Найти в Дзене
ЖИВЫЕ СТРОКИ

ЛЮБОВЬ МЕЖДУ ДВУХ МИРОВ

Линда с детства видела то, чего не видели другие. Мир для нее не был просто осязаемой реальностью. Он был многослойным, как старая фреска, где сквозь современные краски проступали призрачные лики иного, параллельного существования. Она называла это «потусторонним эхом» — смутными тенями, шепотом из ниоткуда, внезапным холодком в солнечный день. Это был дар и проклятие, делавшее ее одинокой в самой гуще людей. Эрик же был полной ее противоположностью. Он был якорем, зацепившимся за реальность. Инженер-конструктор, человек чисел и четких линий, он верил только в то, что можно измерить и потрогать. Они встретились случайно, в дождливый день в переполненной кофейне. Он помог ей поднять выроненную из рук стопку старых книг по парапсихологии. Их пальцы ненадолго соприкоснулись, и Линда почувствовала не электричество влечения, а нечто иное — странное, глубинное чувство резонанса, будто ее душа вдруг нашла свою пару. — Спасибо, — улыбнулась она, забирая книги. — Не за что, — ответил он, и его

Линда с детства видела то, чего не видели другие. Мир для нее не был просто осязаемой реальностью. Он был многослойным, как старая фреска, где сквозь современные краски проступали призрачные лики иного, параллельного существования. Она называла это «потусторонним эхом» — смутными тенями, шепотом из ниоткуда, внезапным холодком в солнечный день. Это был дар и проклятие, делавшее ее одинокой в самой гуще людей.

Эрик же был полной ее противоположностью. Он был якорем, зацепившимся за реальность. Инженер-конструктор, человек чисел и четких линий, он верил только в то, что можно измерить и потрогать. Они встретились случайно, в дождливый день в переполненной кофейне. Он помог ей поднять выроненную из рук стопку старых книг по парапсихологии. Их пальцы ненадолго соприкоснулись, и Линда почувствовала не электричество влечения, а нечто иное — странное, глубинное чувство резонанса, будто ее душа вдруг нашла свою пару.

— Спасибо, — улыбнулась она, забирая книги.

— Не за что, — ответил он, и его взгляд, ясный и спокойный, надолго задержался на ней.

Они начали встречаться. Прогулки, разговоры до утра, смех — все было идеально, пока они находились на расстоянии вытянутой руки. Но стоило им попытаться приблизиться для поцелуя, как пространство между ними словно сжималось, становясь плотным и враждебным.

В первый раз это случилось в парке. Эрик наклонился к ней, и Линда почувствовала, как воздух загустел. В висках застучало, в глазах потемнело, а по телу пронеслась волна мучительной, леденящей боли, будто тысячи невидимых игл впивались в нее одновременно. Она едва не потеряла сознание. Эрик отшатнулся, бледный, с таким же выражением ужаса на лице.

— Что это было? — прошептал он, потирая виски. — У меня голова раскалывается.

Они списали все на стресс, усталость. Но ситуация повторялась снова и снова. Их влечение было магнитом, но их тела, их самые сущности отталкивались друг от друга с силой необъяснимого физического закона. Они могли сидеть рядом, говорить, смеяться, но поцелуй, объятия, любая попытка интимной близости превращалась в пытку.

Отчаявшись, Линда решилась на отчаянный шаг. Она повела Эрика на заброшенное кладбище на окраине города — место силы, где пелена между мирами была особенно тонка.

— Ты должен увидеть, — сказала она, крепко сжимая его руку, пока они стояли у старой, покрытой мхом часовни.

И он увидел. Сначала это были лишь смутные тени. Потом тени обрели формы — полупрозрачные фигуры в одеждах разных эпох, бесцельно бродящие меж могил. Воздух наполнился стонущим ветром, которого не было.

Эрик, человек науки, застыл в оцепенении. Его мир треснул.

— Это… галлюцинации? — выдавил он.

— Нет, — тихо ответила Линда. — Это реальность. Только другая. И я думаю… Я думаю, мы с тобой из разных ее слоев.

Она объяснила свою теорию. Она была «Проводником» — человеком с душой, частично принадлежащей потустороннему миру. Эрик же был «Опорой» — существом с невероятно мощной и чистой связью с миром материальным. Их ауры, их энергетические поля были антиподами. Их любовь, сильнейшая из возможных сил, создавала резонанс, который не сближал миры, а сталкивал их, порождая невыносимую боль при попытке физического соединения.

Теперь, когда тайна была раскрыта, их страдания лишь усилились. Они знали, что любят друг друга, знали, что это взаимно, но не могли этого доказать самым простым человеческим способом — прикосновением. Их свидания превратились в изощренную пытку близостью, которая была одновременно и раем, и адом. Они сидели в метре друг от друга, их руки лежали на столе, почти соприкасаясь, и пространство между их ладонями буквально вибрировало от напряжения.

— Я не откажусь от тебя, — сказал как-то вечером Эрик, глядя на нее с той решимостью, с которой, должно быть, смотрят на высочайшую гору перед восхождением. — Если это физика, значит, есть решение. Если это магия — найдем способ ее обойти.

Он сменил вектор своей работы. Его квартира превратилась в лабораторию. Он штудировал труды по квантовой механике, теориям поля, смешанные с гримуарами по алхимии и эзотерике, которые добывала Линда. Он строил схемы, гипотезы, моделировал их уникальное энергетическое поле на компьютере.

Линда же погрузилась в потусторонний мир с новой целью — не просто наблюдать, а искать ответы там. Она вступала в контакт с более осознанными сущностями, вела диалоги с призраками, рыскала в «Эхе» измерении в поисках ключа.

И она его нашла. Почти случайно. В старом дневнике алхимика XVII века Линда нашла упоминание о «душах-антиподах» и ритуале «Зеркального Единения». Суть его была не в том, чтобы изменить свою природу, а в том, чтобы создать временный, устойчивый мост между двумя мирами, который позволил бы их энергиям не сталкиваться, а гармонично перетекать друг в друга.

Ритуал требовал невероятной силы духа, полного доверия и… боли. Им предстояло добровольно пройти через барьер, что их разделял, но не с целью соединиться, а чтобы «настроить» свои вибрации друг на друга.

Они выбрали подходящую ночь и отправились на кладбище. Остановились у часовни, встали лицом к лицу, почти соприкоснувшись лбами. Боль начала давить, знакомая и гнетущая.

— Готов? — прошептала Линда, ее голос дрожал.

— С тобой — всегда, — ответил Эрик.

Они синхронно сделали шаг навстречу.

Это было похоже на то, как будто тебя медленно проводят через стену из раскаленного стекла и льда одновременно. Каждая клетка тела кричала от невыносимого напряжения. Линда видела, как призрачный мир вспыхивал вокруг нее ослепительно ярко, а Эрик чувствовал, как материальная реальность трещит и расползается, угрожая рассыпаться в прах. Они смотрели друг другу в глаза, и в этом взгляде было все: их любовь, их страх, их непоколебимая решимость.

Они не отступили.

И вдруг боль достигла пика и… исчезла. Словно лопнула натянутая струна. Тишина. Абсолютная, глубокая тишина, и в ней — лишь звук их синхронного дыхания. А потом пришло новое ощущение. Не резонанс, а слияние. Теплая, живительная энергия начала циркулировать между ними, объединяя их в одно целое. Призрачный мир для Линды стал чуть менее реален, а для Эрика — чуть более осязаем. Они нашли баланс.

Эрик медленно, почти не веря, поднял руку и коснулся ее щеки. Никакой боли. Только тепло ее кожи, биение крови под пальцами. Линда закрыла глаза, и по ее лицу потекли слезы облегчения. Она прижалась щекой к его ладони.

Он наклонился и наконец-то поцеловал ее. Это был поцелуй, которого они были лишены, за который сражались. В нем была не только страсть, но и покой, и торжество, и бездна пережитой боли, остававшейся теперь лишь горьковатой памятью.

Они не стали обычной парой. Иногда, в моменты сильных эмоций, эхо миров давало о себе знать — легким головокружением, мимолетной тенью в глазах Эрика или внезапной прозрачностью кончиков пальцев Линды. Но это была уже не стена, а лишь рябь на воде их общего существования.

Их любовь оказалась сильнее не потому, что сломала законы мироздания, а потому, что нашла в них изъян, лазейку, созданную специально для тех, чье чувство способно выдержать любые испытания. Они построили свой мост между двумя берегами — реальности и «постороннего эха» — и стали его единственными и главными хранителями. Навсегда.