— Людочка, милая, я же просила не класть столько соли в борщ, — голос свекрови звучал мягко, почти ласково, но Людмила уже научилась распознавать в этой бархатной интонации стальные нотки.
Валентина Петровна стояла у плиты, помешивая половником содержимое кастрюли. Её безупречно уложенные седые волосы блестели в свете кухонной люстры. На ней был домашний костюм приглушённого бежевого цвета — даже дома она выглядела так, словно готовилась к приёму гостей. Людмила наблюдала за ней от дверного проёма, сжимая в руках кухонное полотенце.
— Я клала по рецепту, который вы мне дали, — тихо ответила она.
— Ах, деточка, рецепт — это одно, а чувство меры — совсем другое. Это приходит с опытом. Ничего страшного, научишься. Когда я выходила замуж за покойного Петра Ивановича, я тоже многого не умела. Но моя свекровь, царствие ей небесное, была удивительная женщина. Строгая, но справедливая. Она научила меня всему.
Валентина Петровна выключила плиту и повернулась к невестке. На её лице играла снисходительная улыбка учительницы, объясняющей простые истины нерадивой ученице.
— Кстати, Максим звонил? Он обещал сегодня пораньше вернуться.
— Нет, не звонил, — Людмила отошла от дверного проёма, пропуская свекровь в гостиную.
Они жили в этой квартире уже полгода. После свадьбы Валентина Петровна великодушно предложила молодым поселиться у неё — "пока не встанете на ноги". Трёхкомнатная квартира в центре города была просторной, с высокими потолками и лепниной. Каждый предмет мебели, каждая ваза и статуэтка напоминали о том, что это территория свекрови, её крепость, где она была полновластной хозяйкой.
Людмила работала бухгалтером в небольшой фирме. Зарплата была средняя, но стабильная. Максим трудился менеджером в строительной компании, получал чуть больше жены. Вместе они вполне могли бы снимать собственное жильё, пусть и скромное. Но каждый раз, когда Людмила заводила об этом разговор, Максим отмахивался.
— Зачем платить чужим людям, когда можно пожить у мамы? Она же одна, ей веселее с нами. И потом, копим же на свою квартиру. Потерпи ещё немного.
Терпение. Это слово стало её постоянным спутником. Терпи, когда свекровь переставляет твои вещи. Терпи, когда критикует твою готовку. Терпи, когда рассказывает, какой замечательной хозяйкой была первая девушка Максима.
Вечером, когда они с мужем остались одни в их комнате — единственном пространстве, которое можно было назвать личным, — Людмила решилась.
— Макс, давай всё-таки подумаем о переезде. Я нашла несколько вариантов квартир в нашем районе. Недорого, и до работы обоим удобно.
Максим лежал на кровати, просматривая что-то в телефоне. Он нехотя оторвался от экрана.
— Люд, ну мы же это обсуждали. Сейчас не время. У меня на работе сокращения намечаются, вдруг под них попаду? И мама… ей тяжело одной.
— Но она же жила одна до нашей свадьбы и прекрасно справлялась.
— Это другое. Она привыкла к нам. И потом, она же помогает. Готовит, убирает...
— Я могу сама готовить и убирать, Макс. В нашей квартире.
Он сел на кровати, и в его глазах появилось раздражение.
— Людмила, хватит. Мама нас приютила, а ты вместо благодарности только жалуешься. Это некрасиво.
— Я не жалуюсь. Я просто хочу, чтобы у нас была своя семья. Настоящая. Где мы сами принимаем решения.
— У нас и так настоящая семья. И решения мы принимаем вместе. Просто ты почему-то не хочешь считаться с моим мнением.
Спорить было бесполезно. Людмила отвернулась к стене, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Максим вздохнул, обнял её сзади.
— Люд, ну не дуйся. Всё будет хорошо. Вот накопим на первый взнос, купим свою квартиру, заживём. Потерпи ещё немножко.
Опять это слово.
Утром следующего дня Людмила проснулась от запаха кофе. Валентина Петровна уже хлопотала на кухне. Максим ещё спал, раскинувшись на всю кровать. Людмила тихо встала, накинула халат и пошла в ванную. Свекровь перехватила её в коридоре.
— Доброе утро, деточка. Я кофе сварила, твой любимый. И бутерброды сделала. Максиму с сыром, тебе с творожным кремом. Ты же следишь за фигурой.
В этой фразе было всё: и забота, и лёгкий намёк на то, что Людмила поправилась, и напоминание о том, кто здесь настоящая хозяйка, знающая все предпочтения.
— Спасибо, Валентина Петровна.
— Ой, да что ты, милая. Кстати, я хотела с тобой поговорить. Присядь на минутку.
Они сели за кухонный стол. Свекровь налила кофе в изящные фарфоровые чашки — наследство от её матери, как она любила подчёркивать.
— Людочка, я тут подумала... Вы с Максимом уже полгода женаты. Может, пора о детках задуматься?
Людмила чуть не поперхнулась кофе.
— Мы... мы пока не планируем. Хотим сначала встать на ноги, купить квартиру.
— Ой, да что вы всё о квартире! Зачем она вам? Здесь места всем хватит. Я могу в маленькую комнату перебраться, а вы мою спальню под детскую переделаете. Я с радостью с внуками буду помогать.
— Валентина Петровна, мы с Максимом хотим сначала пожить вдвоём, для себя.
Лицо свекрови на мгновение стало жёстким, но тут же снова расплылось в улыбке.
— Для себя? Милая, в браке нельзя жить для себя. Нужно думать о семье, о продолжении рода. Я Максима одна вырастила после того, как Пётр Иванович нас покинул. Всю себя ему отдала. И теперь имею право на то, чтобы увидеть внуков.
— Конечно, вы имеете право. Но мы пока не готовы.
— Не готовы? А когда будете готовы? В тридцать пять? В сорок? Милая моя, время летит быстро. Я в твоём возрасте Максима уже в школу водила.
Разговор прервал сам Максим, появившийся на кухне заспанный и взъерошенный.
— О чём беседуете, дамы?
— Да вот, говорю Людочке, что пора бы вам о детках подумать, — Валентина Петровна сразу же переключилась на сына. — Я бы так хотела понянчить внуков!
— Мам, всему своё время, — уклончиво ответил Максим, целуя мать в щёку. — Люд, ты на работу не опоздаешь?
Людмила посмотрела на часы и поспешно встала. До выхода оставалось пятнадцать минут. Она быстро собралась и выскочила из квартиры, чувствуя облегчение от того, что может наконец-то остаться одна со своими мыслями.
На работе день тянулся бесконечно. Цифры расплывались перед глазами, а мысли возвращались к утреннему разговору. Свекровь явно взяла курс на новую тему. Теперь к ежедневным замечаниям о готовке и уборке добавятся намёки на материнство.
Вечером Людмила специально задержалась в офисе, не желая возвращаться домой. Когда она наконец пришла, в квартире пахло жареной рыбой — нелюбимым запахом Людмилы, о чём она неоднократно говорила. Но Валентина Петровна то ли забывала, то ли игнорировала эти просьбы.
— Людочка, наконец-то! Мы тебя заждались. Я приготовила судака по особому рецепту. Садись, садись, остывает же!
За столом уже сидел Максим. Он виновато улыбнулся жене. Людмила молча села на своё место. Свекровь начала раскладывать рыбу по тарелкам, попутно рассказывая какую-то историю про соседку с третьего этажа.
— ...И представляете, она говорит, что её невестка не умеет даже яичницу пожарить! Вот это да! А я ей говорю: моя Людочка, конечно, не сразу всему научилась, но старается. Правда, милая?
Людмила кивнула, механически отправляя в рот кусочки рыбы. Вкуса она не чувствовала.
После ужина, когда свекровь удалилась смотреть свой любимый сериал, Людмила мыла посуду. Максим подошёл сзади, обнял.
— Не обижайся на маму. Она просто заботится о нас.
— Макс, а ты не думаешь, что её забота слишком... навязчивая?
— Люд, ну что ты. Она одинокая женщина, мы — вся её жизнь. Неужели трудно проявить немного терпения и понимания?
Людмила резко обернулась, и тарелка выскользнула из её мокрых рук, разбившись о кафельный пол. Звон разнёсся по квартире. Через секунду в кухню влетела Валентина Петровна.
— Что случилось? Ой, тарелка! Это же из маминого сервиза!
Она опустилась на колени, собирая осколки, причитая над каждым кусочком.
— Простите, Валентина Петровна, я не специально...
— Конечно, не специально, милая. Просто надо быть аккуратнее. Этому сервизу больше пятидесяти лет. Но ничего, что разбилось — не вернёшь.
Последняя фраза прозвучала как приговор. Максим молча помогал матери собирать осколки. Людмила стояла в стороне, чувствуя себя чужой и лишней.
Ночью она долго не могла заснуть. Рядом мерно дышал Максим. За стеной слышался звук телевизора из комнаты свекрови. Людмила думала о том, что превращается в тень, в приложение к этой семье, где все правила давно установлены, а её мнение никого не интересует.
Утром произошло то, что стало последней каплей.
Людмила проснулась от громкого разговора в гостиной. Она узнала голос Валентины Петровны и ещё чей-то женский. Накинув халат, она вышла из спальни. В гостиной на диване сидела незнакомая женщина лет шестидесяти, а напротив неё — свекровь.
— А, Людочка, познакомься. Это Раиса Михайловна, нотариус. Мы тут документы кое-какие оформляем.
— Документы? — удивилась Людмила.
— Да, видишь ли, я решила переписать квартиру на Максима. Всё равно она ему достанется, так пусть уже сейчас будет оформлена. И налог на наследство платить не придётся.
Людмила почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Но... вы не обсуждали это с нами.
— А что тут обсуждать? Это моя квартира и мой сын. Я вправе распоряжаться своим имуществом, как считаю нужным.
Нотариус неловко кашлянула.
— Если молодой человек женат, нужно нотариальное согласие супруги на принятие дара.
— Согласие? — Валентина Петровна повернулась к невестке. — Ну, Людочка, ты же не будешь возражать? Это же для вашего блага. Будет у вас с Максимом собственная квартира.
— А вы? Где вы будете жить?
— Как где? Здесь, конечно. Максим же не выгонит родную мать. Просто квартира будет официально его. И ваша, конечно. Если брак сохранится.
Последние слова прозвучали как удар. Людмила посмотрела на нотариуса, на свекровь, ожидающую ответа с лёгкой улыбкой превосходства.
— Я... мне нужно подумать.
— Подумать? — брови Валентины Петровны поползли вверх. — О чём тут думать? Или ты не доверяешь своему мужу?
— Дело не в доверии. Просто это серьёзное решение, и я хотела бы обсудить его с Максимом.
— Максим уже в курсе и полностью согласен. Я вчера вечером с ним говорила, пока ты задерживалась на работе.
Значит, вчера, когда он обнимал её и говорил о терпении, он уже знал. Знал и молчал.
— Я подпишу согласие, — тихо сказала Людмила. — Но только если в договоре будет указано, что Валентина Петровна сохраняет право пожизненного проживания.
Свекровь удивлённо моргнула.
— Ну разумеется, милая. Это же очевидно.
— Если это очевидно, то не будет проблем внести это в договор, — Людмила повернулась к нотариусу. — Это возможно?
— Конечно, это стандартная практика, — кивнула женщина.
Валентина Петровна поджала губы, но возразить было нечего.
Когда нотариус ушла, а Людмила начала собираться на работу, свекровь остановила её в коридоре.
— Знаешь, Людочка, я всегда считала тебя умной девушкой. Но сегодня ты меня разочаровала.
— Чем же?
— Твоё недоверие. Твоя мелочность. Я делаю подарок своему сыну, а ты превращаешь это в какую-то сделку.
— Валентина Петровна, я просто хочу, чтобы всё было честно и прозрачно.
— Честно? То есть ты думаешь, что я способна на нечестность по отношению к собственному сыну?
— Я ничего такого не думаю. Просто считаю, что важные решения должны приниматься всей семьёй.
— Всей семьёй? — свекровь усмехнулась. — Милая, семья — это не только ты. И даже не в первую очередь ты.
С этими словами она развернулась и ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.
Вечером Людмила ждала мужа с работы, готовая к серьёзному разговору. Максим пришёл поздно, усталый и явно не в настроении.
— Макс, нам нужно поговорить.
— Если о квартире, то мама мне уже всё рассказала. Людмила, как ты могла? Это же моя мать!
— А я твоя жена. Или это менее важно?
— Не передёргивай. Конечно, важно. Но мама делает нам подарок, а ты...
— Подарок? Макс, ты правда не понимаешь, что происходит? Твоя мать переписывает квартиру на тебя, чтобы окончательно привязать нас к себе. Теперь мы никогда не сможем уехать. Она всегда будет рядом, всегда будет контролировать нашу жизнь.
— Люда, ты преувеличиваешь. Мама просто заботится о нашем будущем.
— О чьём будущем? О твоём? Потому что моё мнение, похоже, никого не интересует.
— Твоё мнение учтено. Ты же добилась своего с этим правом пожизненного проживания. Хотя это и так было очевидно.
— Если бы это было так очевидно, ты бы сказал мне о дарении заранее.
Максим отвёл глаза.
— Я хотел сказать. Просто не нашёл подходящего момента.
— Не нашёл момента для такого важного решения? Макс, ты понимаешь, как это звучит?
— Послушай, я устал. Давай не будем ссориться. Квартира будет наша, мама будет жить с нами. В чём проблема?
— Проблема в том, что это не наша квартира. Это квартира твоей матери, просто переписанная на твоё имя. И она всегда будет напоминать нам об этом.
— Людмила, хватит! Я не позволю тебе так говорить о моей матери!
Он встал и вышел из комнаты, оставив жену одну.
На следующий день Людмила приняла решение.
После работы она не пошла домой. Вместо этого она отправилась в агентство недвижимости и сняла небольшую однокомнатную квартиру на окраине города. Вернувшись в квартиру свекрови, она начала собирать вещи.
Валентина Петровна застала её за этим занятием.
— Что происходит, Людочка?
— Я переезжаю, Валентина Петровна.
— Переезжаете? Вы с Максимом?
— Нет. Только я.
Свекровь на мгновение растерялась, но быстро взяла себя в руки.
— Это глупость. Из-за чего? Из-за квартиры? Но это же смешно!
— Нет, не из-за квартиры. Из-за того, что в этой семье моё мнение ничего не значит.
— Ах, вот как! Знаешь что, милочка, может оно и к лучшему. Максиму нужна женщина, которая будет его поддерживать, а не устраивать скандалы из-за ерунды.
Людмила не ответила. Она продолжала складывать вещи в сумку.
Когда пришёл Максим, вещи были собраны, а такси ждало внизу.
— Люда, что за цирк?
— Это не цирк, Макс. Я ухожу.
— Куда? Зачем?
— Мне нужно время подумать. О нас, о нашем браке. О том, что для меня важно.
— И ты решила сбежать? Как же квартира, как же наши планы?
— Какие наши планы, Макс? У нас никогда не было общих планов. Были твои планы и планы твоей матери. А я... я просто должна была терпеть и соглашаться.
— Люда, не уходи. Давай поговорим, всё решим.
— О чём говорить? О том, что ты выбираешь между мной и матерью всегда выбираешь её? О том, что наша семья — это фикция, приложение к жизни твоей матери?
Валентина Петровна появилась в дверях.
— Пусть уходит, Максим. Если человек не ценит то, что для него делают, пусть попробует сам.
— Мама, не вмешивайся!
— Я не вмешиваюсь. Я просто констатирую факт. Твоя жена оказалась неблагодарной эгоисткой.
— Валентина Петровна, — Людмила повернулась к свекрови. — Я благодарна вам за гостеприимство. Но я не могу больше жить по вашим правилам. Я хочу строить свою семью, а не быть частью вашей.
Она посмотрела на Максима.
— Когда решишь, чего хочешь ты, позвони мне.
С этими словами она вышла из квартиры.
Первая ночь в съёмной квартире была тяжёлой. Людмила сидела на узкой кровати, глядя на голые стены, и думала, правильно ли поступила. Телефон разрывался от звонков Максима, но она не отвечала.
Утром она пошла на работу как обычно. Коллеги заметили перемену в ней, но тактично не задавали вопросов. День прошёл в привычных заботах, и это успокаивало.
Вечером раздался звонок в дверь. Людмила настороженно подошла к глазку. За дверью стоял Максим с букетом цветов.
— Люда, открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
Она впустила его. Он огляделся по сторонам, явно удивлённый скромностью обстановки.
— Зачем ты пришёл?
— Люда, вернись. Мама... она согласна, что нам нужно больше личного пространства. Она будет меньше вмешиваться, обещаю.
— Меньше вмешиваться? Макс, дело не в количестве вмешательства. Дело в том, что ты не видишь в этом проблемы.
— Я вижу! Теперь вижу. Просто... это моя мать, Люда. Я не могу её бросить.
— Я не прошу тебя её бросать. Я прошу тебя выбрать: или мы строим свою семью, живём отдельно, принимаем решения вместе, или... или нам нечего больше обсуждать.
Максим молчал, теребя в руках букет.
— Люда, но квартира... Мама уже всё оформила на меня. Это же наше будущее жильё.
— Нет, Макс. Это квартира твоей матери, где она будет жить всегда. И где ты будешь жить с ней. Но не я.
— То есть ты ставишь ультиматум?
— Я даю тебе выбор. Такой же, какой дала себе. Что важнее — комфорт и привычка или наша семья?
Максим встал.
— Мне нужно подумать.
— Думай. У тебя есть время.
Прошла неделя. Людмила обустраивала свою маленькую квартиру, покупала необходимые вещи, училась жить одна. Было трудно, но она чувствовала странную лёгкость, словно сбросила тяжёлый груз.
На восьмой день позвонила Валентина Петровна.
— Людмила, это безобразие должно прекратиться. Вы разрушаете жизнь моего сына.
— Валентина Петровна, я не разрушаю. Я пытаюсь построить свою.
— Без мужа? Это называется разрушением семьи.
— Семья — это союз двух взрослых людей. А не матери, сына и приложения в виде невестки.
— Как вы смеете!
— Я смею жить своей жизнью. И Максим может жить своей. С вами или со мной — это его выбор.
— Он никогда не выберет вас! Он мой сын!
— Возможно. Но тогда ему лучше найти жену, которая согласится с такими условиями. Я не согласна.
Она положила трубку.
Ещё через неделю пришёл Максим. На этот раз без цветов. Он выглядел уставшим и похудевшим.
— Люда, я всё обдумал.
— И?
— Я... я не могу оставить маму. Она дала мне всё, вырастила одна. Я не могу быть неблагодарным сыном.
Людмила кивнула. В душе она уже знала ответ.
— Я понимаю. Это твой выбор.
— Но я люблю тебя! Может, мы сможем как-то... найти компромисс?
— Компромисс был последние полгода. Я больше не могу.
— Значит, всё?
— Значит, всё.
Развод оформили быстро и тихо. Имущества общего практически не было. Валентина Петровна праздновала победу, рассказывая соседкам, какая неблагодарная попалась невестка. Максим погрузился в работу.
Людмила осталась в своей съёмной квартире. Было одиноко, но спокойно. Она могла готовить, что хочет, приходить домой, когда хочет, и никто не оценивал каждый её шаг.
Через три месяца она встретила Андрея. Он был коллегой её подруги, весёлым и самостоятельным. У него была своя квартира и никакой матери под боком. Они начали встречаться, не торопясь, узнавая друг друга.
А ещё через полгода Людмила случайно встретила Максима в торговом центре. Он был с девушкой — молодой, тихой, с опущенными глазами. Они поздоровались сдержанно.
— Как ты? — спросил он.
— Хорошо. А ты?
— Нормально. Это Катя, моя... мы встречаемся.
Катя робко улыбнулась. Людмила кивнула ей.
— Мама одобряет, — добавил Максим с горькой усмешкой. — Говорит, Катя — настоящая хозяйка.
— Рада за вас.
— Люда... — он замялся. — Я иногда думаю, что если бы...
— Не надо, Макс. Каждый сделал свой выбор.
Она попрощалась и ушла. В кармане завибрировал телефон. Андрей писал, что ждёт её в ресторане. Людмила улыбнулась и ускорила шаг.
Правильный выбор не всегда лёгкий. Но он всегда ведёт к свободе. И эта свобода стоила всех потерь и боли. Потому что теперь она жила своей жизнью, принимала свои решения и строила свою семью. Настоящую семью, где у каждого есть право голоса и где любовь не измеряется степенью послушания.
А Валентина Петровна так и жила в своей квартире, переписанной на сына, готовила борщи для покладистой Кати и ждала внуков, которые должны были скрасить её одинокую старость. Потому что сын, конечно, был рядом. Но был ли он счастлив — этого она так и не спросила. Ведь главное — что он послушный. А счастье... счастье — это для тех, кто может себе это позволить.