Мысль, что за мной следят, не давала покоя. Каждый взгляд в спину в школьном коридоре казался прицельным. Каждый шепот — обсуждением моего «расследования». Я превратился в параноика, и это было самое неприятное чувство.
Следующие два дня я избегал гардероба и делал вид, что меня больше ничего не интересует. Я даже кивнул Артёму при встрече — дескать, я понял, успокойся. Он в ответ лишь усмехнулся, но в его глазах читалось недоверие.
А тем временем я копал в другом направлении — в цифровом. Если Витька был таким умным, то вряд ли бы ограничился надписью на парте. У него должен был быть цифровой след.
Я создал фейковый аккаунт и полез в школьные паблики и чаты. Перелопатил тонны бесполезного трэша и мемов про «ту самую историю». Ничего. Пока не наткнулся на комментарий в обсуждении под старым постом о подготовке к ЕГЭ. Какой-то левый аккаунт с ником «K0sT_317» написал сухое: «Задача решается через свойства логарифмов, а не подбором.»
Сердце пропустило удар. K0sT_317. И снова эти цифры.
Я попытался зайти на страницу этого аккаунта — она была пустой, зарегистрированной пару месяцев назад. Ни друзей, ни постов. Только один закрытый альбом с паролем.
Интуиция завыла сиреной. Это был он. Витька. Его цифровой тайник.
Вечером я сидел у себя в комнате и тупил в экран. Пароль. Что он мог использовать? Я перебрал всё: его фамилию, дату рождения, номер школы. Бесполезно. В отчаянии я ввел х317. Неверно.
И тогда меня осенило - крестик317.
Экран мигнул, и альбом открылся.
Внутри было три фотографии. Первая — смазанный снимок стопки денег на фоне конспекта по физике. Вторая — часть какой-то распечатки, где выделена строчка «...общая сумма долга...». И третья... Третья была сделана из-за угла в нашем же школьном дворе. На ней были Артём и наш завуч по воспитательной работе, Игорь Васильевич. Они о чем-то горячо спорили, и Игорь Васильевич вручал Артёму конверт. Плохо видно, но догадаться нетрудно.
Витька не просто был должен. Он на что-то наткнулся. На что-то большое. И он это задокументировал. Долг, вероятно, был лишь предлогом, чтобы его заставить молчать или припугнуть.
Я сидел и смотрел на экран, а по спине бежал холодный пот. Это была не школьная разборка из-за денег или наркотиков. Это было что-то серьезнее. С участием учителя.
На следующий день в школе я увидел всё новыми глазами. Улыбка Игоря Васильевича, раздающего напутствия у раздевалки, казалась отрепетированной и пластиковой. Смех Артёма в столовой — слишком громким и показным.
После уроков ко мне подошел Лёха, Витькин друг. Он огляделся и сунул мне в руки смятый клочок бумаги.
— Он просил отдать, если что... — прошептал Лёха. — Сам не лезь, Андрей. Тут пахнет не школой. Тут пахнет большим пожаром. И нас всех могут в нем сжечь.
Он быстро ушел, не оглядываясь.
Я развернул бумажку. На ней была нарисована схема — наш школьный двор, а на ней крестиком отмечен старый, заброшенный пристрой — бывший склад. Рядом была та же надпись: 317.
Похоже, моё расследование только что перешло на новый уровень. С фотографиями долга, учителя и схемой тайника. И с пониманием, что игра стала смертельно серьезной.