Я всегда считал, что город выжимает из людей всё живое.
Просыпаешься под гул машин, засыпаешь под тот же шум, в перерывах успеваешь ненавидеть пробки, соседей и бесконечную суету.
В какой-то момент понял — или я уеду, или сойду с ума.
Продал квартиру в Новгороде. Быстро, дешево — лишь бы поскорее закончить с этим.
И когда агент показал мне старый дом в деревне Подлесное, на самом краю области, я почему-то сразу сказал «да».
Дом стоял на холме у самого леса — того самого, который местные называли Чёрным.
Название, как они говорили, «старое, ещё дореволюционное».
Меня это только забавляло тогда.
Переехал в июне.
Дом встретил тишиной — густой, вязкой, такой, будто внутри кто-то дышал вместе со мной.
Пыльный воздух, запах дерева и земли.
Первую ночь я спал прямо на полу, в спальнике, под светом единственной лампы.
И проснулся от того, что лампа мигнула — будто кто-то в розетке щёлкнул выключателем.
Я подумал, что просто устал, но потом услышал — шорох.
Не крысы. Не ветер.
Шаги. Медленные, осторожные, где-то за стеной.
Я выбежал наружу.
Темнота стояла плотная, как дым, только вдалеке мигали жёлтые окна других домов.
На мгновение показалось, что кто-то стоит у леса — высокие тени, словно деревья ожили и смотрят в мою сторону.
Но я решил, что это просто усталость и плохой свет.
На второй день зашёл в местный магазин — за хлебом и спичками.
Женщина за прилавком, Марфа, лет шестидесяти, смотрела на меня долго, будто пыталась вспомнить.
— Не советую ночью гулять, — сказала она, когда я уже собрался уходить.
— Почему?
Она посмотрела в окно, где колыхались тени многовековых сосен.
— У нас тут... место тонкое. Лучше дома будь, когда темнеет.
Я усмехнулся. Деревенские суеверья - подумал я.
Но вечером, когда солнце окончательно ушло за лес, и воздух стал вязким и холодным, я вспомнил её слова.
На вторую ночь проснулся от стука.
Три коротких, глухих удара в дверь.
Сначала подумал — сосед, пьяный, заблудился.
Подошёл, открыл... никого.
Только ветер и чернота.
Когда уже собирался закрывать, заметил: на пороге лежит камень.
Круглый, серый, с выцарапанным знаком — круг с перекрестьем.
Я бросил его подальше в траву и заперся изнутри.
Но с того момента началось что-то странное.
В зеркале умывальника отражалась не моя комната, а будто чужая — с другим светом, другим углом.
Когда я вышел утром из дома, всё было как обычно — серое небо, лёгкий туман, влажная трава.
Я пошёл к калитке, но остановился: тропинки к дороге не было.
На её месте, где вчера лежала утоптанная полоса земли, теперь тянулась узкая, свежая тропа — прямо в сторону леса.
Сначала я решил, что просто ошибся направлением.
Постоял, посмотрел — но других следов не было.
Всё выглядело так, будто дороги к деревне никогда и не существовало.
Я пошёл по тропинке, надеясь, что она просто делает петлю.
Лес начинался почти сразу, с первых деревьев становилось темнее и холоднее, а звуки — глуше.
Казалось, воздух там плотнее, и каждый шаг отдаётся эхом не только в ушах, но где-то внутри.
Минут через десять я понял, что заблудился.
Тропа вела всё глубже, поворачивала, петляла, а потом исчезла совсем — будто растворилась в земле.
Вокруг были только деревья, одинаковые, как под копирку, и странное ощущение, что кто-то идёт рядом, но немного в стороне, параллельно.
Я позвал — «Эй!» — и тут же пожалел.
Голос прозвучал глухо, как будто его что-то проглотило, а потом…
Из-за деревьев кто-то ответил.
Тем же словом. Моим голосом.
Я побежал.
Без направления, без мысли, просто чтобы уйти от того эха.
Ветки били по лицу, земля под ногами стала мягкой, будто я бежал по мокрой ткани.
Вдруг впереди мелькнул силуэт — слабый, но в нём я различил силуэт дома.
Я выскочил из чащи — и увидел свой дом.
Стоял точно так же, только окна были забиты досками.
Я обошёл дом кругом — сзади окна были открыты, всё выглядело по-прежнему, словно ничего не менялось.
Когда поднялся на крыльцо, заметил: на пороге лежала грязная тряпка, похожая на старую куртку.
Я наклонился — и понял, что это моя куртка, та, в которой я уехал из города.
Но я был уверен — я оставил её в машине.
С того дня я перестал доверять утру.
Каждый раз, когда выхожу за дверь, оглядываюсь на тропинку.
Иногда она ведёт к дороге.
А иногда — в лес.
На четвертый день я встретил старика у колодца.
Он стоял неподвижно, будто ждал.
— Ты в том доме живёшь? — спросил он.
Я кивнул.
— Так ты чужой. А здесь чужие не задерживаются.
Я хотел спросить, что он имеет в виду, но старик уже уходил — медленно, неестественно ровно, как будто скользил над землёй.
Ночью мне приснилось, что я снова в городе.
Свет, шум, улицы. Я иду по проспекту, вижу своё отражение в витрине.
Но отражение улыбается, а я — нет.
А потом оно медленно поворачивается и уходит вглубь зеркала, оставляя меня снаружи.
Я проснулся от крика.
Кричал я сам.
Днём пошёл в лес — просто чтобы доказать себе, что всё это глупости.
Воздух там был густой, почти вязкий.
На корнях сидели какие-то тряпичные куклы, привязанные к деревьям.
Каждая с нарисованным лицом.
И на одной я узнал своё.
Я побежал.
Не помню, как выбрался, но когда добежал до дома, солнце уже садилось.
А на пороге снова лежал тот камень.
Только теперь знак был другим — в круге появилась черта, словно что-то перечеркнули.
Я попытался собрать вещи и уехать.
Машина не завелась. Телефон не ловил сеть.
В деревне было тихо — слишком тихо. Ни одного человека на улице.
Я стучал в двери — никто не открывал.
Окна — пустые, без света.
И только издалека доносился гул, будто земля дышала.
Ночью пришёл он.
Не человек. Не зверь.
Что-то стояло в дверях — высокое, тёмное, и в его лице угадывались черты старика с колодца.
Только глаза — пустые, белые.
— Ты уже здесь, — сказал он. — Остался только ты.
Я рванулся к окну, выпрыгнул.
Падение. Темнота. Земля.
Когда очнулся, был день.
Я лежал у порога.
Дверь дома распахнута.
Ни следов, ни камня, ни кукол.
Собрал сумку и пошёл по дороге.
Долго. Очень долго.
Когда увидел указатель, на нём было написано:
«Подлесное — 7 км».
Я обернулся.
На горизонте, где должен был быть дом, стоял Чёрный лес.
А из его тени смотрел кто-то.
Я отвернулся и пошёл быстрее.
Иногда ночью, в городе, я всё ещё слышу три коротких удара в дверь.
И каждое утро, выходя на кухню, вижу на подоконнике серый камень с выцарапанным знаком.