Знаете, есть люди, которые живут по григорианскому календарю, есть те, кто по лунному. А есть мой сосед, Николай Петрович. У него свой, особый календарь – аграрно-романтический.
И, должна вам сказать, эта циничная система работает у него с точностью швейцарских часов и безжалостностью комбайна, идущего по полю спелой пшеницы.
Николаю Петровичу шестьдесят два. Мужчина, как говорится, в самом соку, из той породы, что называют «крепкий хозяйственник».
Просоленное ветрами лицо, мозолистые, но ухоженные руки, и хитрый прищур глаз, которые, кажется, видят в людях не душу, а их коэффициент полезного действия.
Вдовец. Зимует он в своей типовой городской квартире, а с первых майских оттепелей и до октябрьских заморозков перебирается на свою фазенду.
Девять соток чистого, незамутненного счастья с дощатым домиком, банькой и, конечно же, главным его активом – огородом.
Я живу с ним на одной лестничной площадке уже лет десять, и за эти годы я стала невольным зрителем его бесконечного сериала.
Каждый год сценарий повторяется с удручающей точностью. Весной, как подснежник, у Николая Петровича появляется новая спутница.
Обычно это женщина лет пятидесяти-пятидесяти пяти, приятная, интеллигентная, из тех, у кого в глазах плещется нерастраченная нежность и отчаянная надежда на тихое женское счастье.
Они мило гуляют под ручку по нашему дворику, он дарит ей букетик тюльпанов, и вот уже каждые выходные они вместе, нагруженные рассадой и сумками с провизией, уезжают на дачу.
А осенью, когда с деревьев облетают последние листья, женщина исчезает. Бесследно и навсегда. И до следующей весны Николай Петрович снова становится тихим, одиноким, задумчивым соседом.
Поначалу я искренне ему сочувствовала. Думала, вот ведь бедолага, не везет мужику в любви. Ну, знаете, не сходятся характерами, быт заедает.
Он казался мне эдаким трагическим героем, ищущим свою вторую половину, но постоянно натыкающимся на непонимание.
А потом моя знакомая, Светлана, которая живет в доме напротив и имеет несчастье (или счастье, как посмотреть) делить с ним дачный забор, раскрыла мне глаза.
Она стала свидетельницей его откровений в компании такого же ушлого приятеля. И то, что она мне рассказала, перевернуло мое представление о соседе. Это был не искатель любви. Это был прожженный агроном-манипулятор.
— Ты не представляешь, – шептала мне Света за чашкой чая, и ее глаза были круглыми от возмущения, – я чуть со своим шезлонгом за кусты сирени не провалилась, когда это услышала. Он же не просто мужик, он стратег! У него бизнес-план.
Оказалось, у Николая Петровича есть целая система. Зимой, когда за окном воет вьюга, он не скучает. Он сидит на сайтах знакомств и неспешно, как коллекционер бабочек, подбирает «экземпляр» на предстоящий сезон.
Критерии отбора строгие: одинокая, без маленьких внуков, которые могут отвлекать, физически здоровая и, самое главное, с явной тоской по «настоящей мужской руке» и «жизни на земле».
В марте-апреле он начинает активную фазу – свидания, кофе, комплименты. Он не говорит о любви на всю жизнь. Нет, он тоньше.
Он продает мечту. Рассказывает о своем уютном загородном гнездышке, о том, как там поют соловьи по утрам, как пахнут яблоки после дождя.
— Ах, – картинно вздыхает он, глядя в доверчивые женские глаза, – все хорошо, но без хозяйки дом – не дом. Пусто как-то, без души. Мужик построить может, а уют создать – это только женские ручки могут.
И вот, очередная «хозяйка» поймана на крючок.
С первыми майскими праздниками он торжественно везет ее на дачу. Показывает свои владения, жарит шашлык, наливает рюмочку «за знакомство». А потом, как бы невзначай, обнимая ее за плечи, говорит:
— Дорогая, а давай вот здесь, на солнышке, посадим огурчики? Свои, с грядки, хрустящие! И помидорчики вот тут, мясистые… Представляешь, как мы с тобой зимой, когда за окном снег, будем открывать баночку, а она пахнет летом, нашим с тобой.
И женщина, окрыленная этой идиллической картинкой их совместной зимы, с энтузиазмом берется за лопату. Она не видит в этом рабский труд.
Она видит в этом инвестицию в их общее будущее. Она вскапывает, сажает, полют, поливает. Все лето, каждые выходные, она, как пчелка, вкалывает на этих шести сотках, пока Николай Петрович в тени яблони читает газету или «руководит процессом».
Она уже мысленно расставляет мебель в этом домике, выбирает занавески, планирует, как они будут встречать здесь Новый год.
Света рассказывала, что в прошлом году у него была некая Людмила, интеллигентная дама из библиотеки. Приехала в мае – такая городская фифа, с маникюром, в красивом льняном костюме.
А в августе Света ее не узнала – загорелая до черноты, обветренная, в старой выцветшей футболке и с землей под обломанными ногтями. Но глаза горели!
Она с такой гордостью показывала Свете через забор свои налитые кабачки и говорила: «Это мы с Коленькой вырастили». Не «я», а «мы».
Он гениально создавал иллюзию общности.
Апофеоз этого «агро-романа», как он сам его цинично называет, наступает в августа – сентябре. Начинается великая битва за урожай, сезон закруток. Кухня в дачном домике превращается в филиал консервного завода.
Банки, крышки, уксус, специи, горы овощей… Женщина, уже уставшая от летней пахоты, но окрыленная близостью финала, как марафонец перед финишной ленточкой, закатывает десятки банок с огурцами, помидорами, лечо, икрой и салатами. Она видит в этих ровных рядах банок на полках символ их совместной, сытой и счастливой зимы.
А потом… урожай собран, последняя банка закатана и надежно упрятана в погреб. И Николай Петрович внезапно охладевает.
Он становится задумчивым, отстраненным, смотрит мимо. Начинает придираться по мелочам: то суп пересолен, то храпит она по ночам.
— Что-то мы с тобой разные, – говорит он однажды вечером, глядя куда-то в темный угол. – Пропала та искра, понимаешь? Не хочу тебя обманывать, ты хорошая женщина и достойна большего. Нам, наверное, лучше расстаться друзьями.
И все. Занавес. Сезон закрыт. Женщина, в слезах и с полным непониманием, за что ее так, уезжает в свой город с разбитым сердцем и подарком.
От щедрот Петрович ей выделяет пару-тройку банок. Тех, что бедняга сама и делала.
А агроном-манипулятор не спеша перевозит остальные драгоценные закрутки в свою городскую квартиру. Аккуратно расставляет их на антресолях и на балконе, и погружается в комфортную зимнюю спячку.
— И ты представляешь, – кипела Света, – он хвастался своему дружку: «Идеальная схема! Летом – женская ласка, свежий борщ и полный погреб натурпродукта.
А зимой – тишина, покой и никаких обязательств. Женщине тоже польза – свежий воздух, фитнес на грядках. Все по-честному».
В этом году у него новая «агрокультура» – Татьяна. Милая, тихая женщина, бухгалтерша на пенсии. Уже все лето исправно ездит к нему, хвасталась Свете своей рассадой перцев.
И смотрит на своего Николая Петровича такими влюбленными, преданными глазами, что у меня сердце сжимается. Она еще не знает, что ее трудовой договор истекает в конце сентября. Что как только последняя банка с компотом будет закручена, ее «любовь» испарится вместе с запахом маринада.
Я теперь, когда встречаю его на лестнице, не могу смотреть на него как раньше.
Он здоровается, улыбается своей фирменной хитрой улыбкой: «Хорошая погода, соседка. Самое время для дачи».
А я смотрю на него и думаю: «Интересно, какой у тебя в этом году план по заготовкам? Сколько банок огурцов стоит разбитое женское сердце?».
Это какая-то новая бытовая форма абьюза.
Он берет самое ценное, что есть у одинокой женщины – ее мечту о семье, о заботе, об «общем» будущем, – и хладнокровно конвертирует ее в банки с соленьями.
А потом выбрасывает пустую, опустошенную оболочку. И ведь каждый год находятся те, кто готов поверить в его сказку про «наше лето».
Потому что желание быть нужной и любимой иногда оказывается сильнее любого инстинкта самосохранения.
По мотивам истории подписчицы
Что скажете? «Хорош» план, да?
Спасибо за лайки и не забывайте про новый телеграм канал - там я делюсь тем, чего не увидите в Дзене