— Это всего на неделю, Верочка, ну пожалуйста.
Игорь стоял в дверях с таким виноватым лицом, будто просил прощения за разбитую чашку, а не за то, что привел сестру жить в чужую квартиру без предупреждения. Милана уже протискивалась мимо него с двумя огромными сумками, сбрасывая кроссовки прямо на порог.
— Где у вас туалет? — бросила она, даже не поздоровавшись.
Вера молча показала рукой. Игорь виновато пожал плечами и пошел на кухню ставить чайник. Как будто ничего особенного не произошло. Как будто не было их разговора месяц назад, когда она четко сказала: никаких гостей без согласования. Как будто её мнение ничего не значило. Опять.
Она купила эту двухкомнатную квартиру сама, на деньги, которые копила восемь лет, работая бухгалтером в строительной компании. Первый этаж, панельная девятиэтажка, район не самый престижный, но своё. Впервые в жизни — своё. Не мужнино, не родительское, не съёмное. На её имя, на её документы, на её будущее.
Игорь тогда не возражал. Просто кивнул: мол, хорошо, ты справишься. Вкладываться не стал ни рублём. Зато с удовольствием переехал из маминой однушки, где они ютились три года после свадьбы. И с первого же дня стал называть квартиру "нашей".
А теперь вот Милана.
Тридцатилетняя, без работы, без денег, без планов. Выгнанная из дома собственной матерью, Валентиной Петровной, которая неделю назад обнаружила пропажу трёхсот тысяч со своего счёта. Милана, конечно, объяснила: вложилась в бизнес. Открывала кафе по франшизе. Оно прогорело за два месяца, а деньги вернуть не успела. Вернее, не захотела.
— Мама всегда всё преувеличивает, — сказала Милана за ужином, закидывая ногу на ногу и листая телефон. — Деньги же не пропали. Просто я их использовала. Это же семейные, в конце концов.
— Без спроса, — тихо добавила Вера.
— Ну и что? Я же не чужая.
Игорь молчал. Резал хлеб, наливал чай, старательно смотрел в окно. Вера видела, как напряглись его плечи, как он сжал челюсти. Но он молчал. Как всегда.
Неделя превратилась в десять дней. Потом в две недели. Милана не искала работу, не планировала съезжать. Она спала до обеда, занимала ванную по два часа, оставляла грязную посуду, раскидывала вещи по всей квартире. И самое главное — она называла маленькую комнату, которую Вера отдала ей временно, "своей".
— Я уберусь в своей комнате попозже, — говорила она.
— Это не твоя комната, — поправляла Вера.
— Ну ладно, ладно, не психуй.
Игорь уходил на работу рано, возвращался поздно. В гараже, где он чинил машины, он мог пропадать до ночи. Вера подозревала, что он специально задерживается, чтобы не быть дома. Чтобы не видеть этого ежедневного противостояния. Чтобы не выбирать.
Однажды Милана попросила ключи от квартиры. Просто так, между делом, за завтраком.
— А то мне неудобно каждый раз звонить, когда возвращаюсь.
— Ты вообще-то собираешься искать работу? — осторожно спросила Вера.
— Ищу. Просто пока ничего подходящего.
— Подходящего? Ты хоть в макдональдс пробовала резюме отправить?
Милана фыркнула.
— Я не для того училась, чтобы котлеты жарить.
— А для чего ты училась?
— Слушай, я тебе не отчитываюсь, ладно? Я не твоя дочка.
— Зато ты моя квартирантка.
— Квартира-то Игоря тоже, между прочим!
Вот тут Вера остановилась. Медленно положила ложку. Посмотрела на Милану долгим взглядом.
— Квартира оформлена на меня. Игорь в ней ни копейки не вложил. Так что нет, она не его.
Милана вскинула брови.
— Ничего себе. А он знает, что ты так думаешь?
— Он знает, что так оно и есть.
В тот вечер, когда Игорь вернулся, Милана устроила сцену. Плакала, кричала, говорила, что её выгоняют на улицу, что Вера — чёрствая и жадная, что брат предал родную кровь ради какой-то бухгалтерши.
— Игорь, скажи ей! Скажи, что я твоя сестра! Что я не могу просто так уйти!
Игорь стоял посреди комнаты, бледный, растерянный, с опущенными руками. Он смотрел то на сестру, то на жену. И молчал.
— Игорь, — позвала Вера тихо. — Скажи что-нибудь.
Он открыл рот. Закрыл. Потом развернулся и вышел из квартиры. Хлопнула дверь подъезда. Завелась машина. Он уехал.
Вера осталась наедине с Миланой. Та смотрела на неё с торжеством в глазах.
— Видишь? Он на моей стороне.
— Он просто трус, — ответила Вера.
Следующие дни прошли в холодной войне. Игорь почти не появлялся дома. Милана вела себя так, будто квартира принадлежала ей. Однажды Вера вернулась с работы и обнаружила, что та передвинула мебель в гостиной.
— Так удобнее, — объяснила Милана. — Ты же не против?
— Я против, — сказала Вера и вернула всё на место.
— Ты больная, — бросила Милана.
— Ты уходишь. Завтра.
— Не уйду.
— Уйдёшь. Или я вызову полицию.
— Попробуй. Я докажу, что живу здесь, что меня впустил Игорь, что это семейная квартира.
— Она не семейная. Она моя.
— Увидим.
И тогда Милана сделала то, чего Вера не ожидала. Она позвонила Игорю прямо при ней и заплакала в трубку.
— Игорёк, она меня выгоняет. Прямо сейчас. Говорит, что квартира только её, что ты тут никто. Игорь, пожалуйста, приезжай. Я боюсь.
Он приехал через двадцать минут. Вошёл, даже не разувшись, встал между ними.
— Вера, ну хватит. Она же моя сестра.
— Она твоя сестра. Не моя. Я не обязана её содержать.
— Мы же семья.
— Мы с тобой семья. Она — нет.
— Она никуда не денется. Мама её не примет обратно. Ей некуда идти.
— Это не моя проблема.
Игорь посмотрел на неё так, будто увидел впервые. С каким-то разочарованием. С обидой.
— Я не думал, что ты такая.
— Какая? — спросила Вера. — Та, которая не хочет, чтобы в её доме сидела чужая тридцатилетняя тунеядка?
— Жестокая, — ответил он.
И тогда что-то внутри Веры оборвалось. Не больно. Просто отпустило. Как натянутая верёвка, которую наконец-то перерезали.
— Хорошо, — сказала она спокойно. — Если я такая жестокая, тогда уходите оба.
— Что? — не понял Игорь.
— Уходите. Вы оба. Из моей квартиры.
Милана выдохнула с облегчением, будто наконец дождалась этих слов.
— Да пожалуйста. Нам и без тебя хорошо будет. Правда, Игорёк?
Игорь молчал. Смотрел на Веру растерянно, ждал, что она скажет "шучу". Но она не сказала.
— Вы серьёзно? — наконец выдавил он.
— Абсолютно.
— Ты меня выгоняешь?
— Я не выгоняю. Я даю тебе выбор. Либо она уходит, либо вы уходите вместе.
— Это шантаж.
— Это моя квартира.
Он ушёл в ту же ночь. С одним пакетом вещей. Милана ушла следом, торжествующе улыбаясь.
— Ты пожалеешь, — бросила она на прощание.
Вера закрыла дверь. Села на пол в коридоре. И заплакала. Не от боли. От облегчения. Потому что наконец-то снова могла дышать.
Две недели прошло в тишине. Вера ходила на работу, возвращалась домой, убирала, готовила. Жила одна. Впервые за десять лет брака — одна. И это было странно хорошо. Никто не оставлял грязные носки на диване. Никто не занимал ванную по часу. Никто не требовал ужина в восемь вечера.
Пока не пришло письмо.
Заказное. С печатью. От адвоката. Игорь подавал на развод. И требовал половину квартиры.
"В связи с расторжением брака, прошу выделить долю совместно нажитого имущества, а именно — квартиры по адресу..."
Вера перечитала три раза. Потом позвонила адвокату, который подписал письмо.
— Какая доля? Квартира куплена на мои деньги. До брака. Оформлена на моё имя.
— Понимаете, — голос в трубке был вежливым, почти участливым, — есть нюанс. Ремонт делался в браке. Коммунальные платежи оплачивались совместно. Это может быть расценено как улучшение имущества за счёт семейного бюджета.
— Какого семейного?! Я всё платила сама!
— Сможете доказать? Чеки сохранились? Квитанции? Выписки со счёта за десять лет?
Вера молча положила трубку. Руки дрожали.
В тот же вечер возле подъезда она увидела знакомый «Фольксваген». За рулём сидела Милана, накрашенная, самодовольная. Увидев Веру, она опустила стекло.
— Привет, Верунчик. Получила письмо? Нравится?
— Убирайся отсюда.
— А ты что, думала, всё так просто? Выгнала нас — и живи себе спокойно? — Милана усмехнулась. — Игорь имеет право на половину. Или ты отдашь квартиру добровольно, или мы отсудим её через суд. Выбирай.
— Это моя квартира.
— Была твоей. Скоро будет наша.
Вера развернулась и пошла к подъезду, чувствуя, как внутри закипает ярость. Не страх. Именно ярость. Они хотели забрать у неё единственное, что она заработала сама. Единственное место, где она чувствовала себя в безопасности. Её дом.
Суд длился восемь месяцев. Вера наняла адвоката, молодую женщину с жёстким взглядом и железной хваткой. Собрала все документы: договор купли-продажи, выписки из банка, расписки, справки о зарплате за все годы до брака. Доказывала, что квартира была куплена на её личные средства, что Игорь не вложил ни рубля, что даже ремонт оплачивался с её карты.
Игорь требовал половину. Его адвокат твердил об улучшении жилищных условий, о совместно нажитом имуществе, о справедливости. Милана приходила на каждое заседание, сидела рядом с братом, шептала ему что-то на ухо. Игорь кивал, не глядя на Веру.
Однажды в перерыве Милана подошла к ней в коридоре суда.
— Знаешь, можно было всё решить по-хорошему. Ты могла бы разделить квартиру. Продать её. Всем бы хватило.
— Чтобы вы купили себе что-то на мои деньги?
— На наши, — поправила Милана. — Игорь — твой муж. Или был. Значит, всё общее.
— Ничего у нас не общее. Никогда не было.
— Вот поэтому ты и осталась одна, — Милана прищурилась. — Жадная. Чёрствая. Никому не нужная.
Вера смотрела на неё и думала: может, так и есть. Может, она действительно жадная. Может, нормальные люди делятся. Уступают. Идут на компромисс. Но она не могла. Не хотела. Потому что это была не просто квартира. Это было доказательство. Что она чего-то стоит. Что она смогла. Что у неё есть своё.
Суд вынес решение в её пользу. Квартира осталась за ней. Игорю не досталось ничего. Адвокат пожала ей руку, поздравила. Вера кивнула, взяла документы и вышла из здания суда.
На улице шёл дождь. Холодный, осенний. Она стояла под навесом, смотрела на серое небо и чувствовала странную пустоту. Победа. Квартира её. Документы на руках. Но почему-то не было радости. Только усталость.
Игорь больше не звонил. Милана исчезла из её жизни. Развод оформился тихо, без скандалов. Вера вернулась в свою квартиру, в которой теперь стояла абсолютная тишина.
Первые недели она радовалась. Убрала все вещи Игоря, перемыла полы, переставила мебель. Квартира стала действительно её. Только её. Никто не врывался без стука. Никто не менял её планы. Никто не критиковал её решения.
Но потом пришла зима. Длинные вечера, когда темнеет в четыре часа. Выходные, когда не с кем даже чай выпить. Праздники в одиночестве. Она готовила себе ужин, ела за столом одна, смотрела телевизор одна, засыпала одна.
Коллеги на работе иногда спрашивали, как дела. Она отвечала: нормально. И правда, вроде бы нормально. Зарплату платили вовремя, здоровье не подводило, квартира была в порядке. Всё под контролем. Всё правильно.
Только иногда, когда она возвращалась домой и открывала дверь ключом, она останавливалась на пороге и слушала тишину. Полную, абсолютную тишину. И тогда что-то сжималось внутри. Не от страха. От понимания.
Она выиграла квартиру. Но потеряла семью. Пусть и неидеальную, пусть с трусливым мужем и наглой золовкой, но это была семья. Были голоса по утрам, были ссоры и примирения, было ощущение, что ты кому-то нужна. Что ты не одна.
Теперь она была одна. И квартира, за которую она так боролась, казалась слишком большой. Слишком тихой. Слишком пустой.
Однажды вечером зазвонил телефон. Незнакомый номер. Вера подняла трубку.
— Алло?
— Вера Николаевна? Это нотариус Семёнова. У меня для вас информация относительно наследства Валентины Петровны, матери вашего бывшего супруга.
— Она умерла?
— Да. Три месяца назад. Завещание было составлено давно, вы внесены в число наследников.
Вера молчала, не понимая. Валентина Петровна, которая всегда смотрела на неё холодно и отстранённо. Которая ни разу не назвала её по имени, только «супруга Игоря». Которая при встрече говорила колкости про «практичность бухгалтеров».
— Я не понимаю, — наконец выдавила Вера. — Почему я?
— Приезжайте, поговорим, — сказала нотариус. — Там есть ещё кое-что.
В кабинете нотариуса пахло бумагой и кофе. Женщина лет пятидесяти, в строгом костюме, протянула ей папку с документами.
— Завещание составлено в две тысячи пятнадцатом году. Наследники: Игорь, Милана и вы. В равных долях. Дом в деревне Подгорное, земельный участок, некоторые личные вещи, включая ювелирные украшения.
— Но мы развелись.
— Завещание составлялось до развода. Юридически оно действительно.
Нотариус помолчала, а потом достала конверт.
— Ещё Валентина Петровна оставила для вас это. Лично передала мне два года назад, просила отдать, если с ней что-то случится.
Вера взяла конверт. Внутри была записка, короткая, написанная твёрдым почерком.
«Вера. Ты была единственной, кто не ждал от нас денег. Игорь — слабак, Милана — паразит. Ты хотя бы пыталась что-то построить. Пусть дом будет твой, если хватит сил отстоять. В. П.»
Вера медленно сложила записку обратно.
— Другие наследники уже знают?
— Да. Игорь и Милана хотят продать дом. Они уже подали заявление о разделе имущества.
Конечно. Конечно, хотят продать.
Вера вышла из нотариальной конторы и села на лавочку у подъезда. Достала телефон. Посмотрела на пустой список звонков. Никто не звонил уже три месяца. Никому она была не нужна.
Квартира ждала её дома. Пустая, тихая, только её. И теперь ещё дом. Ещё одна война. Ещё один суд.
Она могла бы отказаться от наследства. Просто подписать бумаги и забыть. Не ввязываться снова в это противостояние. Не видеть Милану с её ядовитой улыбкой. Не слышать голос Игоря, который когда-то называл её «Верочкой».
Но она не откажется. Потому что это её право. Потому что Валентина Петровна, несмотря на всю холодность, признала её. Потому что она устала уступать.
Даже если это означало остаться одной навсегда.
Вера поднялась с лавочки и пошла к метро. Вечером она позвонит адвокату. Завтра начнётся новая битва. А квартира будет ждать её, как всегда. Тихая. Пустая. Её.