Найти в Дзене

Мы с сестрой 20 лет не разговаривали из-за квартиры. Вскрыв пол в старом доме, мы нашли...

Двадцать лет. Ровно столько мы с моей старшей сестрой Ольгой не произнесли ни слова друг другу. Виной всему была отцовская «двушка» в центре города. После его смерти нотариус огласил завещание: вся квартира доставалась мне, младшей дочери. Ольге — старый, полуразвалившийся дачный домик.

Я пыталась поговорить, предложить разменять квартиру и поделить деньги. Но Ольга меня не слушала. «Ты его любимица! Ты его обработала!» — кричала она мне в лицо на поминках. В ее глазах я была предательницей, укравшей ее наследство. В тот день она ушла, хлопнув дверью, и вычеркнула меня из своей жизни.

Я жила в этой квартире, как в музее обиды. Каждый угол напоминал мне и об отце, и о сестре. Я вышла замуж, родила сына, но пустота от разрыва с единственным родным человеком никуда не делась.

Дачный домик, тем временем, ветшал. Ольга им не занималась, и он превратился в заброшенный сарай. Когда мой сын вырос и решил жениться, встал квартирный вопрос. Единственным выходом было продать и квартиру, и дачу, чтобы купить две отдельные жилплощади. Мне пришлось сделать то, чего я боялась двадцать лет — позвонить сестре.

Разговор был холодным и деловым. Она согласилась на продажу, но с условием, что всеми делами буду заниматься я. Встретились мы только раз, у нотариуса, чтобы подписать документы. Мы даже не посмотрели друг на друга.

Перед продажей дачи нужно было вывезти оттуда старый хлам. Я приехала туда одна. Дом встретил меня скрипом и запахом сырости. Я начала разбирать старую мебель, выносить мешки с мусором. Когда я добралась до прогнивших досок пола в маленькой комнате, одна из них хрустнула и провалилась. Я посветила фонариком в образовавшуюся дыру. В подполе, на сухом островке земли, лежал небольшой металлический ящик.

Сердце забилось. Я с трудом вытащила его. Замок проржавел, но поддался. Внутри, завернутый в клеенку, лежал пакет с документами.

Сверху — еще одно завещание, написанное от руки и заверенное подписью отца и двух соседей. Оно было датировано на неделю позже того, что огласил нотариус. И в нем все было наоборот. Квартира — Ольге, как старшей. Дача — мне.

Под завещанием лежало письмо. Адресованное нам обеим.

«Доченьки мои любимые, Оля и Катя, — писал отец своим знакомым почерком. — Если вы читаете это, значит, вы наконец-то вместе в этом старом доме. Простите меня за то, что я сделал. Я знаю, что вы сейчас в ссоре. Я специально так поступил. Оля, дочка, ты сильная, гордая, ты всегда всего добивалась сама. А Катюша… она мягкая, ей нужна была опора, свой угол. Я боялся, что она пропадет. Поэтому я оставил квартиру ей, чтобы у нее был старт. Но я знал, что однажды жизнь заставит вас снова встретиться здесь, на этой даче.

А теперь самое главное. Ваше настоящее наследство — не квартира и не дача. Оно в этом ящике. Под этим письмом».

Мои руки дрожали. Я достала последнюю бумагу. Это был договор об открытии банковского счета в Швейцарии, датированный 1993 годом. И выписка. Сумма на счете была такой, что на нее можно было купить не две, а десять квартир в центре Москвы. Отец, тихий инженер, в начале 90-х удачно вложил все свои сбережения в акции какой-то зарубежной компании, а потом молчал об этом всю жизнь.

Я сидела на полу в старом, холодном доме и плакала. Он не делил нас. Он пытался нас защитить, как умел. И он верил, что однажды мы помиримся.

Я не стала звонить. Я просто поехала к Ольге. Я молча протянула ей письмо. Она читала, и ее суровое, постаревшее лицо менялось. Из глаз потекли слезы. Впервые за двадцать лет.

«Дурак, — прошептала она, глядя на подпись отца. — Какой же он был дурак… И мы с тобой тоже».

Она подняла на меня глаза. И я увидела в них не врага, а свою сестру. Свою родную Олю. «Прости меня, Кать», — сказала она. «И ты меня прости», — ответила я.

Мы стояли посреди ее кухни и плакали, обнявшись, как в детстве. Мы оплакивали двадцать лет, украденных гордостью и обидой. Мы нашли наследство. Но самым ценным в нем были не деньги. А возможность снова назвать друг друга сестрами.

Иногда нужно потерять двадцать лет, чтобы понять, что нет ничего дороже родных людей. Подпишитесь, чтобы читать истории, которые напоминают о самом главном.