Лето в этом году выдалось на редкость душным. Даже сквозь плотные шторы в гостиную пробивалось тепло.
В доме Анны царила знакомая, будничная суета, которую нарушало лишь присутствие Анастасии Романовны.
Свекровь приехала на несколько часов, чтобы повидать внуков, но эти визиты всегда были похожи на испытание на прочность.
Они не приносили радости ни детям, ни Анне. Анастасия Романовна с порога оценивала квартиру, выискивая малейший изъян.
Младший, пятилетний Кирилл, во время визитов бабушки всегда сидел на полу и старательно выводил каракули в новой раскраске.
Он был сосредоточен и тих, будто чувствовал необъяснимое напряжение, которое всегда привозила с собой бабушка.
А вот одиннадцатилетний Даниил не мог усидеть на месте. Энергия била в нем ключом, и сегодняшним ее воплощением стала пластиковая баночка с мыльными пузырями, подаренная накануне соседкой.
Он носился по гостиной, оставляя за собой кучу пузырей, которые медленно плыли в воздухе и таяли, едва коснувшись пола.
— Даня, осторожнее, — мягко сказала Анна, выглянув из кухни. — Не крутись рядом с бабушкой.
Первые ее слова были проигнорированы. Мыльный пузырь, радужный и хрупкий, приземлился прямо на темный рукав кардигана Анастасии Романовны и лопнул, оставив мокрое пятно.
— Даниил! — ее резкий голос разрезал воздух. — Прекрати это немедленно! Видишь, ты мне одежду портишь!
Мальчик на секунду замер, но азарт все равно пересилил. Десятилетний Даниил сделал новый круг по комнате и выдул целую гирлянду пузырей, которые устремились к потолку.
— Бабушка, смотри, как летят! — попытался он поделиться восторгом.
— Я сказала, хватит! — повторила Анастасия Романовна скрипя зубами — Сиди спокойно. Неужели нельзя вести себя прилично? Ты совсем от рук отбился!
Даниил вздохнул и презрительно сощурил глаза, но не успокоился. Он подошел почти вплотную, нацелив палочку с мыльной пленкой прямо перед лицом бабушки.
Третий, самый большой и красивый пузырь, родился из кольца и поплыл, дрожа, прямо к Анастасии Романовне.
Это стало последней каплей. Женщина резко, с силой, которой Анна никогда бы от нее не ожидала, толкнула внука в плечо и громко завизжала:
— Отстань от меня, маленький паскудник!
Даниил, не ожидавший такого, отлетел назад, его ноги запнулись о ножку кресла.
Мальчик со всей дури грохнулся на пол, а пластиковая баночка, которую он сжимал в руке, выплеснула свое содержимое ему прямо в лицо.
Едкий мыльный раствор попал в глаза. Боль была мгновенной и острой. Сначала был просто крик — громкий, испуганный, а потом, сквозь жгучую пелену в глазах, хлынули слезы.
Боль, обида, шок — все смешалось в один оглушительный плач. Инстинктивно, не думая, Даниил вскочил и ударил бабушку по руке, той самой, которая его толкнула.
То, что произошло дальше, заставило онеметь даже Анну, которая уже бежала из кухни на крики.
Лицо Анастасии Романовны исказилось гримасой настоящей ярости. Она не просто рассердилась, она пришла в бешенство.
— Ах ты, невоспитанный хам! Ты еще и руку поднять на бабушку посмел?!
Она вскочила с дивана и набросилась на внука. Взрослая женщина, сжав кулаки, обрушила град ударов на голову плачущего мальчика, который попытался закрыться руками.
— Благодарности! Никакой! Нет! От тебя! — каждый удар сопровождался отдельным словом.
Анна замерла на пороге на долю секунды, не поверив своим глазам.
— Что вы делаете?! — закричала она, бросившись вперед.
Это был не крик, а вопль. Она вклинилась между сыном и свекровью, буквально оттащив ее за плечи.
Та на мгновение застыла, тяжело дыша, ее глаза заблестели лихорадочным блеском.
Даниил, прижавшись к материнским ногам, захлебываясь, зарыдал. На его лбу, там, где задели ногти, проступали красные царапины.
— Успокойся! Прошу! Успокойся! — приказала Анна сыну дрожащим голосом.
Анастасия Романовна медленно выпрямилась и отряхнула кардиган, будто только что выполнила тяжелую, но необходимую работу.
Ее дыхание выравнялось. Она посмотрела на невестку глазами, в которых не было ни капли раскаяния. Только усталость и глубокая обида.
— Довел меня, — произнесла она тихо, но отчетливо, срываясь на хрипоту. — Довел меня до белого каления.
Анна не сразу нашла слова. Она присела перед Даниилом, осторожно касаясь его лица. Мальчик вздрагивал от каждого прикосновения.
— Глаза… Глаза болят, — всхлипывал он.
— Ничего, солнышко, ничего, сейчас промоем, — голос Анны задрожал, но она постаралась говорить спокойно.
Она подняла голову и посмотрела на свекровку. Взгляд у нее был твердым и холодным, как лед.
— Анастасия Романовна, что, что, простите, это было? Он же ребенок!
— Ребенок, который не знает уважения! — парировала свекровь. — Который издевается, который бьет старших! А ты что? Только и делаешь, что оправдываешь его! Избаловала ты их, Анна, до невозможности!
— Он плакал! Он упал! Ему в глаза мыльный раствор попал! Он вас ударил не специально, а от боли, не соображая...
— Ему больно? А мне не больно? — голос Анастасии Романовны снова начал повышаться. — Он ходил вокруг да около, доставал меня и обливал мыльной водой! Я ему трижды сказала! Трижды! Он нарочно меня спровоцировал! А ты стояла на кухне и ничего не делала!
Анна встала, держа за руку дрожащего Данилу. Младший Кирилл, испуганно притихший в углу дивана, посмотрел на них огромными глазами.
— Я делала то, что можно было сделать в этой ситуации, — сказала Анна с ледяным спокойствием. — Я просила его быть аккуратнее. Он не слушался, да. Он вел себя как нормальный, живой, энергичный ребенок! Это не повод его толкать и избивать!
— Избивать? — фыркнула Анастасия Романовна. — Я его проучила, раз ты не можешь! Нечего на бабушку с кулаками кидаться! Мужик растет, а ведет себя как последний…
— Замолчите! — резко оборвала невестка. Она впервые в жизни повысила голос на свекровь. — Не смейте так говорить о моем сыне. Сейчас мы пойдем в ванную промывать глаза, а вы в это время уйдете.
В доме повисла гробовая тишина. Даниил тихо всхлипывал, уткнувшись лицом в мамину сторону.
— Я уйду, когда сама посчитаю нужным, — холодно проговорила Анастасия Романовна.
— Нет, — Анна не отводила взгляда. — Вы уйдете сейчас. Я не позволю вам находиться рядом с моими детьми после того, что вы только что сделали.
Она, не слушая больше никаких возражений, повела Даниила в ванную. Процедура промывания глаз прохладной водой заняла несколько минут.
Мальчик постепенно успокаивался, хотя и вздрагивал при каждом шорохе из гостиной.
Красные полосы на лбу были теперь отчетливо видны. Когда они вернулись, Анастасия Романовна уже стояла в прихожей, поправляя шляпку перед зеркалом. Ее лицо было каменной маской.
— Ну что, довольны? — бросила она, не глядя на них. — Выставили старуху. Остались в своем царстве беспорядка и хамства.
Анна молчала. Она обняла Даниила за плечи, почувствовав, как он все еще дрожит.
— Передай Глебу, — свекровь взяла сумочку и повернулась к выходу, — что его сын распустил руки. Пусть воспитывает, как следует...
Дверь закрылась за ней с глухим щелчком. Анна опустилась на колени перед Даниилом и осторожно обняла его.
— Прости, мама, — прошептал мальчик, снова начиная плакать, но теперь уже от обиды и стыда. — Я не хотел… Мне так в глаза щипало…
— Я знаю, солнышко, я все знаю, — прижала его к себе Анна. — Ты не виноват. Это бабушка была не права.
Она подвела сына к дивану и усадила рядом с Кириллом, который тут же прижался к брату.
Вечером, когда дети, накормленные и успокоенные, наконец уснули, вернулся с работы Глеб.
Он вошел в прихожую с привычным "Привет, я дома!", но, увидев лицо жены, замер.
— Аня, что случилось?
Она молча взяла его за руку и повела в детскую, показав на спящего Даниила. При свете ночника у него были видны царапины на лбу.
Анна, не тая и не смягчая, рассказала все, как было... И про пузыри, и про замечания, и про толчок с мыльным раствором, и про удар по руке и последующую расправу.
Глеб слушал жену, не перебивая. С каждой минутой его лицо становилось все мрачнее.
— Она… она что, с ума сошла? — прошепелявил он. — Избить моего сына?
— Она считает, что мы ее "довели", — устало сказала Анна. — И что Даня сам виноват.
— Все, — тихо произнес он. — Хватит.
— Что "все"? — спросила Анна.
— Все, больше она сюда не придет! Я не позволю ей оставаться с детьми наедине.
— Но Глеб, это твоя мать…
— Моя мать только что избила моего сына, — он повернулся с каменным лицом. — За то, что он дул мыльные пузыри и попал себе в глаза. Я не хочу, чтобы мои дети это видели и чтобы ты это терпела.
На следующее утро зазвонил телефон Глеба. На экране светилось короткое "Мама".
Мужчина посмотрел на звонок, потом — на Анну, взял трубку и вышел на балкон.
Разговор был совсем недолгим и тихим. Анна слышала лишь обрывки фраз с его стороны: "Нет, мама, это не обсуждается", "Я все видел", "Ты перешла черту", "Пока ты не извинишься перед Данькой и не поймешь, что была не права…".
Спустя пять минут мужчина вошел обратно и положил телефон на стол.
— Все? — тихо спросила Анна.
— Все, — ответил Глеб. — Пока все.