— Так что, пельмени будешь или вчерашний суп разогреть?
Голос Ольги был ровным, немного уставшим. Обычный вопрос в конце обычного дня. Павел, развалившись на диване, не отрывал взгляда от экрана телевизора, где мелькали какие-то взрывы и погони. Он лениво махнул рукой в сторону кухни.
— Давай пельмени. Только сметаны не забудь.
Воздух в квартире был тёплым и неподвижным, пахло пылью и чем-то неуловимо бытовым, уютным. Ольга уже достала из морозилки пачку, когда тишину прорезал резкий, сверлящий звук телефонного звонка. Она вытерла руки о фартук и взяла мобильный со стола. На экране светилось «Мама».
— Мам, привет, — начала она бодро, но тут же осеклась. — Что с голосом? Что-то случилось?
Павел на диване недовольно поморщился, прибавив громкость на телевизоре. Ольга отошла к окну, вслушиваясь в прерывистые, панические фразы на том конце провода. Её лицо медленно менялось. Усталая расслабленность уступила место напряжённой сосредоточенности, а затем — плохо скрываемой тревоге.
— Спокойно, дыши. Какая трещина?… Погоди, откуда до куда?… Всю стену?… МЧС? Они уже там были?… Так, всё, слушай меня внимательно. Никаких «подожду до утра». Собирай документы, самые нужные вещи и деньги. Я сейчас найду машину, и мы за тобой приедем. Слышишь? Просто делай, что я говорю.
Она нажала отбой, и её пальцы на мгновение побелели, так сильно она сжимала телефон. В квартире повисло липкое молчание, которое не мог заглушить даже рёв телевизора. Павел наконец оторвался от экрана и посмотрел на неё с ленивым любопытством.
— Чего там стряслось у твоей? Опять с соседкой не поделили что-то?
Ольга медленно повернулась. Её взгляд был твёрдым, как будто она за несколько минут повзрослела на десять лет.
— Мама к нам переезжает. У неё дом аварийным признали. По несущей стене трещина пошла, сказали, в любой момент может обрушиться.
Она произнесла это как сводку с фронта — без эмоций, только голые факты. Павел моргнул. Его лицо, расслабленное и безмятежное, начало медленно каменеть. Он сел на диване прямо, словно его ткнули палкой.
— Как это — переезжает? К нам? Надолго? А… — он запнулся, подбирая слова, и выдал то, что вертелось у него на языке с первой секунды. — А что моя мама скажет?
Это был не вопрос. Это было начало войны. Ольга посмотрела на него так, будто увидела впервые. Не как на мужа, не как на близкого человека, а как на странное, непонятное препятствие, возникшее на её пути в самый неподходящий момент.
— Твоя мама? — переспросила она так тихо, что Павел едва расслышал. — Моей матери жить негде, а тебя волнует, что скажет твоя мама?
Она не стала ждать ответа. Развернувшись, она снова взялась за телефон, быстро пролистывая контакты. Павел вскочил с дивана. Он начал мерить шагами небольшую комнату, от стены до стены, как зверь в клетке. Его руки то сжимались в кулаки, то взлетали к голове.
— Ну вот так всегда… На ровном месте проблемы… Я же говорил, что этот её барак до добра не доведёт… И что теперь? Она будет здесь жить? В нашей квартире?
Он говорил это в пространство, не обращаясь к Ольге напрямую. Он выговаривал свои страхи, подогретые чужими словами, которые он слышал уже не раз. Ольга нашла нужный номер и поднесла телефон к уху, демонстративно отвернувшись от него. Её спокойствие было куда страшнее любого крика. Она решала настоящую проблему, в то время как он создавал новую, выдуманную. И этот контраст уже наливал свинцом воздух в их маленькой квартире.
— Да, Серёга, привет. Слушай, выручай. Нужна твоя машина, очень срочно… Да, прямо сейчас. Мать забрать, там беда с домом… Спасибо, друг! Буду через пятнадцать минут у твоего подъезда.
Ольга закончила разговор и сунула телефон в карман. Её движения были быстрыми и точными, как у хирурга во время операции. Ни одного лишнего жеста, ни одной потраченной впустую секунды. Она бросила взгляд на Павла. Он всё так же стоял посреди комнаты, не сдвинувшись с места, и смотрел на неё с выражением глубокой личной обиды, будто трещина прошла не по стене дома тёщи, а по его собственному душевному спокойствию.
— Я за ключами от машины и сразу за мамой. Тебе нужно освободить полки в шкафу в спальне и подготовить раскладушку. Она в кладовке, за коробками.
Это был не приказ, а констатация факта, распределение задач в чрезвычайной ситуации. Но Павел услышал в её словах что-то другое. Он увидел, как механизм, который он так боялся, уже запущен без его согласия.
— Погоди, — он сделал шаг к ней. — Мы ещё ничего не решили. Нельзя вот так просто…
— Решать нечего, Паша, — отрезала Ольга, натягивая кроссовки в прихожей. — Есть проблема, и я её решаю. Ты либо помогаешь, либо не мешаешь. Третьего не дано.
Она не стала дожидаться его ответа. Дверь за ней закрылась мягко, без хлопка, но эта тишина давила сильнее любого скандала. Павел остался один. Комната, казалось, сжалась вокруг него. Он прошёл на кухню, налил в стакан воды, но пить не стал. Посмотрел на пачку пельменей на столе, и его передёрнуло от отвращения. Весь уют, вся налаженная жизнь рушилась на его глазах.
Он достал свой телефон, нашёл в контактах «Мама» и, помедлив секунду, нажал на вызов. Закрывшись в спальне, он сел на край кровати и заговорил тихим, срывающимся голосом.
— Мам, привет… Да, я… Нет, ты представь, она просто перед фактом поставила… Да… Именно так. Сказала, что её мать к нам переезжает… Насовсем, я так понял… Что значит «захват»? Ты думаешь, это специально? Чтобы потом не съехать?.. Но у неё же дом треснул, там МЧС было… Не веришь?.. Да, я помню тот случай с дачей, помню… И что мне делать? Просто сказать «нет»?.. Она же слушать не станет…
Ольга вернулась через полтора часа. Вслед за ней в квартиру вошла её мать, Людмила Сергеевна, — маленькая, испуганная женщина с серым лицом и огромными от ужаса глазами. В руках у неё была лишь небольшая сумка. Ольга помогла ей раздеться, провела на кухню, налила горячего чая с сахаром. Она двигалась плавно и заботливо, стараясь своим спокойствием погасить материнскую панику.
Павел вышел из спальни, когда они уже сидели за столом. Он не поздоровался. Он просто встал в дверном проёме, скрестив руки на груди, и уставился на тёщу тяжёлым, оценивающим взглядом. Он смотрел не на напуганную женщину, потерявшую дом, а на врага, который вторгся на его территорию.
Ольга подняла на него глаза. В её взгляде не было ни просьбы, ни извинения. Только холодное предупреждение.
— Паша, я же просила тебя приготовить место.
— Мы ещё не договорили, — глухо ответил он, не сводя глаз с её матери.
Людмила Сергеевна
Людмила Сергеевна съёжилась под тяжёлым взглядом зятя. Она поставила чашку на стол, и тонкий фарфор тихо звякнул о блюдце. Её руки едва заметно дрожали. Она приехала сюда в поисках убежища, а попала на передовую, став невольной причиной чужой войны.
— Олечка, может, я и правда зря… — начала она виноватым шёпотом. — Я к Зинке пойду, она звала… Не буду вам мешать, тут и так тесно…
— Мама, сиди, — голос Ольги был твёрдым, как сталь. Она даже не посмотрела на мать, её взгляд был прикован к Павлу. — Ты никуда не пойдёшь. Это твой дом тоже.
Последние слова прозвучали как выстрел в душной тишине кухни. Это была прямая декларация, брошенная в лицо Павлу. Он понял это. Его лицо исказилось. Это был тот самый «захват территории», о котором так красочно вещала ему по телефону мать. Всё сбывалось. Он развернулся и вышел из кухни в комнату, но не для того, чтобы успокоиться, а чтобы набрать разгон.
Он начал бегать по комнате, размахивая руками. Это было нелепое, театральное представление, рассчитанное на одного зрителя, которого он оставил на кухне. Он говорил громко, чтобы его точно услышали.
— Я так и знал! Я всё знал! Это же было понятно с самого начала! Это не просто так, не из-за какой-то трещины! Это план! Хитроумный план, чтобы влезть сюда, пустить корни, а потом меня отсюда выжить!
Ольга вышла из кухни и прислонилась к дверному косяку, наблюдая за этим спектаклем с холодным бешенством. Её мать осталась сидеть за столом, сжавшись в комок, боясь даже дышать.
— Твоя мама предупреждала? — спросила Ольга ровным, ледяным тоном. — Что ещё она тебе напела за эти полтора часа, пока я спасала свою мать из дома, который мог рухнуть ей на голову?
— Моя мама видит людей насквозь! — взвизгнул Павел, резко остановившись и ткнув в её сторону пальцем. — Она сразу сказала, что добром это не кончится! Что сначала она приедет «на недельку», потом «ещё на чуть-чуть», а потом окажется, что новое жильё ей не светит и она останется здесь навсегда! И мы будем жить в этом аду!
Он снова заходил по комнате, его шаги становились всё быстрее, а голос — громче. Он вываливал на Ольгу всё, чем только что накачала его собственная мать: все старые обиды, подозрения, ядовитые предположения, которые теперь казались ему неопровержимыми фактами.
— …а потом она начнёт устанавливать свои порядки! Переставлять вещи! Учить тебя, как готовить, а меня — как жить! Я не буду жить с твоей матерью в одной квартире! Я не для того женился, чтобы делить свою жену и свой дом с её мамой!
Ольга молча слушала. С каждой его фразой её лицо становилось всё более жёстким и непроницаемым. Она смотрела не на мужа, а на слабого, ведомого человека, который сейчас говорит чужими, вложенными в его голову словами. В нём не было ни сочувствия, ни мужской решимости, только панический страх, продиктованный другой женщиной. И в этот момент что-то в ней окончательно сломалось.
— Хватит, — произнесла она так властно, что Павел замер на полуслове. — Я всё поняла.
Она оттолкнулась от косяка и сделала шаг ему навстречу. Её взгляд был прямым и безжалостным.
— Моя мама будет у нас жить столько, сколько захочет! Понял меня?! И ни ты, ни твоя мать, которая тебе постоянно нашёптывает, что тёщу нельзя пускать к себе домой, этому не помешаете! Иначе ты жить отправишься к этой самой своей родительнице!
Павел опешил от такой прямой атаки. Он привык к тому, что Ольга сглаживает углы, ищет компромиссы. Но сейчас перед ним стояла совершенно другая женщина. Ощутив, что теряет контроль, он пошёл ва-банк, используя последний, как ему казалось, неотразимый аргумент. Он встал перед ней, уперев руки в бока, и на его лице появилась ухмылка человека, уверенного в своей победе.
— Я сказал — нет! Либо я, либо она. Выбирай!
Он замолчал, ожидая её реакции. Он был уверен, что поставил её в безвыходное положение. Что сейчас она дрогнет, пойдёт на попятную, начнёт извиняться. Но Ольга смотрела на него так, словно видела впервые. Долго, изучающе, с холодным, почти научным интересом. И в этом взгляде не было ни страха, ни сомнений. Только окончательное, бесповоротное решение.
Павел самодовольно ухмыльнулся. Он видел, как она замерла, как её взгляд стал отстранённым, и принял это за смятение, за страх. Он выиграл. Сейчас она сломается, начнёт умолять, договариваться, и тогда он, великодушный победитель, сможет диктовать свои условия. Он даже приготовил в голове фразу, что-то вроде: «Ладно, пусть поживёт недельку, но чтобы я её не видел и не слышал».
Но Ольга не сломалась. Выдержав паузу, она посмотрела на него так, словно сквозь него, и произнесла ровным, спокойным голосом:
— Хорошо. Я выбираю.
Затем она спокойно достала из кармана телефон. Павел едва сдержал торжествующую улыбку. Ну вот, всё по его сценарию. Сейчас будет звонить своей мамочке, говорить, что муж против, что нужно искать другое место. Он даже почувствовал укол жалости к тёще, но тут же задавил его. Выживает сильнейший.
Ольга провела пальцем по экрану, набирая номер. Её движения были размеренными, лишёнными всякой нервозности. Павел самодовольно сложил руки на груди, готовясь слушать её униженный разговор. Но его улыбка медленно сползла с лица, когда он услышал, что именно она говорит в трубку.
— Алло, такси? Адрес такой-то… Да, к первому подъезду. Через десять минут, отлично.
Она убрала телефон и посмотрела прямо на него. В её глазах не было ни злости, ни обиды. Там была пустота. Холодная, вычищенная от всех чувств пустота, которая бывает в давно покинутом доме.
— Что это? — прохрипел Павел, чувствуя, как ледяной холодок ползёт вверх по его позвоночнику. — Ты кому такси вызвала?
— Тебе, — просто ответила Ольга. — Твоя мама ждёт тебя.
Осознание доходило до него медленно, словно через толстый слой ваты. Он смотрел на неё, на её спокойное лицо, и не мог поверить. Это была какая-то дурная шутка, глупый блеф.
— Ты… ты что, с ума сошла? — его голос дрогнул, но не от слёз, а от растерянности и подступающей ярости. — Ты меня выгоняешь? Из-за неё?
— Не из-за неё. Из-за тебя, — поправила Ольга всё тем же безжизненным тоном. — Ты только что наглядно продемонстрировал, чего ты стоишь. Спасибо за честность.
Он сделал шаг к ней, его кулаки сжались.
— Я никуда не пойду! Это и мой дом тоже!
— Нет, — отрезала она. — Квартира моя, ты это прекрасно знаешь. А ты здесь больше не живёшь. Можешь даже вещи не собирать. Я их позже выставлю на авито. Бесплатно. В разделе «отдам даром». Думаю, кому-нибудь пригодятся.
Последняя фраза ударила его сильнее пощёчины. Это было не просто изгнание. Это было полное, тотальное обнуление его значимости. Его вещи, его жизнь здесь — всё это превращалось в бесплатный хлам для чужих людей.
— Ты пожалеешь об этом! — закричал он, и в его голосе уже отчётливо слышались панические нотки. — Ты одна не справишься! Кому ты нужна будешь с прицепом!
Ольга молча смотрела на него, и это молчание было страшнее любых ответных оскорблений. Оно показывало, что его слова больше не достигают цели. Он стал для неё пустым местом.
Внизу коротко просигналила машина.
— Твоё такси приехало, — сообщила она. — Иди. Не заставляй человека ждать.
Павел метнулся в спальню, судорожно схватил сумку с ноутбуком, за которой ездил на работу, выбежал в прихожую. Он всё ещё ждал, что она его остановит, что это какой-то жестокий урок. Но она просто стояла и смотрела, как он в спешке натягивает ботинки. Он открыл дверь, обернулся в последний раз, ища в её глазах хоть что-то — сомнение, сожаление, злость. Но не нашёл ничего.
— Прощай, Паша.
Он выскочил на лестничную клетку. Дверь за ним не хлопнула. Ольга просто повернула ключ в замке. Два глухих, металлических щелчка. Она развернулась и пошла на кухню, где за столом, боясь пошевелиться, сидела её мать.
— Мам, чай остыл, — сказала она так, будто ничего не произошло. — Давай я свежий заварю. И будем думать, как твои вещи оттуда вывезти…
СТАВЬТЕ ЛАЙК 👍 ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ ✔✨ ПИШИТЕ КОММЕНТАРИИ ⬇⬇⬇ ЧИТАЙТЕ ДРУГИЕ МОИ РАССКАЗЫ