Мария Омар о терапевтической силе литературы и соседстве культур
В «Альпине.Проза» и Zerde Publishing вышел роман Марии Омар «Румия». Поговорили с писательницей о психологии, прозе и жизни в приграничье.
«Имя Румия для меня звучное, загадочное, древнее и в то же время достаточно современное»
— В одной из сцен романа Румия читает список имен и их значений: «Абай — осторожный. Аврора — видела в отрывном календаре абики, имя богини утренней зари». Возможно, у имени Румия тоже есть значение?
— Действительно, моя героиня, как и я, придает большое значение именам. Кстати, поэтому я несколько раз переназывала героев, особенно мужчин, окружающих Румию, так как их характеры и поступки по ходу написания романа начинали отличаться от первоначально продуманных. Однако здесь больше играет роль даже не значение имени, а мое субъективное восприятие.
Имя Румия для меня звучное, загадочное, древнее и в то же время достаточно современное. В разных источниках его переводят, как «римлянка», «византийка», где-то пишут, что это «богиня, покровительствующая младенцам». И если задуматься, все это имеет отношение к героине, так как она всегда немного чужая в своей среде, и тема защиты детей в книге тоже прослеживается. Но на самом деле имя понравилось мне именно звучанием.
— Почему вы решили назвать новую книгу просто «Румия»?
— Имя яркое и хорошо запоминается, говорит о восточном происхождении, поэтому мне и редакторам показалось, что имени для заголовка достаточно. Хотя первоначально у меня был другой, более длинный вариант. Вторая версия названия — «Расплетая косы» — в итоге превратилась в выносную надпись на обложке. В ней заложен свой смысл: для того чтобы избавиться от страхов и стать другой, героине нужно будет распутать семейные тайны и расплести оковы, которые ее связывают.
«Герои могут диктовать автору свои правила игры»
— Про кого из семьи Румии было писать легче всего?
— Мне было очень легко описывать Мадину, тетю Румии. Она яркая, активная, и несколько человек уже поделились мнением, что она им понравилась. С удовольствием работала и над образом Батимы тате, родственницы мужа героини, хотя она скорее отрицательный персонаж, но ее поведение часто бывает смешным, у нее забавные речь и привычки.
— А сложнее всего?
— Труднее было работать с мамой Румии, у которой сложный, неоднозначный характер, вызывающий разные чувства. Думаю, я разгадала его только к концу книги. В этом романе я почувствовала, как герои могут диктовать автору свои правила игры. Я словно не придумывала их мотивы и чувства, а открывала их для себя. Иногда даже случались инсайты: «Так вот почему она так поступила!» Словно это живые люди, которым я не могу сразу влезть в голову.
«Там, где мы чужие, нас зачастую притягивают люди, вещи, кажущиеся близкими»
— Вы родились в Оренбурге и переехали в Казахстан. Румия родилась в Казахстане и отправилась учиться в Оренбург. Можно ли считать роман отчасти автобиографическим — и если да, то почему вы направили героиню в противоположном направлении?
— Румия переезжает в Оренбург только на время — для учебы в педуниверситете. Я, как и моя героиня, в нем училась и жила в том же общежитии. Кое-что в сюжете действительно заимствовано из моего опыта, например эпизоды с выброшенным мясом или нечестно полученными коржиками. Мне очень знакомы чувства героини, которая из маленького поселка попадает в незнакомый город, в новую среду и чувствует себя не в своей тарелке. Однако большинство событий и героев в книге придуманы.
Почему я отправила ее учиться именно в Оренбург? Кроме того, что этот город в девяностые был мне хорошо знаком, он приграничный, в нем соседствует множество культур. Не знаю, где еще бывают «татарские» или «казахские» дискотеки, на которые мы ходили студентами. Также поместить героиню именно в российский город было важно для того, чтобы она начала осознавать свою идентичность. Лично я, когда нахожусь за границей, почему-то больше хочу говорить на казахском языке и обращаю внимание на то, у кого какие культурные особенности. Там, где мы чужие, нас зачастую притягивают люди, вещи, кажущиеся близкими, хотя мы можем и обманываться.
— События романа происходят в конце девяностых. Изменился ли для вас Казахстан с тех пор и похожа ли жизнь Румии на жизнь современного казахстанца?
— Я живу в Казахстане с 2000 года, поэтому про девяностые годы собирала информацию из рассказов современников. Например, многое рассказал мне муж, который в 18 лет открыл свой ларек и не понаслышке знает, что такое рэкет, ночные разборки с нетрезвыми покупателями и так далее. Недостающую информацию я собирала у знакомых, в газетах того времени, а также с помощью опросов в соцсетях.
Так как события романа продолжаются в 2000-2010-х годах, этот период было описывать проще. Однако даже такое недавнее прошлое требует от писателя внимательности. Приходилось перепроверять цены, способы общения — ведь тогда еще не было распространенных сейчас мессенджеров, названия населенных пунктов и улиц, которые могли быть переименованы, и другие детали.
Жизнь Румии, думаю, похожа на то, как живут многие женщины в Казахстане, хотя, конечно, вариаций этой жизни в нашей стране много. Женщины могут занимать разные должности, вести свой бизнес, быть проявленными и самостоятельными, а могут годами заниматься только домом и полностью зависеть от мужа, здесь многое зависит от семьи, окружения, но я все же уверена, главное — твои ценности и характер.
Терапевтическая сила книг
— Вы получили образование в области семейной психологии. На ваш взгляд, вы прежде всего писатель или психолог?
— После университета я долго работала журналистом, затем ушла в пиар. В возрасте 37 лет, во втором декретном отпуске, у меня случился кризис самоопределения, в том числе и профессионального, когда я поняла, что работа в корпорациях мне не нравится, а возвращаться в журналистику, которая со времен моей молодости сильно изменилась, уже не хочется.
Тогда я решила, что моим призванием может стать психология. Пошла учиться, около пяти лет практиковала как психолог. При этом особенно пристально изучала и продолжаю исследовать вопросы, связанные с трансгенерационными травмами — когда события, произошедшие с предками, их тяжелые эмоции формируют некие убеждения, страхи, которые передаются из поколения в поколение и влияют на жизнь потомков. Это интересная и неисчерпаемая тема, которая раскрывается и в романе «Румия».
— Как для вас соотносятся две профессии?
— В конце 2020 года я начала писать свою первую художественную книгу «Мёд и немного полыни». Примерно в то же время я перестала работать как психолог. В какой-то момент я поняла, что писательство не отнимает у меня энергию как психологическое консультирование, а, наоборот, дает силы и вдохновение. Сейчас я работаю контент-менеджером в онлайн-формате, что позволяет мне достаточно много времени уделять писательству.
Тем не менее опыт работы психологом мне пригодился. Мою первую книгу часто называют терапевтичной, много раз рассказывали, что она помогла больше понять родителей, заинтересоваться своими корнями, даже наладить отношения с родными. Может быть, через написание книг я больше реализую желание помогать людям осознавать свои чувства, научиться принимать себя, находить в себе силы для изменений? Не знаю. Возможно, я преувеличиваю свою роль. Но то, что на сегодня я больше писательница, чем психолог, это точно. А как будет завтра, покажет время.