Спектакль «Гамлет», прогулки в Церковном саду остались в 1898 году, хотя казалось, что Александр Блок и Люба Менделеева уже соединены крепкими узами духовного родства и одинакового мироощущения.
Потом жизненные обстоятельства разделили их. Он учился в Петербургском университете, она – на высших Бестужевских курсах. Редкие встречи были, конечно, и в Петербурге, но «романтика первого лета» в них никак не проявлялась.
Но пришло лето 1901 года, «мистическое лето», как сказала Любовь Дмитриевна в своих воспоминаниях.
«Встречи наши с Блоком сложились так. Он бывал у нас два раза в неделю. Я всегда угадывала день, когда он приедет… верхом, на белом коне и в белом студенческом кителе».
Она сидела на террасе с книгой и веткой красной вербены в руках, ждала его. Потом они шли гулять в свою «липовую аллею» первого лета 1898 года, и он говорил много о литературе, о символистах, советовал прочитать первые романы Мережковского.
Люба была уже готова к этим разговорам: «русская литература была с жадностью проглочена» ею; она успела побывать с мамой в Париже и хорошо знала великих французов – Бальзака, Золя, Флобера и Мопассана. Особенно внимательно прислушивалась Любовь Дмитриевна к рассуждениям Блока о символистах:
«Я следила с напряжением, но уже вошла в этот уклон мыслей, уже ощущала, чем «они» берут и меня».
Она угадала, что Блок пишет стихи, и однажды спросила его: «Но ведь вы же, наверное, пишете? Вы пишете стихи?» Блок признался, но читать стихов не стал. Просто позже принёс переписанные собственноручно стихотворения, среди которых было «Servus reginae» (служение царице):
Не призывай. И без призыва
Приду во храм.
Склонюсь главою молчаливо
К твоим ногам.
И буду слушать приказанья
И робко ждать.
Ловить мгновенные свиданья
И вновь желать.
Твоих страстей повержен силой,
Под игом слаб.
Порой – слуга; порою – милый;
И вечно – раб.
14 октября 1899
Блок часто говорил об их общем восприятии природы, о гармоничном ощущении человека и космоса. Он сказал: «Тяжёлый огнь окутал мирозданье». А Люба Менделеева передала своё потрясение от увиденной картиной природы: «После грозы, на закате поднялся сплошной белый туман… Он был пронизан огненными лучами заката – словно всё горело… Я увидела этот первозданный хаос, это мирозданье в окно своей комнаты…»
Говоря о символистах, Блок делился сокровенным. Русский символизм был уже принят им не только как литературное направление, но и как его способность видеть особые знаки, проявляемые в жизни, как, например, падение «полночной звезды» во время их возвращения после спектакля.
Символическим явлением Блок воспринял и Любу Менделееву, с которой его многое связывало: она любила точно так же, как он природу, она, как он, (сознательно или бессознательно) окружала себя разными значимыми предметами: ветка красной вербены и книга, особый наряд для встреч, а у него белый конь, белый китель – рыцарь!
Блок увидел в ней олицетворение Вечной Женственности, о которой говорил и писал философ Владимир Соловьёв. Да и имя у неё соответствовало идеалу – Любовь!
Наверняка Блок очень рано разгадал и чуткость её души: сама поняла, без его признания, без подсказки, что он пишет стихи; точно знала день его приезда, любила театр как возможность познать многообразие жизни, проявить себя в разных ролях.
Любовь Дмитриевна уже через годы отмечала, был в ней «неизбывный оптимизм», которого так не хватало Блоку и который в начале их отношений она, как ей казалось, мало проявляла. Но в то же время всегда оставалось обоюдное стремление друг к другу:
«Мы с Блоком так привыкли нести друг другу хорошее, что находили в душе, узнавали в искусстве, подсматривали у жизни или у природы…»
Люба умела подмечать малейшие нюансы развития их чувств, «новую прелесть отношений»:
«Как будто и любовь, но, в сущности, одни литературные разговоры, стихи, уход в другую жизнь, в трепет идей, в запевающие образы».
Любовь точно была: осторожные нежные взгляды, волнение, трепетное ожидание встреч. Всё, что Александр говорил Любе, все его признания переходили в стихи о Прекрасной Даме.
То, что Л.Д. Блок через время анализировала их чувства, - неудивительно: она была уже взрослой, умудрённой опытом женщиной. А вот то, что она, будучи совсем юной, сумела разгадать сущность отношения к ней молодого Блока, удивляет и восхищает. В одном из писем (оставшемся не отправленным) за 1900 год она почти возмущённо заявила:
«Вы навоображали обо мне всяких хороших вещей и за этой фантастической фикцией, которая жила только в Вашем воображении, Вы меня, живого человека, с живой душой, и не заметили, проглядели…»
«Прекрасная Дама взбунтовалась!» – сделала заключение Любочка Менделеева.
Но, вероятно, бунт Прекрасной Дамы всколыхнул чувства Блока к живой Любе. Он увидел в ней женщину, достойную себя. Раньше он говорил: «Ты ещё не проснулась». А тут перед ним оказалась сильная, энергичная женщина, способная удивлять и притягивать к себе. Они оба шли к неизбежному соединению.