В одном уютном, совершенно обычном королевстве случилась одна маленькая, но очень странная беда. Много лет назад рассеянный волшебник, перепутав заклинание, наложил на всех жителей весьма специфическое проклятие: никто не мог произнести ни одного крепкого словца. Стоило кому-то попытаться, как язык будто ватой оборачивался, и вместо «этого» слова получалось лишь безобидное «ёлки-палки!» или «вот те раз!». Королевство было процветающим, народ — добрым, но в моменты сильного стресса или когда кто-нибудь ронял молоток на ногу, царила поразительная, почти неестественная тишина, нарушаемая лишь сдавленным: «Ой, как досадно!».
Все, кроме одной девушки.
Золушка работала с утра до ночи. Пока ее мачеха и сестры наслаждались жизнью, она драила, мыла и скребла. И в такт ее движениям, под аккомпанемент скребка и шуршание щетки, из ее груди вырывалось тихое, но отчаянное: «Бя!». Почему проклятие обходило ее стороной? То ли фея-крёстная, ставя на ней защиту от злых чар, перестаралась, то ли её слова были настолько искренним криком уставшей спины и натруженных рук, что магия волшебника была над ними не властна. Ее «бя» было таким же естественным, как стук ее сердца.
И вот однажды во дворце устроили пышный бал.
На балу в королевском дворце царила все та же натянутая благопристойность. Кавалеры и дамы обменивались вычурными комплиментами, их улыжки были оскалом. И в этой ватной тишине Принц, красивый и несчастный, задыхался. Он видел фарфоровые маски вместо лиц.
И тут он увидел Ее. Незнакомка в сверкающем платье была подобно глотку свежего воздуха. Он пригласил ее на танец. Они кружились, и он впервые за долгие годы чувствовал себя живым. Он так увлекся, глядя в ее сияющие глаза, что сделал неловкий шаг и со всей силы наступил ей на ногу.
Боль была столь острой и неожиданной, что из губ Золушки, не сдерживаемых проклятием, вырвалось громкое и сочное: «Б*Я!».
Звук прокатился по залу. Гости застыли в ступоре. Но Принц не оскорбился. Он был потрясен. Эта искренность, эта чистая, неподдельная эмоция поразила его в самое сердце. В этом слове было больше правды, чем во всех речах его министров, вместе взятых.
«Вы… вы прекрасны!» — прошептал он, но Золушка уже опомнилась. Ужаснувшись и собственной грубости, и наступающей полуночи, она рванула с бала, оставив на ступеньках хрустальную туфельку.
Начались поиски. Принц объездил все королевство, но ничьи ноги не подходили к хрустальной туфельке, а главное — ни в чьих глазах он не видел того огня, той готовности высказать все, что наболело. Отчаяние уже почти поглотило его, когда он оказался в доме злой мачехи.
Он уже собирался уходить, вежливо и холодно поблагодарив дам за время, как вдруг из-за двери на кухню донесся знакомый, такой желанный звук. Звонкий, полный отчаяния и праведного гнева возглас: «Б*Я!».
Принц застыл, а потом широко улыбнулся. Он оттолкнул фрейлину с туфелькой, шагнул к кухонной двери и распахнул ее. Там, в облаке пара и запаха мыла, стояла его судьба — в засаленном платье, с засученными рукавами и с потрясающе искренним возмущением на лице.
Он взял ее замызганную руку.
—Это ты, — сказал он. — Я узнал тебя по… эмоциональности.
Так Золушка стала принцессой. Она не перестала работать — потому что не могла сидеть без дела, и дворец при ней засверкал так, как не сверкал никогда. А по его коридорам то и дело разносилось ее бодрое, деловое «б*я!», на которое Принц лишь улыбался. Он знал: пока оно звучит, в его королевстве есть хоть капля настоящей, живой жизни.
И жили они долго и, несмотря ни на что, очень, очень б*я счастливо.