Глава 7: Немых слов не слышно
Последующие дни превратились для Хеды в подобие сна наяву. Она двигалась, ела, отвечала на вопросы, но все это делала какая-то другая девушка, а ее настоящая душа наблюдала за происходящим со стороны, онемевшая и парализованная страхом. Подготовка к свадьбе набрала неумолимые, лихорадочные обороты, превратившись в лавину, которая вот-вот должна была накрыть ее с головой.
В один из таких дней в гостиную с торжественными лицами внесли огромную картонную коробку. В ней, укутанное в тонкую бумагу, лежало свадебное платье. Его извлекли на свет, и ахнули даже самые сдержанные родственницы. Оно было роскошным – белоснежным, тяжелым от парчи и кружев, усыпанным жемчугом и сверкающими кристаллами, врезавшимися в глаза Хеде, как осколки стекла.
«Примерь, дочка! Ну же! Я горю от нетерпения!» – голос матери звенел от восторга.
Хеда, как автомат, позволила женщинам надеть на себя это великолепие. Ее подвели к большому зеркалу в полный рост. В отражении на нее смотрела не невеста, а приговоренная к казни, облаченная в самый дорогой в мире саван. Глаза в зеркале были огромными, полными бездонного ужаса, глазами загнанного зверя в сверкающей, позолоченной клетке.
«Какая красота! Ты будешь самой прекрасной невестой на свете! Просто дух захватывает!» – захлебывалась Марха, утирая слезу счастья.
Хеда молчала. Ее молчание было оглушительным, как раскат грома в ясный день, но никто не хотел его слышать.
Ночь перед свадьбой стала для нее ночью окончательного прощания. Она сидела на своей кровати, в своей девичьей комнате, в последний раз, и знала это. В дверь без стука вошел Джохар. Он остановился на пороге, не решаясь подойти ближе, не в силах встретиться с ней взглядом.
«Хеда. Я знаю, тебе страшно. Все невесты боятся. Это нормально». Он говорил в пол, его голос звучал приглушенно и устало. «Но это – твоя судьба. Ты должна принять ее с достоинством, как подобает женщине нашего рода. Наш род, наша фамилия... они никогда не знали позора. Не начни этот позор с тебя».
Он развернулся и ушел, так и не взглянув на нее. Эти слова не были утешением. Это был приказ. Последний наказ командира солдату, идущему на верную смерть.
Она подошла к окну. Ночь была на удивление тихой и ясной, усыпанной безучастными звездами. Она смотрела на них и вспоминала слова матери, сказанные когда-то на кухне: «Сердце может обмануть, а опыт отца – никогда».
«Но что, если опыт отца – это тоже обман? – прошептала она в стекло. – Что, если его решение, основанное на дружбе, гордости и страхе перед сплетнями, – самая большая ошибка в твоей жизни?»
Но спрашивать, спорить, кричать было уже не у кого и не для чего. В том мире, в котором она выросла, у дочери не было права голоса. Был только долг. Долг молчать, повиноваться и улыбаться, когда твое сердце разрывается на части.
Свадебный день пролетел, как кошмарный, яркий и шумный калейдоскоп. Десятки рук, облачающих ее в платье-саван. Крикливые шутки на выкупе. Аюб у порога, улыбающийся пустой, стеклянной улыбкой. Торжественная церемония никаха в мечети, где она механически повторяла слова, а ее рука лежала в холодной и влажной ладони Аюба. И наконец, оглушительный ресторан, грохочущая лезгинка, где ее, как куклу, кружили в центре толпы, а на лице застыла заученная, безжизненная улыбка. Это был самый изнурительный и отвратительный спектакль в ее жизни.
К концу вечера, когда гости начали расходиться, Хеда, в своем невыносимо тяжелом платье, сидела за столом, чувствуя себя полностью опустошенной. К ней подошел Аюб. От него пахло дорогим коньяком и чем-то химическим, сладковатым и тошнотворным.
«Ну что, поехали. Хватит этого цирка. Надоело до тошноты», – прошипел он ей на ухо, и в его голосе не было ни капли нежности, только раздражение и усталость.
Хеда подняла глаза и увидела через зал своих родителей. Они махали ей, сияя от счастья. Мать плакала, утирая слезы краем платка. Они не видели ее отчаяния. Они видели счастливый финал своей красивой, правильной сказки. Ее увозили в новую жизнь, а в салоне машины пахло дорогим парфюмом и горькой ложью.
Глава 8: Чужая кровать
Дом Сулеймана встретил их гробовой тишиной. Все уже спали. Аюб, не говоря ни слова, провел Хеду по длинному, темному коридору в свою – а теперь и ее – комнату. Комната была большой, с новой, дорогой мебелью. В центре стояла большая двуспальная кровать, застеленная алым шелковым покрывалом. Оно напоминало Хеде лужу крови.
«Вот твой новый дом. Устраивайся», – бросил Аюб, швырнув ключи от машины на прикроватный столик.
Он с силой стянул галстук, расстегнул воротник и, не глядя на нее, направился в ванную, прихватив спортивную сумку. «Не выключай свет в коридоре», – рявкнул он, захлопывая дверь.
Хеда осталась стоять посреди комнаты. Щелчок замка прозвучал как выстрел. Потом она услышала шум воды. Она медленно опустилась на край кровати, не в силах пошевелиться. Вода текла минуту, другую, третью. Монотонный звук начинал сводить с ума, наполняя ее леденящим ужасом.
«Аюб? Ты в порядке?» – тихо позвала она, подойдя к двери.
Ответа не было. Только шум воды.
Дрожащей рукой она нажала на ручку. Дверь не была заперта. Она приоткрыла ее.
Аюб сидел на кафельном полу ванной, прислонившись к стене. Глаза его были закрыты, лицо выражало блаженное, отрешенное спокойствие. На краю раковины лежало маленькое зеркальце, а на нем – остатки белого порошка и свернутая в трубочку купюра.
Хеда застыла на пороге, парализованная. Она знала, что это возможно, но видеть это здесь и сейчас, в первую ночь своей брачной жизни, было невыносимо, чудовищно.
Вдруг Аюб медленно открыл глаза. Его взгляд был мутным, пойманным в наркотическом тумане, но он увидел ее. Увидел ее бледное, искаженное страхом лицо.
«Чего... уставилась? – его голос был заплетающимся, ватным. – Не... видела, что ли? Иди... спать. Не мешай... летать».
Он усмехнулся, и эта кривая, блаженная усмешка, полная презрения к ее «непониманию», вызвала у Хеды приступ тошноты. Она отшатнулась, захлопнув дверь.
Всю оставшуюся ночь она просидела в кресле, обняв колени, и смотрела на полоску света под дверью ванной. Она не плакала. Слез больше не было. Была только пустота и леденящий ужас.
Под утро дверь открылась. Аюб выполз оттуда бледный, потный, с трясущимися руками. Он посмотрел на нее, и в его глазах на секунду мелькнуло что-то похожее на стыд, но тут же погасло.
«Что ты тут как привидение торчишь? Пугаешь, – прохрипел он, отворачиваясь. – Ложись спать. Выспись».
Он повалился на кровать, не раздеваясь, отвернулся к стене и почти сразу заснул тяжелым, мертвым сном.
Хеда медленно поднялась и подошла к кровати. Она смотрела на спину незнакомого человека, который был теперь ее мужем. Она легла на самый край, стараясь не прикасаться к нему, к этому алому покрывалу, ко всей этой чужой, враждебной жизни.
Она лежала без сна, слушая его прерывистое, хриплое дыхание. Вдруг его тело резко дернулось, он глухо застонал, и его пальцы судорожно впились в простыню.
«Доза...» – прошептал он сквозь сон, и в этом слове была вся тоска, все отчаяние и вся правда его существования.
У Хеды застыла кровь в жилах. В этом одном слове умерла ее последняя, тайная надежда. Все было кончено.
Сериал не мой выбор состоит из 15 частей , каждый день на канале будет выходить по 2 части в 7:00 и 12:00