Британский фельдмаршал Бернард Лоу Монтгомери – личность хоть и спорная, но, несомненно, колоритная и выдающаяся. Нам повезло, что он оставил после себя мемуары, где можно узнать многое не только про него самого, но и про лидеров и военачальников союзников до, во время и главное – после войны. Ведь именно Монтгомери был одним из инициаторов и вдохновителей создания такой организации, как Североатлантический альянс или как его обычно называют – НАТО. Да и к предшественнику ЕС – Западноевропейскому союзу – он тоже имел отношение. Сегодня команда проекта Подвиг 1945 хочет рассказать немного про личность самого маршала и поделиться с вами избранными цитатами из его книги.
Детство, юность, семья
Будущий "непобедимый генерал" родился в семье викария, а детство свое провел на острове Тасмания, куда его отца назначили епископом. Семья была многодетная, причем первые пять детей появились еще до того, как матери исполнилось двадцать пять лет. К этой нагрузке добавились еще обязанности жены сначала лондонского викария, а потом епископа Тасмании. Поэтому времени и сил на старших детей, мягко говоря, не хватало, тем более на непоседливого и упрямого Монти. Как он сам пишет про свое детство:
"Я, несомненно, могу сказать, что мое собственное детство было несчастливым, вследствие сильного давления со стороны матери. Мои ранние годы прошли в нескончаемых жестоких сражениях, из которых моя мама неизменно выходила победителем".
Своего отца Бернард обожал:
"Однако неудивительно, что в таких условиях вся моя детская любовь принадлежала отцу. Я обожал его. Он всегда был мне другом. Если когда-либо на этой земле жил святой, то это мой отец."
В 1901 году семья вернулась из Тасмании, а в январе 1902 года, в 14 лет Монтгомери поступил в Лондонскую школу св. Павла.
"Я мало знал и практически не умел себя вести. Мы были "колонисты" со всем, что это означало в Англии того времени. Я плавал, как рыба, был сильным, выносливым и очень здоровым, но не умел играть в крикет и футбол, основные игры всех английских школ".
Успехи в учебе поначалу были не очень, но когда Монтгомери понял, что может не пройти в военное училище, то он взялся за ум. В итоге, в январе 1907 года он поступил в Королевское военное училище Сандхерст. В учебе дела сначала шли хорошо, вскоре Бернарда выбрали для производства в младшие капралы, что было большой честью. Но испытание медными трубами он прошел не очень, как он сам пишет "с этого момента началось мое падение". Он вместе с подчиненным взводом устраивал драки и злые шутки. Один раз дело зашло слишком далеко, он поджег рубашку сокурсника, тот получил ожог, от которого восстанавливался несколько месяцев. А Монтгомери в наказание разжаловали в рядовые, еще и вызвали мать в училище. Дело шло вообще о возможном отчислении, но один из офицеров заступился за него и ему дали шанс. Училище он успешно закончил, но не получил распределение в Индии. Это было важно, так как именно в индийской армии был шанс заработать себе на жизнь. Поэтому он выбрал Королевский уорвикширский полк, один из батальонов которого базировался в Индии. В итоге в декабре 1908 года он все-таки оказался в Индии.
Начало службы и Первая Мировая война
Увы, страна, вернее, армия в этой стране его разочаровала.
"В военной службе в Индии в то время, с моей точки зрения, что-то было не так. Я хорошо познакомился с индийской армией. Рядовой состав был отменным: прирожденные солдаты, они представляли собой материал, о котором можно было только мечтать. А британские офицеры далеко не все соответствовали такому уровню. Основную проблему составлял ужасный климат и отсутствие контактов с Европой. Обычно после сорока пяти лет офицеры быстро старились. Похвалой считалось, если человека называли «общительным». Я скоро убедился, что так говорили о тех, кто никогда не отказывался выпить."
В 1913 году он возвратился в Англию, а через год началась Первая мировая война. Начав ее в должности командира взвода, к концу войны Бернард был уже начальником штаба дивизии. На войне он получил и первое ранение, и первый орден "За боевые заслуги".
"В этот день мне спас жизнь один из солдат моего взвода. Я упал, раненный, на открытом месте и неподвижно лежал, надеясь, что немцы потеряют ко мне интерес. Однако ко мне подбежал солдат и начал бинтовать мою рану; немецкий снайпер выстрелил ему в голову, и солдат упал, накрыв меня своим телом. Снайпер продолжал стрелять в нас, и я получил вторую пулю в колено, но остальные пули принял на себя тот солдат. Мой взвод больше не предпринимал попыток спасти нас; они решили, что мы оба погибли. Когда стемнело, санитары-носильщики подошли, чтобы забрать нас; солдат был мертв, а я — совсем плох. Меня доставили на передовой перевязочный пункт; врачи сочли мое состояние безнадежным и, поскольку пункт скоро должен был сниматься с места, для меня вырыли могилу. Однако когда подошло время двигаться, я все еще дышал; поэтому меня поместили в санитарную машину и отправили в госпиталь. Дорогу я выдержал и выжил, думаю, потому что был в очень хорошей физической форме после двух месяцев активных боевых действий."
Считается, что именно это событие привело к тому, что часто к офицерам маршал был излишне жесток, но при этом всегда уважительно относился к рядовым и общался с ними на равных.
Вот что Монтгомери пишет про британское командование на той войне:
"Мне перевалило за тридцать один год, я мог ясно мыслить, хотя знаний все еще не хватало. Честолюбивому молодому офицеру с живым умом многое представлялось неверным.
Практически не было контактов между военачальниками и нижестоящими военнослужащими. Я прошел на Западном фронте всю войну, исключая тот период, когда находился в Англии после ранения, но мне ни разу не приходилось видеть британского главнокомандующего, как и французского, или Хейга, и лишь дважды я имел возможность видеть командующего армией."
Выводы Монтгомери сделал.
Личная жизнь
После войны он продолжил свою карьеру, которая не всегда была ровной из-за его прямого и неуживчивого характера. Но помимо войны была и простая жизнь: в 1926 году он познакомился с Элизабет Карвер, молодой вдовой с двумя детьми. Муж Элизабет, Освальд Карвер, входил в состав британской команды по академической гребле на Олимпийских играх 1908 года. Он погиб в 1915 году во время войны. Брат Элизабет тоже был офицером, талантливым военным инженером. Знакомство с Элизабет оказалось любовью всей его жизни. В 1927 году пара поженилась и прожила счастливо и почти неразлучно 10 лет, до смерти Элизабет. В 1937 году она умерла от сепсиса, развившегося в результат укуса насекомого. У пары был один общий сын, Дэвид, которого Элизабет родила в сорок лет, что, скорее всего, и подорвало ее здоровье. Больше Монтгомери не женился и ни о каких романах его неизвестно – всю дальнейшую жизнь он посвятил профессии и своему сыну. Дик Карвер считал, что влияние матери помогло смягчит характер отчима и способствовало его карьере.
Вторая Мировая война
Начало войны Монтгомери встретил уже в звании генерал-майора. Вот что он писал про британскую армию того времени:
"В 1936 году Монтгомери-Массингберда сменил Деверелл, однако у него не сложились отношения с военным министром Хор-Белишем, и через полтора года его сместили; он бы, несомненно, добился каких-то результатов, если бы оставался на этом посту. Но Хор-Белиш предпочел Горта, который абсолютно не соответствовал этому посту, но оставался начальником Имперского генерального штаба до начала войны в сентябре 1939 года.
В итоге наша армия в 1939 году вступила во Вторую мировую войну великолепно организованной и оснащенной для боев 1914 года и имея во главе не отвечающих требованиям современности офицеров.
Воистину, действия британских политиков в период между войнами поразительны. Мне всегда казалось, что политический лидер должен хорошо разбираться в людях и выдвигать на высшие государственные посты достойных людей. В мирное время политик имеет возможность судить о людях по их характеру, способностям, настойчивости в достижении поставленной цели, и так далее. Тогда, между войнами, они выбирали скверно по всем критериям, если вообще понимали, на какие критерии следует ориентироваться."
3-я пехотная дивизия, которой командовал Монтгомери, была направлена во Францию в составе Британских экспедиционных сил. Он проявил себя во время событий "Странной войны" и последовавшего за ней Дюнкерка, который он покинул уже командиром корпуса. В отличии от многих простых солдат и тем более гражданских, Монтгомери считал Дюнкерк сокрушительным поражением и понимал, что перспектива войны на территории Великобритании очень вероятна.
Монтгомери впервые встретился с Уинстоном Черчиллем в 1940 году, когда тот посетил британские войска. Вот Монти описывает эту встречу:
"Он прибыл с миссис Черчилль. Его сопровождали несколько человек, в том числе Дункан Сандис. Я так и не узнал, что подумал обо мне Черчилль в тот день, но он произвел на меня неизгладимое впечатление. Я показал ему все, что успел. Мы посетили Лансинг — колледж, в котором разместился Королевский ольстерский полк, я провел для него небольшое учение: один из батальонов атаковал небольшой аэродром на побережье, ранее «захваченный» немцами. Он был в восторге, особое впечатление на него произвели действия взвода, вооруженного автоматами «брен». Потом мы проехали по побережью и прибыли в Брайтон примерно в половине восьмого вечера. Он предложил мне поужинать с ним и его сопровождающими в отеле «Ройал Альбион», и во время ужина мы успели поговорить о многом. Он спросил, что я буду пить, и я ответил, что воду. Его это удивило.
Я объяснил, что не пью и не курю, а потому здоров на все сто процентов. Он тут же ответил, что и пьет, и курит, а здоров на все двести. "
А вот что Монтгомери писал про английскую армию начала войны:
"Прежде всего я занялся подготовкой солдат и офицеров, физической и моральной. Армия в Англии находилась в плохой боевой форме, и надлежало привести ее в должное состояние".
В апреле 1941 года Бернарда Монтгомери назначили командиром 7-го армейского корпуса, уже в декабре 1941 года – начальником Юго-Восточного командования на территории метрополии. В августе 1942 года он получил назначение командующим 8-й армии в Северной Африке.
Вот что он пишет про состояние этой армии:
"При подготовке 8-й армии к грядущим сражениям я решил сосредоточиться на трех ключевых моментах: лидерстве, оснащении и подготовке. Во всем ощущался дефицит. Ситуация с оснащением находилась под контролем. Я знал — Александер проследит, чтобы мы получили все необходимое. Подготовке личного состава уделялось самое пристальное внимание. Я очень быстро понял: хотя в 8-й армии служат отличные парни, их подготовка оставляет желать лучшего. Сражались они много, учились воевать мало. Мы только что одержали серьезную победу, до добились ее в позиционном сражении. Я не мог бросить войска в полномасштабное наступление без серьезной боевой подготовки. Я помню, какой испытал шок, когда, посетив одну из частей, спросил ее командира, учит ли он своих людей ведению боевых действий и как это делается. Командир без запинки ответил, что возложил эту задачу на своего заместителя. Позже я подошел к этому заместителю и сказал: «Как я понимаю, вы отвечаете за обучение офицеров вашей части. Расскажите мне, как проводятся занятия». Он ответил, что он никаких занятий не проводил, это дело командира части. Я тут же приказал найти этой части нового командира, поскольку никакая подготовка офицерского состава не велась."
Первое, что он сделал, – это наладил обеспечение, провел чистку офицеров и подготовил план. Это привело его к успеху. Как результат – после победы в сражении у Эль-Аламейна Монтгомери возвели в рыцари и присвоили звание полного генерала. А к маю 1943 года вся Северная Африка была под контролем союзных войск.
Следующей ареной боевых действий стала Италия, вернее, Сицилия.
К сентябрю 1943 года остров был полностью освобожден от немецких войск, немалую роль тут сыграло и нежелание самих итальянцев воевать за немцев. Но сам Монтгомери остался недоволен результатом, так как большей части немецкого контингента удалось уйти от союзников. Также он жаловался на снабжение войск, причем проблемы начались еще с Северной Африки:
"Войдя в Тунис, мы оказались подчинены штабу союзных войск. Его работники не имели ни собственных сведений, ни мужества и здравого смысла доверять сведениям, которые предоставляли им опытные, испытанные административные службы 8-й армии. Наши беспокойства начались вскоре после взятия Триполи; мы испытывали нехватку во многом, и, когда разгрузили первое судно, прибывшее к нам под покровительством штаба союзных войск, на нем оказалось десять тысяч мусорных ящиков!
Мы высокомерно решили, что этот штаб нуждается в них больше, чем мы.»
"4 октября на наших складах оставалась всего двадцать одна тонна горючего, и армия оказалась под угрозой лишиться подвижности. У нас было не на ходу более пятисот машин, им требовалась замена двигателей; вместо того чтобы устроить в Италии ремонтные базы с запасом моторов, машины приходилось отправлять на ремонт в Египет и потом возвращать.
Едва удалось предотвратить серьезный медицинский скандал; мы не могли вывезти своих больных и раненых из госпиталей и эвакуационных станций.
В порты на «каблуке» Италии начали приходить тяжело груженные конвои, чтобы разгрузить склады на Сицилии. Нам приходилось выгружать большие партии ненужных в данное время грузов, чтобы добраться до тех, которые были срочно необходимы"
В декабре 1943 года Монтгомери был назначен командующим 21-й группой армий союзников. Ну и, конечно, без его активного участия не обошлось планирование операции по высадке союзных войск в Нормандии летом 1944 года. В дальнейшем он также командовал подчиненными войсками в битве за Нормандию. Но судя по мемуарам, большой дружбы между американскими и британскими командирами не случилось, а их совместные сражения до сих пор являются предметом споров у западных историков. Монтгомери в своих мемуарах не скрывает неприязнь к любимчику Эйзенхауэра, генералу Паттону. Учитывая, что Паттон погиб в 1945 году, мемуаров после себя не оставил, то всей правды не узнать.
Вот что сам Монти пишет про битву и этот "разрыв":
"Битва за Нормандию велась по британскому стратегическому плану, и этот план успешно сработал благодаря первоклассной, слаженной работе всех участников — как британцев, так и американцев. Но в то время когда приближалась окончательная победа, в британских войсках стали циркулировать слухи о том, что, по мнению Верховного главнокомандующего, мы не взяли на себя должную часть военных тягот. Я не думаю, что этот великий и хороший человек, ставший теперь одним из моих лучших друзей, отдавал себе отчет в том, какие последствия имели его слова. С тех самых пор и до конца войны в отношениях между британцами и американцами постоянно присутствовали некие странные «ощущения». От замечаний, время от времени отпускавшихся Паттоном, легче не становилось. Когда Бредли остановил его в Аржантане, он заявил: «Пропустите меня на Фалез, мы скинем британцев в море и устроим им второй Дюнкерк»."
В дальнейшем проблемы продолжались и согласия в стане союзников не было до конца войны.
"Вспоминая то время, я все больше и больше убеждаюсь в том, что в основе споров и сложностей взаимопонимания по вопросам стратегии после форсирования Сены лежала терминология. Все споры велись по вопросу «узкого или широкого фронта». Эйзенхауэр описывал мой план иногда как «карандашный», а иногда — как «кинжальный» прорыв. Но мощный прорыв силами сорока дивизий вряд ли можно назвать «узким фронтом»; он будет представлять собой сильный удар. Я развивал доктрину одного удара по уже ослабевшему врагу. Во время сражений в пустыне мы называли это «левым хуком», за которым следовал нокаут; в конце концов, в вещах такого рода я разбирался. Если бы нам удалось избавиться от слова «узкий», все остальные эпитеты, вроде «карандашного», «кинжального» и тому подобных, были бы забыты.
Тяжелая и трагическая история событий, последовавших за Нормандским сражением, может быть сведена к одному главному критическому замечанию. Оно состоит в следующем: независимо от того, какое решение принималось, оно не осуществлялось. Наша стратегия в отношении наземной операции в Нормандии и план по ее реализации были простыми и ясными. Все детали были прочно «сшиты» в единое целое. Мы никогда не допускали, чтобы эти швы разошлись, и это принесло плоды. После Нормандии наша стратегия распалась на отдельные лоскуты. Плана не было, и мы продвигались несогласованными рывками.
Правота или неправота принятого решения, конечно, может быть предметом споров. Но нельзя отрицать, что, когда какая-то стратегия, будь она правильной или неправильной, принималась, она не претворялась в жизнь. Мы не продвигались к Рейну широким фронтом; мы продвигались к Рейну несколькими фронтами, причем не скоординированными между собой. И чем же ответили нам немцы? Одним сконцентрированным ударом в Арденнах, когда мы утратили равновесие сил и чрезмерно растянули фронт. Вот так нас и застали врасплох."
Сражение в Арденнах в итоге привело, наверное, к самому большому конфликту между союзниками, к урегулированию которого пришлось привлекать самого Черчилля. И если в мемуарах Эйзенхауэра сквозь строки читается, что все было всегда под его контролем, то у Монтгомери по этому поводу свое мнение:
"А ведь при этом я не сказал, что в Арденнском сражении союзникам основательно намяли бока, что американцы потеряли почти 80 000 человек и что ничего этого не случилось бы, если бы мы разумно вели кампанию после великой победы в Нормандии или хотя бы обеспечили тактическое равновесие в диспозиции наземных войск при планировании зимней кампании. Более того, из-за этого ненужного сражения мы потеряли почти шесть недель — со всеми политическими последствиями, обозначившимися по мере приближения конца войны."
Относительно Берлина, Монтгомери поддерживал позицию Черчилля и считал важным взять его раньше советских войск, в отличии от Эйзенхауэра.
"Американцы не могли понять, что стратегическая победа в войне мало что значила без победы политической; эта странная точка зрения стала причиной наших страданий, начавшихся после дня победы и продолжающихся до сих пор. Война — это политический инструмент; как только становится ясно, что вы можете одержать победу, дальнейший ход военных действий должен определяться политическими соображениями. Осенью 1944 года я ясно понял, что принятый нами способ ведения дел приведет к последствиям, которые будут ощущаться еще долго после окончания войны; тогда мне казалось, что мы все «испоганим». Должен признать, что именно это мы и сделали."
Что характерно, на страницах книги, описывающей события до конца войны, фактически не упоминаются советские войска. Возникает ощущение, что воевали только союзники. А когда русских упоминают, коннотация почти всегда отрицательная. Уже в то время Монтгомери воспринимал русских как врагов, а не братьев по оружию.
"Что касается меня, так приближающиеся русские, на мой взгляд, более опасны, чем разбитые немцы".
"К тому же на Западные силы оказывали давление русские. Их поведение скоро показало, что они, хотя и великолепные воины, в сущности, дикие азиаты, которые никогда не имели цивилизации, сопоставимой с остальной Европой".
4 мая 1945 года Монтгомери принял капитуляцию германских войск на северо-западе Германии, в Дании и Нидерландах, а с мая 1945 года стал главнокомандующим британскими оккупационными войсками в Германии.
После войны
Интересны его наблюдения за немцами на подконтрольной ему территории. Даже несмотря на то что он явно был расположен к ним больше, чем к русским (они же "дикие азиаты"), видно, что настроения их были специфичными. Вот что он писал про Гиммлера:
"Со мной он искал встречи, чтобы подчеркнуть, что рано или поздно начнется новая война с тем, чтобы остановить нашествие на Западную Европу азиатских орд во главе с Россией. Теперь, когда Германия повержена, на пути азиатов осталась одна Британия. Важно спасти живую силу Германии от рук русских , потому что она понадобиться, чтобы в скором будущем сражаться вместе с британцами против русских, - эта война, с его точки зрения, неизбежна. Направление мысли, изложенное Гиммлером, было характерно для всего гражданского населения в британской зоне."
Возмущение Монтгомери вызвало отношение к немцам на русской территории:
"По окончании военных действий русские систематично разоряли ее, собирая и отправляя на восток все оборудование и сырье, которое попадало под руки. Они рассматривали эти действия как частичную компенсацию за то, что они выстрадали от немцев, и за то, что немцы вывезли из России. Кроме того, русская армия жила за счет страны и таким образом использовала продовольствие своей зоны. И наконец, все территории восточнее линии Одер-Нейсе русские передали Польше. Многих немцев этого региона, в котором до войны проживало примерно десять миллионов людей, поляки вытесняли в русскую зону Германии..."
"Русские превращали свою зону в пустыню: все ценное высылалось в Россию, а условия жизни там уже были невыносимыми."
В июне 1946 года Монтгомери покинул свой пост и был назначен начальником Имперского военного штаба. Уже в этой роли он посетил в январе 1947 года Москву. Визит был насыщенным – он познакомился со всеми советскими маршалами, посмотрел балет "Ромео и Джульетта" с участием несравненной Улановой, посетил множество достопримечательностей и даже первым иностранцем увидел новую модель советского танка. Вершиной поездки была встреча со Сталиным. Несмотря на явный антикоммунизм и нелюбовь к русским, Сталин ему скорее понравился, чем нет.
"Сталин был в прекрасной физической форме, с совершенно ясной головой; у меня сложилось впечатление, что, если вы не слишком уверены в своем предмете, он быстро вас запутает...
"Сталин был интересной личностью. Он обладал тонким чувством юмора, был гостеприимным хозяином, очень любезным с гостями. Я заметил, что он был воздержанным и в еде, и в спиртном, казалось, что он соблюдает диету."
Надо признать, что, посмотрев состояние СССР после войны, он увидел, какой урон немцы нанесли стране. Но это имело для него значение только в контексте того, что СССР в текущий момент не в состоянии начать войну в Европе.
В 1948 году Монтгомери стал председателем комитета главнокомандующих Постоянного совета обороны Западного союза, а с 1951 года – первым заместителем Верховного главнокомандующего Объединёнными силами НАТО в Европе, на тот момент Дуайта Эйзенхауэра. Он, по сути, был одним из вдохновителей НАТО, как организации, противостоящей советской коммунистической угрозе.
В 1958 году он вышел в отставку и издал свои мемуары. С учетом того, как он "прошелся" по американским союзникам, был большой скандал, его даже лишили звания почетного гражданина города Монтгомери, штат Алабама.
Он занимался общественной деятельностью, давал комментарии по военной тематике. В том числе он, по сути, предсказал неуспех войны во Вьетнаме и победу Израиля в Шестидневной войне. Был сторонником апартеида в ЮАР, дружил с Тито, восторгался Мао Дзедуном. В 1976 году, в возрасте 88 лет скончался в д. Изингтон, графство Хэмпшир.
Еще в 1946 году Монтгомери получил титул виконта Монтгомери Аламейнского, который сейчас принадлежит его внуку, Генри Дэвиду Монтгомери.