс и бедные оказываются лишенными жилья, неспособными делать сбережения и обременёнными растущим долгом.
Искусственно устанавливаемые низкие процентные ставки только усугубляют ситуацию. Более десяти лет деньги можно было практически свободно брать в долг. В Европе, например, ставки даже стали отрицательными, что означало, что банки фактически платили компаниям за займы.
За этим последовала волна финансовой инженерии.
Вместо того чтобы инвестировать в реальные инновации, многие корпорации занимают дешёвые деньги, чтобы выкупить собственные акции, сокращая количество акций в обращении и взвинчивая цены. Так создаются финансовые пузыри, не случайно, а преднамеренно.
Это не сделало компании сильнее, но лишь заставило их выглядеть богаче на бумаге.
Это был иллюзорный рост.
Тем временем центральные банки радовались тому, что стабилизировали рынки, не осознавая, что раздувают крупнейший в истории пузырь активов. И хотя некоторые компании, например, Apple, действительно генерируют колоссальную выручку – 391 миллиард долларов только в 2024 году, что превышает ВВП большинства стран. Конечно, этот успех стал исключением, которое только подтверждает абсурдность сложившегося правила.
На каждую такую компанию, как Apple приходятся десятки компаний, акции которых торгуются в 50 или даже 100 раз дороже той выручки, которую они приносят, и это обусловлено не их производительностью или внедряемыми ими инновациями, а просто спекуляциями. Этот разрыв между ценой и ценностью и есть суть проблемы.
Раньше рынки были местом ценообразования, где инвесторы определяли стоимость чего-либо, основываясь на будущих доходах, конкуренции и риске. Теперь же они фактически стали как казино, где шансы устанавливают центральные банкиры, и где все играют, потому что нет альтернативы.
Даже профессиональные инвесторы это признают. В недавнем опросе Bank of America 91% управляющих фондами, ответственных за почти полтриллиона долларов, заявили, что акции на фондовом рынке США переоценены. Все это знают. Тем не менее, большинство из них продолжают инвестировать в них в полной мере. Почему бы и нет? Потому что у них нет выбора.
В мире, где наличные деньги не приносят практически никакой доходности и где центральные банки сделали спекуляции единственным способом извлечения дохода, даже профессионалы оказались в ловушке пузыря, который они сами и помогли создать.
Последствия выходят за рамки экономики. Инфляционный рост цен на активы меняет само общество. Разрыв между теми, кто владеет активами, и теми, кто их не имеет, стал определяющей чертой современного мира.
Покупка собственного жилья становится все более недостижимой. Пенсионные накопления не поспевают за инфляцией, а молодые люди, обремененные долгами и высокой стоимостью жизни, приходят к выводу, что не смогут нажить состояние и достичь финансового благополучия.
Растущее неравенство — это не только финансовая проблема. Это политическая мина замедленного действия. По мере того, как богатство концентрируется в руках все меньшего числа людей, продолжает подрываться доверие к институтам. Средний класс, единственный в своем роде фундамент демократической стабильности, чувствует себя вытесненным из будущего, и в то же время элита отстраняется от борьбы простых людей за существование.
Сейчас мы живем в мире, где бумажное богатство растет быстрее реального, где цифры на экранах растут, в то время как зарплаты стагнируют, и где фондовый рынок изо дня в день празднует рекордные максимумы, даже когда семьи с трудом платят за аренду жилья.
Эта система с одной стороны воспроизводит и поддерживает сама себя, с другой стороны она является опасно хрупкой. Один шок, такой как резкое повышение процентных ставок, долговой кризис или геополитический конфликт, может спровоцировать каскадную реакцию, которая уничтожит триллионы бумажных активов, обнажив, насколько шатким и непрочным был фундамент.
Однако более глубокая опасность может заключаться не в самом крахе, а в том, что последует за ним. Если люди потеряют веру не только в рынки, но и в сами деньги. Если они перестанут верить, что финансовая система служит какой-либо иной цели, кроме обогащения небольшой кучки частных лиц, может быстро рухнуть легитимность всей системы.
История инфляционного повышения цен на биржевые и иные активы — это не только экономика. Она о том, что происходит, когда деньги теряют смысл. Когда добавленная стоимость возникает не из производства товаров и услуг, а из манипуляций ценными бумагами.
Это история о системе, которая забыла о цели своего существования — эффективно распределять капитал для поощрения инноваций и поддержки реального прогресса человечества.
Если система не будет перекалибрована, перенастроена, если финансы не будут снова основаны на реальности, то следующий крах будет не просто очередной коррекцией рынка.
Ведь как бы высоко ни взлетел рынок, законы экономики и человеческого общества всегда найдут способ вернуть его на землю. (По материалам американской прессы).
О риске финансовой катастрофы: