— Вы понимаете, что имеете полное право на эту долю?
Вера смотрела на нотариуса и не могла поверить в происходящее. В комнате пахло свежими документами и чужими надеждами. Справа сидел Игорь Сергеевич, её почти бывший муж, слева — Зинаида Петровна в тёмном платке, сжимающая губы так, что рот превратился в тонкую линию.
Квартира на Покровке. Три комнаты с лепниной, паркетом и видом на церковь. Умер дядя Игоря, человек, которого Вера видела один раз на свадьбе семь лет назад. Тогда он пожал ей руку, пробормотал что-то про крепкую семью и ушёл курить.
Теперь треть этой квартиры принадлежала ей.
Вера работала бухгалтером в строительной фирме. Зарплата — сорок тысяч. Съёмная однушка на Речном вокзале — двадцать пять. На еду, проезд и лекарства для матери оставалось копейки. Она считала деньги с детства, когда отец ушёл, оставив их с мамой вдвоём. Каждый рубль имел вес.
И вот — треть квартиры стоимостью пятнадцать миллионов.
После нотариуса они вышли на улицу. Декабрьский ветер резал лицо. Зинаида Петровна схватила её за рукав:
— Веруня, милая, ты ведь понимаешь, что это наше семейное. Дядя хотел передать Игорьку, просто не успел оформить. Давай мы тебе компенсируем, и разойдёмся по-хорошему.
Вера высвободила руку. По-хорошему. Это как когда Игорь уходил к матери на неделю каждый месяц, оставляя её одну? Или когда Зинаида проверяла срок годности продуктов в их холодильнике, морща нос? По-хорошему закончилось ещё год назад.
— Сколько вы предлагаете? — спросила она.
— Триста тысяч, — быстро сказал Игорь. — Этого хватит тебе на...
— На что? На два года аренды? — Вера усмехнулась. — Нет, спасибо.
Зинаида побледнела:
— Ты что, всерьёз хочешь судиться с нами? За квартиру, к которой не имеешь никакого отношения?
— Я имею отношение, — тихо ответила Вера. — Законное.
Она развернулась и пошла прочь. Сердце колотилось где-то в горле. Она никогда не говорила с ними так. Всегда кивала, соглашалась, терпела. Но что-то внутри надломилось окончательно.
Дома она сидела на кухне, пила воду из-под крана и пыталась понять, что только что сделала. Телефон завибрировал. Мама.
— Вера, ты как? Что решила?
— Ничего пока, ма. Надо подумать.
— Доченька, ты помнишь, о чём мы с тобой говорили? Не лезь в чужое. Это их семья, их квартира.
Вера закрыла глаза. Мама всю жизнь учила её не высовываться, не требовать, довольствоваться малым. После ухода отца она боялась любых конфликтов.
— Мам, я устала довольствоваться.
Повесила трубку.
Через три дня пришло письмо от адвоката. Предлагали подписать отказ от наследства за пятьсот тысяч. Вера позвонила риелтору, которого знала по работе. Тот рассмеялся:
— Вера, ты что? Твоя доля стоит минимум четыре миллиона. Они тебя разводят.
Четыре миллиона. Квартира. Своя. Без аренды, без страха, что хозяин выгонит. Она могла бы перевезти маму из той двушки в Подольске, где текла крыша. Могла бы...
Стоп. Это же не её квартира. Это квартира чужого человека, который умер. Она не ухаживала за ним, не помогала, даже не знала, как его звали при жизни.
Но закон говорил — её.
Вера не ответила на письмо. Через неделю в дверь позвонили. На пороге стояла Олеся, сестра Игоря. В дублёнке нараспашку, с накрашенными губами и наглым взглядом.
— Ну что, Верка, обнаглела? Думаешь, мы так оставим?
— Олеся, я ничего не...
— Заткнись. Мать переживает, отец при жизни для Игоря эту квартиру копил. А ты тут юристку из себя строишь. Деньги взяла бы и свалила.
— Я не обязана сваливать, — Вера почувствовала, как внутри разгорается злость. — И да, я имею право на эту долю. Так что извини.
Хлопнула дверью.
Руки дрожали. Она никогда не хамила. Даже когда Игорь кричал на неё за немытую посуду. Даже когда Зинаида говорила, что она не умеет готовить. Но сейчас что-то щёлкнуло внутри.
На работе начались проблемы. Сначала анонимная жалоба в бухгалтерию — якобы она неправильно оформляет документы. Потом директор вызвал к себе:
— Вера Алексеевна, к нам пришло письмо. Там утверждается, что вы берёте откаты от поставщиков.
Она похолодела:
— Это ложь.
— Я знаю. Но проверку придётся провести. Вы понимаете, откуда ветер дует?
Понимала. Игорь знал, где она работает. Знал директора. Могли договориться. Вера вышла из кабинета и почувствовала, как подкашиваются ноги.
Вечером позвонила подруга Лена:
— Вер, ты чего творишь? Мне Игорь звонил, говорит, ты из-за денег на них в суд подаёшь.
— Это не так. Они на меня.
— Да какая разница! Это же его семья. Его дядя умер. При чём тут ты?
— При том, что мы ещё женаты.
— Ну так разведись и верни им квартиру. Нечего чужое отбирать.
Повесила трубку. Вера сидела в темноте и понимала — начинается.
Суд назначили на апрель. Юрист Марина, молодая женщина с жёсткими чертами лица, изучила документы и сказала:
— У них нет шансов. Брак был реальным, вы жили вместе. Фиктивность не докажут.
— А что они могут ещё сделать?
— Давить. Морально, через знакомых, через работу. Классика бракоразводных войн.
Марина не ошиблась. В соцсетях появился пост от имени Веры с оскорблениями в адрес ветеранов войны. Скриншот разлетелся по чатам района. Веру начали узнавать в магазине, косились, шептались. Она пыталась объяснить — взломали аккаунт, но кто слушал?
Ночью, вернувшись с работы, она увидела у двери пакет. Внутри лежал дешёвый венок с чёрной лентой. Без подписи.
Вера внесла венок в квартиру, поставила у стены и заплакала. Не от страха. От бессилия. Они действительно хотели сломать её.
На суде Зинаида Петровна плакала в платок. Игорь сидел рядом, бледный, избегал смотреть в глаза. Адвокат истцов — Виктор Борисович, мужчина с залысинами и вкрадчивым голосом — говорил о моральной стороне:
— Ответчица не ухаживала за покойным, не общалась с ним, не была частью семьи. Она использует формальное право на наследство, чтобы обогатиться за счёт чужого горя.
Марина отвечала фактами, документами, законами. Судья слушала молча.
Через три заседания вынесли решение: в иске отказать. Право Веры на наследство подтверждено.
Она вышла из зала суда и почувствовала — не радость, а опустошение. Зинаида прошла мимо, бросив на ходу:
— Получишь свои деньги, да. Но подумай, во что они тебе обойдутся.
На работе провели проверку. Ничего не нашли, но директор вызвал её:
— Вера Алексеевна, вы хороший сотрудник. Но понимаете... В коллективе напряжённость. Люди спрашивают, та ли вы, что в новостях. Может, вам стоит... отдохнуть?
Её увольняли. Мягко, но увольняли.
Мама перестала брать трубку. Лена тоже. В чате бывших одноклассников её заблокировали после спора о наследстве. Вера осталась одна.
Зинаида продала свою долю какому-то мужику по имени Валерий. Тот появился в квартире на Покровке с банкой пива и друзьями. Игорь тоже продал — ему. Вера поняла: они сговорились. Этот Валерий будет её кошмаром.
Она взяла кредит. Четыре миллиона под залог будущего жилья. Риск был огромный, но другого выхода не было. Выкупила обе доли. Квартира стала её.
Потом продала. Быстро, через агентство. Вложила деньги в однушку на юго-западе. Тихий район, никто не знает. Новый дом, светлые окна, ремонт.
Мама так и не простила. Сказала, что стыдно перед людьми. Что дочь из-за жадности разрушила чужую семью.
Вера сидела на кухне новой квартиры. Белые стены, встроенный шкаф, вид на детскую площадку. Всё, о чём мечтала.
Только звонить было некому.
Она выиграла войну. Получила квартиру, деньги, независимость. Но оглядываясь вокруг — в пустых комнатах, в телефоне без сообщений, в тишине, где не было даже эха — Вера впервые за долгое время задала себе вопрос: а стоило ли оно того?
Правота — штука дорогая. Иногда она обходится дороже, чем сама победа.
И это Вера поняла слишком поздно.