— Люд, ты меня не поймешь, — Олег поставил недопитую банку пива на столешницу и посмотрел на меня так, будто я предложила ему выпрыгнуть в окно. — Сейчас на работу вообще без связей не устроишься.
Я стояла у плиты, мешала макароны и думала, как же я устала от этого разговора. Третий год подряд одно и то же. Сначала были обещания, потом отговорки, потом уже даже отговорок не было — только пиво и диван.
— У тебя есть связи, — я выключила конфорку. — Позвони Серёге из вашей старой конторы.
— Серёга сам еле держится.
— Тогда в другую контору. Олег, ты инженер, у тебя образование, опыт...
— Мне сорок один, — перебил он. — Думаешь, меня кто-то возьмет? Молодых берут. За копейки.
Я обернулась. Олег сидел в моем кресле, которое когда-то стояло у окна и было моим любимым местом. Теперь оно принадлежало ему, как и все остальное в этой квартире, кроме документов на собственность.
— Олег, у нас кончились деньги на коммуналку, — я села напротив. — Я задолжала за два месяца.
— Ну... попроси в бухгалтерии аванс.
— Я уже просила. Люди устали меня видеть с протянутой рукой.
Он поморщился, будто речь шла о чем-то неприличном.
— Тогда у мамы займу, — буркнул он.
Я усмехнулась. Нина Григорьевна. Женщина, которая считает, что я украла у нее сына и должна теперь всю жизнь за это расплачиваться.
— Твоя мама мне денег не даст.
— Ну тогда не знаю, — он встал и потянулся. — Что-нибудь придумаем.
«Придумаем». Это «мы» всегда означало «ты». Я придумаю, я решу, я заплату.
Олег ушел в зал, включил телевизор. Через минуту оттуда донесся хохот из какого-то ток-шоу. Я села за стол и достала из сумки распечатку. Договор дарения. Квартира на Артёма. Мой сын, мое жилье, моя защита.
Я знала: если Олег узнает, начнется война. Но я больше не могла так жить.
Тёма вернулся из школы поздно, часов в пять, с рюкзаком на одной лямке и усталым видом.
— Привет, мам, — он скинул куртку прямо на пол в прихожей.
— Повесь, — автоматически сказала я.
Он повесил, прошел на кухню, заглянул в холодильник.
— Олег дома? — спросил он, не оборачиваясь.
— В зале.
Артём достал йогурт, сел рядом.
— Мам, а почему он не работает?
Я замерла. Тёма никогда раньше не задавал этот вопрос в лоб. Обычно он просто молчал, наблюдал, делал выводы про себя.
— Потому что не может найти, — я попыталась сделать голос спокойным.
— Или не хочет? — Артём посмотрел на меня своими серыми глазами, и я поняла: он все понимает. Все эти три года.
— Тём, это сложно.
— Мам, я не дурак, — он облизал ложку. — Я знаю, что ты его содержишь. И что все соседи про нас говорят.
Мне стало горячо. Соседи. Конечно. Бабка Вера с первого этажа, которая каждый раз смотрит на меня с таким сочувствием, что хочется провалиться сквозь землю. Женщина из сорок третьей, которая как-то спросила в лифте: «А чё, у вас муж не работает? Или это не муж?»
— Тёма, не слушай их.
— Я и не слушаю, — он пожал плечами. — Просто думаю: как ты это терпишь?
Хороший вопрос. Как я терпела? Почему не выгнала его через год, через два?
Потому что привыкла. Потому что боялась остаться одна. Потому что Олег когда-то был другим: уверенным, заботливым, с планами на будущее. А потом его сократили, и он... сломался. Не сразу. Постепенно. Как старая мебель, которая медленно теряет форму под весом времени.
Вечером позвонила Света, моя подруга по работе.
— Люд, ты точно решила?
— Да.
— А если он не уйдет?
— Уйдет, — я смотрела в окно. На улице шел снег, редкий, мартовский, который таял, не долетая до земли. — Я его выпишу.
— Ну ты и боец, — Света вздохнула. — А я бы побоялась. Он же мужик все-таки.
Мужик. Олег был мужиком только на бумаге. В жизни он давно превратился в большого ребенка, который умел только ныть и требовать.
— Слушай, — Света понизила голос, — а ты помнишь, как он у тебя вообще оказался?
— Помню, — я усмехнулась. — Корпоратив строителей, 2016-й. Он тогда был начальником участка. В костюме. С часами. Говорил так уверенно...
— И ты повелась.
— Повелась, — я кивнула, хотя Света меня не видела. — Думала, вот он, нормальный мужик. Не пьет, не бьет, с работой, с перспективами.
— А потом его сократили.
— А потом его сократили, — повторила я. — И все. Как выключили свет.
Света молчала. Потом тихо спросила:
— А ты его... ну, любила?
Я задумалась. Любила? Наверное. Тогда. Когда он был тем Олегом, которого я встретила на корпоративе. Но сейчас?
— Не знаю, Свет. Честно не знаю.
Утром я проснулась от грохота на кухне. Олег что-то искал в шкафу, ругался вполголоса. Я встала, натянула халат.
— Что случилось?
— Банок нет, — он захлопнул дверцу. — Хотел пива, а банок нет.
Я посмотрела на часы. Девять утра.
— Олег, ты серьезно?
— Чего? — он обернулся. — Я не могу выпить с утра, что ли?
— Можешь, — я прошла мимо него к чайнику. — Только на свои деньги.
Он замер.
— То есть как?
— Так, — я налила воду. — У меня денег нет. Зарплата через неделю. Если хочешь пива — иди заработай.
Воздух на кухне стал вязким. Олег смотрел на меня так, будто я ударила его по лицу.
— Люда, ты чего?
— Я? — я повернулась к нему. — Я нормально. Просто устала кормить взрослого мужика.
— Ого, — он присвистнул. — Значит, так. Решила меня выгнать, да?
— Не решила, — я поставила кружку на стол. — Уже выгнала. Вот документы. Ты выписан. У тебя два дня, чтобы съехать.
Я достала из сумки бумаги и положила перед ним. Олег схватил их, пробежал глазами.
— Ты... Ты это серьезно?
— Абсолютно.
Он швырнул листы на стол.
— Хорошо, — его голос стал ледяным. — Посмотрим, как ты запоешь, когда я приведу сюда юриста.
— Приводи, — я пожала плечами. — Квартира моя. Ты зарегистрирован временно. Срок истек год назад.
Олег молчал. Потом резко развернулся и вышел из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь. Я села на стул и только тогда почувствовала, как трясутся руки.
Днем раздался звонок в дверь. Я открыла — на пороге стояла Нина Григорьевна. В черном пальто, с огромной сумкой и лицом каменным, как у прокурора на процессе.
— Здравствуй, Людмила.
— Здравствуйте.
— Пустишь?
Я отступила. Нина прошла в прихожую, огляделась, поставила сумку.
— Олег мне все рассказал, — она сняла пальто. — Ты решила его выгнать.
— Нина Григорьевна, это мое дело.
— Нет, — она подошла ближе. — Это мое дело. Потому что это мой сын.
— Ваш сын — взрослый мужчина, который три года сидит у меня на шее.
— Мой сын болен! — вдруг выкрикнула она. — У него депрессия! Ты понимаешь?!
Я замерла. Депрессия. Конечно. Удобное слово. Объясняет все: и безделье, и пиво, и то, что он даже посуду за собой не моет.
— Если у него депрессия, — я сказала тихо, — пусть идет к врачу.
— Он ходил! — Нина достала из сумки какие-то бумаги. — Вот справка! Читай!
Я взяла листок. Справка из районной поликлиники. Диагноз: депрессивное расстройство. Рекомендовано наблюдение у психиатра.
— Когда это? — я посмотрела на дату. Два года назад.
— Видишь? — Нина торжествующе кивнула. — Он болен. И ты не имеешь права его выгонять!
— Имею, — я вернула ей справку. — Потому что квартира моя. И если он болен — пусть живет с вами.
Лицо Нины исказилось.
— У меня однушка. Там места нет.
— А у меня есть? — я усмехнулась. — Нина Григорьевна, я понимаю, он ваш сын. Но я не обязана его содержать.
— Обязана! — она ткнула в меня пальцем. — Потому что ты с ним живешь! Это как брак!
— Это не брак, — я покачала головой. — Мы не расписаны. У нас нет общих детей. Ничего нет.
— Но он здесь прописан!
— Был. Теперь нет.
Нина смотрела на меня долго, и в ее глазах я видела ненависть. Чистую, неразбавленную.
— Хорошо, — она взяла сумку. — Тогда я остаюсь здесь. Буду жить с сыном. Вместе.
Я рассмеялась. Не потому что смешно, а потому что абсурдно.
— Вы не останетесь.
— Посмотрим, — Нина прошла в зал и уселась на диван.
Когда Артём вернулся из школы, я сидела на кухне и звонила в жилищную контору. Объясняла, что у меня в квартире самовольно поселился человек без прописки. Просила приехать представителя. Меня слушали вяло, обещали разобраться.
— Мам, — Тёма заглянул в кухню, — кто эта тетка в зале?
— Это бабушка Олега.
— А чего она тут делает?
— Говорит, что будет жить с нами.
Артём нахмурился.
— А можно так?
— Нет, — я закрыла телефон. — Нельзя.
— Тогда чего она сидит?
Хороший вопрос.
Вечером пришел Олег. С бутылкой водки и красными глазами. Он прошел в зал, сел рядом с матерью, налил себе в стакан. Нина что-то ему говорила, гладила по руке, а он молчал и пил.
Я стояла в дверях и смотрела на них. Два человека, которые уверены, что мир им должен. Олег — потому что он «болен». Нина — потому что она мать.
— Люда, — Олег поднял на меня глаза. — Ну давай нормально поговорим.
— О чем?
— Ну... о нас.
— Нас нет, — я сказала спокойно. — Нас не было уже давно.
— Как нет? — он встал. — Мы три года вместе!
— Мы три года в одной квартире, — поправила я. — Это разные вещи.
Олег шагнул ко мне, пошатнулся.
— Ты думаешь, я дурак? — голос его стал злым. — Думаешь, я не понимаю, что ты меня просто использовала?
Я расхохоталась. Не смогла сдержаться.
— Я тебя использовала?
— Да! — он ткнул пальцем в мою сторону. — Ты хотела мужика в доме, чтоб не одной было! А как только он стал не нужен — выкинула!
— Олег, — я шагнула к нему, — ты три года не работаешь. Три года я плачу за тебя за все. За еду, за свет, за воду. И теперь ты говоришь, что я тебя использовала?
Нина вскочила с дивана.
— Не смей так с ним разговаривать!
— А как мне с ним разговаривать? — я обернулась к ней. — Как с ребенком? Так он и есть ребенок. Большой, сорокалетний ребенок.
Олег замахнулся. Я увидела это краем глаза и успела отпрыгнуть. Стакан с водкой пролетел мимо и разбился о стену.
В дверях появился Артём. Он смотрел на нас большими глазами, и я поняла: все, хватит. Ребенок не должен это видеть.
— Выметайтесь, — я сказала тихо, но так, что слова прозвучали как приговор. — Оба. Сейчас же.
Нина схватила сумку.
— Мы никуда не пойдем! У нас есть право!
— У вас нет никаких прав, — я достала телефон. — Сейчас вызову полицию.
Олег опустился на диван, уткнулся лицом в ладони. И вдруг заплакал. Тихо, жалко, по-бабьи. Нина бросилась к нему, обняла за плечи.
— Видишь, что ты с ним сделала?! — кричала она. — Довела человека!
Я смотрела на эту картину и чувствовала только опустошение. Никакой жалости. Никакого сожаления. Просто усталость.
— Тёма, иди к себе, — сказала я, не оборачиваясь.
Сын постоял еще секунду, потом развернулся и ушел. Я набрала номер участкового.
Через полчаса в квартире уже сидел Константин Петрович, наш местный участковый, пожилой мужчина с равнодушным лицом человека, который повидал всё.
— Значит, так, — он посмотрел документы. — Квартира ваша. Временная регистрация истекла. Гражданин обязан освободить жилплощадь.
— А как же закон? — Нина вцепилась в край стола. — Его же нельзя просто так выгнать!
— Можно, — участковый убрал бумаги. — Собственник имеет право. Два дня на сборы. Потом принудительно.
Олег поднял голову. Глаза красные, лицо опухшее.
— Люда... ну скажи хоть что-нибудь.
Я молчала. Мне нечего было сказать. Все слова кончились год назад, когда я в последний раз спросила, пойдет ли он искать работу.
Константин Петрович встал.
— Всё понятно?
Нина резко схватила сумку и пальто.
— Поехали, Олежек. Здесь нам не рады.
Олег поднялся, покачнулся. Они прошли в прихожую. У двери он обернулся.
— Знаешь что, Люда? — голос его был пьяный, хриплый. — Ты пожалеешь. Все бабы, которые выгоняют мужиков, потом жалеют.
— Может быть, — я кивнула. — Но это будет моя ошибка. А не твоя проблема.
Дверь захлопнулась.
Я стояла в прихожей и слушала, как стихают шаги на лестнице. Потом прошла на кухню, села за стол. Руки дрожали.
— Мам, — Артём вышел из своей комнаты. — Ты нормально?
— Да, — я посмотрела на него. — Нормально.
Он сел рядом, положил голову мне на плечо.
— Это правильно, да?
— Не знаю, Тём, — я погладила его по волосам. — Честно не знаю.
На следующий день я поменяла замок. Вызвала мастера, он приехал через час, все сделал быстро. Новые ключи, блестящие, тяжелые, лежали у меня на ладони.
— Все, мам? — спросил Артём.
— Все, — я кивнула.
Вечером мы сидели на кухне вдвоем, ели макароны с сосисками. В квартире было тихо. Никакого телевизора в зале, никаких пивных банок на столе, никаких чужих голосов.
— Тебе одиноко? — вдруг спросил Тёма.
Я задумалась. Одиноко ли мне? Наверное. Но это было другое одиночество. Не то, что с Олегом, когда ты вроде не одна, но чувствуешь себя еще более пустой.
— Немного, — призналась я. — Но это пройдет.
Артём кивнул. Мы доели ужин в тишине. Потом я помыла посуду, а Тёма сделал уроки. Обычный вечер. Обычная жизнь.
Только теперь она была моя.
Ночью я лежала в кровати и смотрела в потолок. Думала о том, что будет дальше. О счетах, которые все равно нужно платить. О том, что соседи еще долго будут обсуждать нашу историю. О том, что Олег, может быть, действительно был болен, и я могла бы попытаться его вытащить.
Но потом вспомнила его лицо, когда он сидел в моем кресле с пивом. Вспомнила, как он говорил по телефону: "Да, я живу с женщиной, она за все платит, удобно". Вспомнила, как он замахнулся на меня стаканом.
И поняла: я сделала правильно.
Может, это и был не счастливый конец. Может, впереди меня ждали долги, одиночество, усталость. Но это было честно. Это было мое.
И этого хватало.
За окном шел дождь. Я закрыла глаза и впервые за три года заснула спокойно.