Найти в Дзене
Ольга Красновская

Женщина не могла выбрать, что приготовить на ужин, и поняла, что полностью потеряла себя в отношениях

Марина стояла перед открытым холодильником уже пятнадцать минут. Курица, свинина, рыба, овощи для салата — всё было, но она не могла решить, что приготовить. Не потому что не умела готовить — готовила она прекрасно. Просто не знала, чего хочет. Совсем не знала.

Телефон завибрировал. Сообщение от Андрея: "Буду через час. Что на ужин?" Обычный вопрос, который он задавал каждый вечер последние семь лет. И каждый вечер она отвечала: "Что ты хочешь?" И он говорил, и она готовила. Курицу в сливочном соусе, если он был в настроении для чего-то сытного. Рыбу на пару, если следил за фигурой. Пасту, если торопился. Она знала все его предпочтения, все настроения, все желания. А свои?

Пальцы застыли над экраном телефона. Что написать? "Не знаю"? "Выбери сам"? "Что угодно"? Всё это она уже писала тысячу раз. И каждый раз Андрей выбирал, а она готовила. Механически, автоматически, без мысли о том, хочет ли она сама это есть.

Марина закрыла холодильник, прислонилась к нему спиной. Кухня была идеальной — современная техника, мраморные столешницы, дизайнерская мебель. Андрей выбирал. Ей нравился уютный кантри-стиль с деревянными поверхностями и винтажной посудой, но Андрей сказал, что это старомодно. И она согласилась. Как всегда соглашалась.

Когда это началось? Марина пыталась вспомнить момент, когда перестала быть собой. Но не было конкретного момента — это происходило постепенно, незаметно, день за днём.

Первый год отношений был волшебным. Андрей был внимательным, заботливым, решительным. После череды неудачных романов с инфантильными мальчиками, которые не могли определиться даже с выбором фильма для вечернего просмотра, Андрей казался глотком свежего воздуха. Он всегда знал, куда пойти, что делать, как поступить. "Доверься мне", — говорил он, и она доверялась.

Сначала это были мелочи. Ресторан для свидания — он выбирал, объясняя, что знает отличное место. Фильм в кинотеатре — он покупал билеты, говоря, что прочитал хорошие отзывы. Место для отпуска — он бронировал, уверяя, что она будет в восторге. И она была. Или думала, что была. Или убеждала себя, что была.

Потом мелочи стали крупнее. Квартира для совместной жизни — он нашёл, сказал, что это идеальный вариант. Марина хотела что-то с балконом, где можно было бы выращивать цветы, но в его идеальном варианте балкона не было. "Зачем тебе возиться с землёй?" — удивился Андрей. И правда, зачем?

Работа. Она любила свою должность редактора в маленьком издательстве. Платили немного, но ей нравилось работать с текстами, открывать новых авторов. Андрей считал, что она тратит время зря. "С твоими способностями ты могла бы зарабатывать в три раза больше в корпорации". Он помог с резюме, организовал собеседования. Через два месяца Марина работала контент-менеджером в крупной компании. Зарплата действительно выросла в три раза. Радость от работы исчезла совсем.

Одежда менялась постепенно. Яркие платья с цветочным принтом уступили место строгим костюмам. "Ты же взрослая женщина, а не студентка", — говорил Андрей, покупая ей очередную бежевую блузку. Любимые кеды сменились туфлями на каблуках. "Это элегантнее". Длинные волосы, которые она отращивала с подросткового возраста, превратились в аккуратное каре. "Так практичнее и современнее".

Друзья отсеялись сами собой. Андрею не нравилась её подруга Катя — "слишком громкая и вульгарная". Не нравился друг детства Серёжа — "он явно в тебя влюблён". Не нравились коллеги с прошлой работы — "неудачники, тянут тебя вниз". Марина защищала их сначала, потом просто перестала встречаться. Проще было избежать конфликта.

Хобби исчезли незаметно. Йога по четвергам мешала их совместным ужинам. Курсы итальянского отнимали время от выходных вместе. Книжный клуб казался Андрею "сборищем скучающих домохозяек". Марина бросила всё. У них же так много общих занятий — походы в рестораны, которые выбирал он, фильмы, которые нравились ему, путешествия в места, которые он считал достойными посещения.

Даже её вкусы изменились. Или она думала, что изменились. Она больше не заказывала том ям в тайском ресторане — Андрей не любил острое, и есть одной было неловко. Перестала покупать манго — Андрей считал его приторным. Забыла вкус утреннего капучино с корицей — Андрей пил только чёрный кофе без сахара, и она перешла на то же самое.

Телефон зазвонил. Андрей.

— Ну что, решила?

— Я... — Марина запнулась. — А что ты хочешь?

— Марин, ну сколько можно? Я прошу тебя просто выбрать ужин, а не решить судьбу мира. Что так сложно?

Сложно было всё. Сложно было понять, хочет ли она курицу или рыбу, когда не помнила, что вообще любит есть. Сложно было принять решение, когда семь лет все решения принимал кто-то другой.

— Я не знаю, — честно сказала она.

— Господи, Марина! Ладно, сделай пасту с морепродуктами. И салат какой-нибудь.

Он отключился. Марина посмотрела на телефон. Паста с морепродуктами. Она даже не помнила, нравится ли ей такая паста.

Механически начала готовить. Разморозила креветки и мидии, поставила воду для пасты, нарезала помидоры для соуса. Руки двигались сами собой — этот рецепт она готовила десятки раз. Андрей любил.

Дверной звонок отвлёк от готовки. На пороге стояла Катя — та самая громкая и вульгарная подруга, с которой Марина не виделась уже два года.

— Привет! Я проезжала мимо, решила заскочить. Не прогонишь?

Марина растерялась. С одной стороны, Андрей будет недоволен. С другой — она так соскучилась по Кате, по её смеху, по их разговорам до утра.

— Заходи. Андрея ещё нет.

Катя прошла на кухню, огляделась.

— Ого, как у вас тут всё... стерильно.

— Андрей любит минимализм.

— А ты? Ты же обожала всякие милые штучки. Помнишь свою коллекцию винтажных чашек?

Марина помнила. Чашки остались в старой квартире родителей. Андрей сказал, что они не впишутся в интерьер.

— Это было давно.

Катя внимательно посмотрела на неё. Марина знала этот взгляд — подруга всегда так смотрела, когда чувствовала фальшь.

— Мариш, а что ты готовишь?

— Пасту с морепродуктами.

— Твою любимую? С кучей чили и чеснока?

— Нет, просто... обычную.

— Но ты же обожаешь острое! Помнишь, как мы в Таиланде соревновались, кто больше чили съест?

Марина помнила. Это было пять лет назад, последнее путешествие без Андрея. Она выиграла то соревнование, съела такой острый суп, что потом час пила молоко. Но была счастлива.

— Андрей не любит острое.

— И что? Сделай два соуса — себе острый, ему обычный.

Марина замерла. Такая простая мысль, но она никогда не приходила ей в голову. Всегда готовила один вариант — тот, который нравился Андрею.

— Я... я даже не знаю, люблю ли я ещё острое.

Катя поставила сумку на стол, подошла ближе.

— Марин, что с тобой происходит?

— Ничего. Всё нормально.

— Нормально? Ты не знаешь, любишь ли острое. Ты выглядишь как офисная мышь, хотя ненавидела такой стиль. У тебя на кухне нет ни одной твоей вещи. Где твои книги? Где фотографии? Где ты?

Марина хотела ответить, но слова застряли в горле. Где она? Она не знала.

— Я просто изменилась. Люди меняются.

— Люди меняются, но не исчезают. Марин, я смотрю на тебя и не узнаю. Где та девчонка, которая могла часами рассуждать о Мураками? Которая пекла безумные торты в три часа ночи, потому что ей приснился новый рецепт? Которая танцевала сальсу так, что все мужчины в клубе не могли отвести глаз?

— Я выросла.

— Ты умерла.

Слова ударили как пощёчина. Марина отвернулась, сделала вид, что помешивает соус.

— Катя, не надо драматизировать.

— А ты посмотри на себя! Когда ты последний раз делала что-то, что хочется тебе? Не Андрею, а тебе?

Марина пыталась вспомнить. Вчера? Неделю назад? Месяц? Год? Она не могла вспомнить.

— Мариш, — Катя говорила мягче. — Я не против Андрея. Может, он хороший парень. Но ты исчезаешь рядом с ним. Ты превращаешься в его тень, в его отражение. Это не любовь, это... я не знаю, что это, но это страшно.

— Он заботится обо мне. Он всегда знает, что лучше.

— А ты? Ты не знаешь, что для тебя лучше?

Марина выключила плиту. Паста была готова, соус тоже. Осталось только смешать и подать. Она смотрела на кастрюлю и вдруг почувствовала тошноту. Не от запаха — от осознания, что даже не попробовала соус. Готовила на автомате, зная, что Андрею понравится.

— Кать, а можно глупый вопрос?

— Давай.

— Как понять, чего я хочу? Я правда не знаю. Я пытаюсь вспомнить, что мне нравится, и не могу. Всё смешалось. Я не знаю, люблю ли я пасту с морепродуктами или привыкла её готовить. Нравится ли мне наша квартира или я убедила себя, что нравится. Хочу ли я быть с Андреем или просто боюсь остаться одна.

Катя обняла её. Марина не плакала — слёзы высохли где-то на третьем году отношений, когда Андрей сказал, что плакать — это манипуляция.

— Начни с малого. Что ты любила есть до него?

— Том ям. Манго с липким рисом. Острую пиццу с халапеньо. Шоколадный торт с вишней — я сама пекла, по бабушкиному рецепту.

— Когда последний раз ела что-то из этого?

— Не помню. Давно. Очень давно.

Катя открыла холодильник, начала рыться. Вытащила банку с перцем чили, чеснок, лайм.

— Что ты делаешь?

— Спасаю тебя. Где масло?

Катя быстро нарезала чили, раздавила чеснок, выжала лайм. Разогрела масло на сковороде, бросила туда всё. Кухня наполнилась острым ароматом. Марина почувствовала, как рот наполняется слюной. Тело помнило этот запах, тело хотело эту еду.

— Давай сюда креветки.

— Но они для пасты...

— К чёрту пасту. Сделаем острые креветки по-тайски. Как ты любишь. Как ты любила. Как ты, надеюсь, всё ещё любишь.

Креветки зашипели в масле. Катя добавила соевый соус, коричневый сахар, ещё лайма. Запах был божественным. Марина почувствовала, как просыпается что-то внутри. Что-то своё, настоящее, не Андреево.

— Попробуй.

Марина взяла креветку, откусила. Остро. Безумно остро. Слёзы выступили на глазах, но не от боли — от счастья. Она помнила этот вкус. Это был её вкус.

— Боже, как же вкусно!

— Вот! Вот она, Марина! Моя подруга, которая любит острое!

Они съели все креветки, стоя у плиты, облизывая пальцы, смеясь сквозь слёзы от остроты. Марина чувствовала себя живой впервые за долгое время.

Хлопнула входная дверь. Андрей.

— Марин? Что за запах? Ты что, перец пролила?

Он вошёл на кухню, увидел Катю, нахмурился.

— Катя? Что ты здесь делаешь?

— Привет, Андрей. Проведывала подругу.

— Марина, где ужин? Я же просил пасту.

Марина посмотрела на пустую сковороду из-под креветок, на кастрюлю с остывшей пастой, на Андрея. Он стоял в дверях — высокий, красивый, уверенный. Раньше эта уверенность притягивала, теперь душила.

— Я съела креветки.

— Что? Зачем? Они же для пасты были!

— Я захотела острых креветок. По-тайски. С кучей чили.

— Ты же не любишь острое.

— Люблю. Я очень люблю острое. Просто долго не ела, потому что ты не любишь.

Андрей растерялся. За семь лет Марина ни разу не противоречила ему в таких вещах.

— Ладно, и что теперь? Что я буду есть?

— Паста готова. Можешь разогреть. Или заказать доставку. Или приготовить сам.

— Марина, что происходит? Это она тебя настраивает? — он кивнул на Катю.

— Никто меня не настраивает. Я просто... я поняла, что не знаю, чего хочу. Вообще. Ни в еде, ни в жизни. Я семь лет жила твоими желаниями, твоими вкусами, твоим расписанием. И потеряла себя.

— Что за бред? Мы пара, мы должны идти на компромиссы.

— Какие компромиссы, Андрей? Назови хоть один раз, когда ты отказался от своего ради меня.

Он молчал. Думал. Не мог вспомнить.

— Я забочусь о тебе. Помогаю тебе принимать правильные решения.

— А если я хочу принимать неправильные? Свои, но неправильные?

— Это глупо.

— Может быть. Но это моя глупость. Моя жизнь. Мои ошибки.

Катя тихо взяла сумку.

— Я пойду. Марин, позвони мне, ладно?

Она ушла. Марина и Андрей остались одни. Он сел за стол, она осталась стоять у плиты.

— Марина, давай поговорим спокойно. Ты устала, нервничаешь. Может, тебе в отпуск съездить?

— Куда?

— Не знаю, куда хочешь.

— Вот именно. Я не знаю, куда хочу. Я вообще ничего не знаю о себе. Любимый цвет? Не помню. Любимый фильм? Ты выбирал все фильмы последние годы. Любимое место в городе? Мы ходим только туда, куда хочешь ты.

— Я думал, тебе всё равно.

— Мне стало всё равно. Это разные вещи.

Андрей встал, подошёл к ней, попытался обнять. Марина отстранилась.

— Не надо.

— Марин, это всё из-за Кати. Она всегда была против меня.

— Это не из-за Кати. Это из-за креветок.

— Что?

— Я съела острые креветки и вспомнила себя. Вспомнила, что у меня есть вкус. Свой, не твой. И теперь я думаю — что ещё я забыла? Что ещё потеряла?

— Ты драматизируешь.

— Возможно. Но знаешь что? Я хочу драматизировать. Хочу преувеличивать. Хочу плакать, если грустно. Смеяться громко, если смешно. Есть острое, если хочется. Носить яркие платья. Отрастить волосы. Читать Мураками до утра. Печь торты в три часа ночи.

— Это всё подростковые глупости.

— Это я. Или была мной. И хочу снова быть.

Андрей покачал головой.

— Я не понимаю, чего ты хочешь.

— Я тоже не понимаю. Но хочу понять. Одна.

— Что значит одна?

Марина сделала глубокий вдох. Слова, которые крутились в голове, наконец вырвались наружу.

— Я хочу, чтобы ты ушёл. Пожил где-то ещё. Хотя бы неделю. Мне нужно побыть одной, понять, кто я без тебя.

— Ты гонишь меня из собственной квартиры?

— Это наша квартира. Но если тебе негде жить, я уйду сама.

— Это ультиматум?

— Это просьба. Мне нужно пространство. Время. Тишина, чтобы услышать себя.

Андрей смотрел на неё как на сумасшедшую. Потом пожал плечами.

— Знаешь что? Хорошо. Я поживу у родителей. Неделю. Когда ты придёшь в себя, позвонишь, и мы всё обсудим.

Он ушёл в спальню собирать вещи. Марина осталась на кухне. Сердце колотилось. Она сделала это. Первый раз за семь лет приняла решение сама.

Андрей ушёл через час. Поцелуя на прощание не было — он обиделся. Марина слушала, как хлопнула дверь, как затихли шаги в коридоре. Квартира погрузилась в тишину.

Первая ночь одна была странной. Марина не знала, что делать. Семь лет каждый вечер был расписан — ужин в восемь, фильм или книга (выбор Андрея), секс по средам и субботам, сон в одиннадцать. А теперь?

Она открыла ноутбук. Андрей не любил, когда она сидела в интернете по вечерам — "пустая трата времени". Зашла на Ютуб, начала смотреть видео с рецептами тайской кухни. Потом переключилась на сальсу — когда-то умела танцевать, но забросила. Потом нашла лекции по современной литературе.

В три часа ночи поняла, что хочет есть. Не ужин, не правильную еду — просто есть. Открыла холодильник. Нашла шоколад — Андрей не ел сладкое, это была её тайная заначка. Села на пол кухни, ела шоколад и плакала. Не от грусти — от облегчения.

Следующий день начала с кофе с корицей и взбитыми сливками. Андрей бы сказал, что это сплошные калории. Но Андрея не было.

Позвонила на работу, взяла отгул. Начальник удивился — за пять лет она ни разу не брала больничный, не говоря об отгулах.

Пошла в магазин. Купила манго, острый соус, ингредиенты для том яма. Купила яркое платье с подсолнухами — первое яркое за годы. Купила красную помаду — Андрей говорил, что она вульгарная.

Дома сварила том ям. Острый, кислый, ароматный. Ела, обливаясь слезами от остроты и смеясь от счастья. Это был её вкус. Она помнила его.

Позвонила в салон, записалась к парикмахеру. Не стричься — отращивать. Мастер удивилась:

— Вам так идёт каре!

— Мне идут длинные волосы. Просто я забыла об этом.

Вечером позвонила маме. Они редко общались — Андрей считал её мать слишком навязчивой.

— Мариша? Ты? Что-то случилось?

— Нет, мам. Просто соскучилась.

— Соскучилась? Ты же была занята всегда.

— Я больше не занята. Можно к тебе в выходные?

— Конечно! Я пирог испеку, твой любимый, с черникой!

Марина не помнила, что любит пирог с черникой. Но мама помнила.

Достала коробки с балкона. Там были её старые вещи — те, что не выбросила. Фотографии с друзьями, дипломы с танцевальных конкурсов, рукописи рассказов, которые писала в университете. Винтажные чашки, о которых говорила Катя. Путеводитель по Японии — мечтала поехать, но Андрей не любил Азию.

Разложила всё на полу. Это была она. Прошлая, позапрошлая, настоящая. Просто спрятанная в коробки.

На третий день одиночества пошла на йогу. Тело помнило позы, хоть и скрипело от отсутствия практики. После занятия инструктор спросила:

— Вы раньше занимались? У вас хорошая база.

— Занималась. Потом бросила. Теперь возвращаюсь.

— С возвращением!

На четвёртый день встретилась с Катей. Пошли в тайский ресторан, заказали самые острые блюда в меню.

— Ну как ты?

— Учусь выбирать. Вчера пятнадцать минут решала, какой чай купить. Раньше брала тот, что пьёт Андрей. А теперь стою и думаю — а что хочу я? Жасминовый? Пуэр? Ройбуш? Купила все три.

— Это прогресс!

— Кать, а это нормально — не знать себя в тридцать два года?

— Нормально — это начинать узнавать. Многие и в пятьдесят не начинают.

На пятый день позвонил Андрей.

— Ну что, отдохнула? Готова нормально поговорить?

— О чём поговорить?

— О нас. О будущем. Марина, это всё несерьёзно. Ты не можешь просто взять и изменить жизнь из-за острых креветок.

— Могу. И меняю.

— Послушай, я понимаю, может, я был слишком... категоричным. Давай найдём компромисс. Ты можешь иногда готовить острое. Можешь встречаться с Катей раз в месяц. Даже на йогу можешь ходить, если так хочется.

— Андрей, дело не в острой еде и не в йоге.

— А в чём?

— В том, что я исчезла. Растворилась в тебе. Стала функцией от твоих желаний. И это не твоя вина — я сама позволила. Но больше не хочу.

— И что ты предлагаешь?

Марина молчала. Что она предлагает? Она не знала. Знала только, что назад дороги нет.

— Давай сделаем перерыв. Месяц. Поживём отдельно, подумаем.

— Месяц? Ты серьёзно?

— Абсолютно.

— И что потом?

— Не знаю. Увидим. Может, найдём новый формат отношений. Может, поймём, что нам не по пути. Но это будет честное решение, не по инерции.

Андрей долго молчал.

— Хорошо. Месяц. Но учти — я не буду ждать вечно.

— Я не прошу ждать. Живи своей жизнью. А я поживу своей.

Он отключился. Марина посмотрела на телефон. Месяц. У неё есть месяц, чтобы найти себя. Мало? Может быть. Но лучше, чем ничего.

На шестой день пошла в книжный. Андрей всегда выбирал книги — деловую литературу, биографии успешных людей, психологию достижений. Марина бродила между полками, трогала корешки, листала страницы. Купила Мураками, сборник современной поэзии, кулинарную книгу тайской кухни, роман о любви с красивой обложкой — Андрей назвал бы его женским чтивом.

Дома села читать. Не по расписанию, не час перед сном, как было заведено. Читала весь день, забыв про обед, ужин, время. Дочитала роман в четыре утра, плакала над финалом. Давно не плакала над книгами — Андрей считал это инфантильным.

Седьмой день, неделя одиночества. Марина проснулась и первый раз не почувствовала паники. Не металась в поисках решения, что приготовить на завтрак. Просто встала и сделала то, что хотелось — тост с авокадо и яйцом пашот. Андрей не ел авокадо — "переоценённый продукт".

Позвонила на старую работу, в издательство. Её бывший начальник обрадовался:

— Марина! Как я рад тебя слышать! Как дела в корпорации?

— Собираюсь уходить. Есть для меня место?

— Всегда есть! Правда, зарплата всё та же...

— Меня устраивает.

— Серьёзно? А как же карьера, рост, развитие?

— Я хочу работать с книгами. Это моё развитие.

Днём пошла в парк. Просто гулять, без цели. Андрей не любил бесцельные прогулки — "пустая трата времени". Марина бродила по дорожкам, кормила уток, сидела на лавочке. К ней подошёл незнакомый мужчина с собакой:

— Извините, можно присесть?

— Конечно.

Разговорились. Его звали Павел, собаку — Марта. Он рассказывал про свою работу ветеринаром, она — про любовь к книгам. Простой разговор ни о чём. Андрей бы сказал, что незнакомцы — это потенциальная опасность. Но Марина чувствовала себя в безопасности. Обменялись телефонами — может, встретятся ещё на прогулке.

Вечером готовила тот самый шоколадный торт с вишней. По бабушкиному рецепту, который нашла в старой записной книжке. Квартира наполнилась запахом выпечки. Андрей не любил, когда пахнет едой — всегда включал вытяжку на полную мощность.

Торт получился кривоватым — отвыкла печь. Но вкусным. Марина съела три куска подряд, не думая о калориях. Тело помнило этот вкус, радовалось ему.

Прошла вторая неделя. Марина записалась на курсы итальянского — те самые, что бросила четыре года назад. Преподаватель узнал:

— Марина? Вы вернулись! Как я рад! У вас были отличные способности.

— Да, я вернулась. Надеюсь, не всё забыла.

Не забыла. Язык возвращался медленно, но верно. После занятия студенты пошли в кафе — практиковать разговорный итальянский. Марина пошла с ними. Андрей не любил, когда она задерживалась по вечерам.

В группе был парень по имени Михаил. Преподаватель итальянского в университете, учил язык для души. Рассказывал смешные истории про студентов, Марина смеялась. Давно так не смеялась — громко, искренне, до слёз.

— У вас красивый смех, — сказал Михаил.

— Спасибо. Я сама его недавно вспомнила.

Он не понял, но не стал расспрашивать.

Третья неделя началась с похода к психологу. Марина долго сомневалась — Андрей считал психологов шарлатанами. Но ей нужно было поговорить с кем-то профессиональным.

— Я не знаю, кто я, — сказала она на первой встрече. — Семь лет жила чужой жизнью, а теперь не помню свою.

Психолог, женщина лет пятидесяти, кивнула:

— Это называется потеря идентичности в созависимых отношениях. Частая история. Хорошая новость — идентичность можно восстановить. Плохая — это требует времени и усилий.

Они говорили час. О детстве Марины, о её мечтах, страхах, желаниях. О том, почему она позволила себя стереть. О страхе одиночества, неуверенности, желании быть любимой любой ценой.

— Любой ценой оказалась вы сама, — сказала психолог. — Вы заплатили собой за иллюзию безопасности.

После сеанса Марина долго сидела в машине. Плакала. Не от жалости к себе — от понимания. Она действительно боялась. Боялась принимать решения, ошибаться, быть отвергнутой. И Андрей дал ей убежище от этих страхов. Дорогое убежище.

Позвонила Серёже — другу детства, которого Андрей выжил из её жизни. Серёжа обрадовался:

— Маринка! Сто лет тебя не слышал! Как дела?

— Сложно. Можем встретиться?

— Конечно! Хоть сейчас!

Встретились в их старом месте — маленькой кофейне в центре. Серёжа почти не изменился — те же добрые глаза, та же улыбка.

— Рассказывай, что случилось.

Марина рассказала. Про Андрея, про потерю себя, про острые креветки. Серёжа слушал, не перебивал.

— Знаешь, я всегда чувствовал, что что-то не так. Ты как будто выцветала с каждым годом. Из яркой картинки превращалась в чёрно-белую фотографию.

— Почему не сказал?

— Пытался. Ты не слышала. Или не хотела слышать. А потом и вовсе перестала отвечать на звонки.

— Прости.

— За что? Ты жила свою жизнь. Точнее, его жизнь. Главное, что очнулась.

Они говорили до закрытия кофейни. О прошлом, настоящем, будущем. Серёжа рассказывал о своей жизни — женился, развёлся, нашёл себя в фотографии. Показывал работы — потрясающие портреты обычных людей.

— Сфотографируй меня, — попросила Марина.

— Сейчас?

— Да. Хочу запомнить себя в процессе возвращения.

Серёжа достал камеру. Щёлкал, пока Марина пила остывший кофе, смотрела в окно, улыбалась воспоминаниям.

— Готово. Пришлю завтра.

На следующий день увидела фотографии. Не узнала себя. На снимках была женщина с живыми глазами, настоящей улыбкой, расслабленными плечами. Не идеальная офисная кукла, которую создавал Андрей. Настоящая.

Четвёртая неделя. Марина уволилась с корпоративной работы. Начальник был в шоке:

— Вы одна из лучших сотрудников! Я готов повысить зарплату!

— Дело не в деньгах. Я хочу заниматься тем, что люблю.

— И что вы любите?

— Книги. Тексты. Истории.

В издательстве встретили как родную. Зарплата упала в три раза, радость от работы вернулась стократно.

За неделю до конца месячного перерыва позвонил Андрей:

— Марина, давай встретимся. Нужно поговорить.

Встретились в кафе — на нейтральной территории. Андрей выглядел уставшим.

— Ну как ты? Нашла себя?

— Процесс идёт.

— И что дальше?

— Не знаю. А ты? Ты думал о нас?

— Думал. Марина, я люблю тебя. Но ту тебя, которую знаю. А эта новая ты... я не понимаю её.

— Это не новая я. Это настоящая. Та, которая была до тебя и которая пряталась семь лет.

— И что мне с ней делать?

— Узнавать. Если хочешь. Принимать. Если сможешь.

— А если не смогу?

— Тогда мы расстанемся. Больно, но честно.

Андрей задумался. Долго молчал, крутил чашку с кофе.

— Марина, я привык к определённому формату отношений. Где я принимаю решения, а ты поддерживаешь. Где я знаю, чего ожидать. А теперь ты непредсказуемая. Сегодня хочешь острое, завтра — сладкое. Сегодня читаешь Мураками, завтра — стихи. Как с этим жить?

— Как живут миллионы пар. Узнавая друг друга каждый день. Удивляясь. Споря. Находя компромиссы — настоящие, не те, где один всегда уступает.

— Я не уверен, что смогу.

— Я тоже не уверена. Но может, попробуем? По-новому?

— Что ты предлагаешь?

— Давай начнём с начала. Будем встречаться. Узнавать друг друга. Ты узнаешь настоящую меня, я узнаю тебя — за этой бронёй уверенности наверняка есть живой человек со своими страхами и сомнениями.

— У меня нет страхов.

— У всех есть страхи, Андрей. Ты боишься потерять контроль. Боишься неопределённости. Боишься, что тебя отвергнут настоящего, поэтому создал идеальную версию себя.

Он вздрогнул. Марина попала в точку.

— Откуда ты знаешь?

— Психолог помог разобраться. Не только в себе.

— Ты ходишь к психологу?

— Хожу. И тебе советую.

— Это ультиматум?

— Это предложение. Мы оба несовершенны. Оба прятались за масками. Может, пора их снять?

Андрей допил кофе, встал.

— Мне нужно подумать. Это слишком... много. Слишком сложно.

— Я понимаю. Думай. У тебя есть время.

Он ушёл. Марина осталась. Заказала десерт — тирамису, который не ела семь лет, потому что Андрей считал его слишком калорийным.

Прошёл месяц. Андрей так и не позвонил. Марина не стала ждать. Жизнь продолжалась.

Она сняла маленькую квартиру в старом районе — с балконом, где можно выращивать цветы. Обставила её винтажной мебелью с блошиных рынков. Андрей бы ужаснулся. Марина была счастлива.

На работе предложили вести колонку о современной литературе. Первая статья была о Мураками — о параллельных мирах, в которых живут его герои. О том, как легко потерять себя в чужом мире и как сложно вернуться в свой.

Продолжала ходить на итальянский. Михаил пригласил на свидание. Марина согласилась. Это был простой ужин в маленьком итальянском ресторане. Они ели острую пиццу с халапеньо, пили красное вино, смеялись. Михаил не пытался решить, что ей заказать. Спросил, что она любит.

— Я ещё учусь понимать, что люблю, — честно ответила Марина.

— Прекрасно! Значит, будем исследовать меню вместе.

Не было бурной страсти, как с Андреем в начале. Было спокойное, тёплое чувство. Михаил не пытался её изменить, улучшить, направить. Принимал такой, какая есть — ищущей, сомневающейся, меняющейся.

Через три месяца после разрыва встретила Андрея случайно — в книжном магазине. Он был с девушкой — молодой, тихой, смотрящей на него снизу вверх.

— Марина! Как ты?

— Хорошо. Знакомьтесь, это Михаил. Миша, это Андрей.

Мужчины пожали руки. Девушка Андрея молчала, ждала, пока он представит её.

— Это Лена, — наконец сказал Андрей.

Поговорили минуту о погоде и разошлись. Марина видела в глазах Лены своё прошлое — готовность раствориться, исчезнуть, стать функцией. Хотела предупредить, но не стала. У каждого свой путь.

Вечером готовила том ям. Острый, ароматный, обжигающий. Михаил ел, утирая слёзы:

— Остро!

— Могу сделать мягче.

— Не надо. Хочу попробовать твой вкус.

Марина улыбнулась. Её вкус. Она наконец-то знала, какой он. Острый, с кислинкой, непредсказуемый. Не для всех. Но настоящий.

Ночью не могла заснуть. Думала о прошедших месяцах. О потере и обретении себя. О цене, которую заплатила за иллюзию безопасности. О том, что могла бы прожить всю жизнь, не узнав собственного вкуса.

Встала, пошла на кухню. На полке стояли её винтажные чашки. Взяла любимую — с синими цветами и трещинкой на ручке. Налила жасминовый чай. Села на балконе среди своих цветов — герани, петунии, базилика.

Город спал. Где-то там, в стерильной квартире с дизайнерской мебелью, спал Андрей. Может, с Леной, может, один. Марина не чувствовала ни злости, ни обиды. Даже благодарность — за урок, за толчок к пробуждению.

Телефон показывал три часа ночи. Самое время для безумств. Марина пошла на кухню, достала муку, яйца, шоколад, вишню. Начала печь торт — тот самый, бабушкин. Не потому что хотелось сладкого. Потому что могла. В три часа ночи. В своей квартире. По своему желанию.

Торт получился идеальным. Марина отрезала кусок, поставила остальное в холодильник. Завтра принесёт на работу, угостит коллег. Или съест сама за два дня. Или выбросит, если разонравится. Её торт, её решение.

Засыпая под утро, думала о том, что научилась самому главному — выбирать. Не всегда правильно, не всегда удачно. Но самостоятельно. И в этом выборе, в этой возможности ошибаться и пробовать снова, была вся жизнь. Настоящая, острая, как том ям. Сладкая, как ночной торт. Непредсказуемая, как она сама.

Своя.