Телефонный звонок разорвал тишину дома, как хищник, вцепившийся в горло жертве. Раиса Павловна поморщилась. Вечер, суббота. Кто смеет?
Она отложила финансовый отчёт, скользнула взглядом по идеальному порядку в кабинете. Красное дерево, кожа, холодный блеск стекла. Её мир, выстроенный по кирпичику, по счёту в банке. Мир, в котором не было места случайным звонкам.
— Слушаю, — бросила она в трубку, не здороваясь.
Тишина. Потом — сдавленный, чужой всхлип.
— Раиса Павловна… это Алина.
Ну конечно. Кто же ещё. Эта нищенка, эта портниха, которую её Серёжа зачем-то назвал женой. Раиса выпрямилась, её голос стал стальным.
— Что тебе нужно? Денег? Я же сказала Сергею, до зарплаты ни копейки.
— Нет… — голос на том конце провода дрожал, ломался. — Серёжа… Он…
Раиса почувствовала, как ледяной укол прошёлся по позвоночнику. Что-то, чего не купишь. Что-то, что нельзя исправить.
— Говори внятно! Что с моим сыном?
— Он… авария… — прошептала Алина. — Его больше нет.
Мир Раисы Павловны, такой прочный, такой дорогой, треснул. Как дешёвое стекло.
Неделей раньше.
За столом сидели трое. Фарфор блестел, серебро отбрасывало холодные блики. Ужин в доме Раисы Павловны всегда походил на деловую встречу.
— Ешь, Алина, — сказала она, не глядя на невестку. — Это сёмга. Норвежская. Ты такую, наверное, и не пробовала никогда.
Алина вздрогнула, опустила вилку. Сергей напрягся, его кадык дёрнулся.
— Мама, перестань.
— А что я такого сказала? — Раиса изящно подцепила кусочек рыбы. — Констатирую факт. Я же для вас стараюсь.
Она посмотрела на Алину в упор. На её простое платье, сшитое, без сомнения, своими руками. На её тонкие запястья без единого украшения. Дешёвка. Как она могла родить такого сына, как Серёжа, и допустить, чтобы он связался… с этим?
— Спасибо, Раиса Павловна. «Очень вкусно», —тихо сказала Алина.
— Вот и хорошо, — свекровь отпила вина из бокала. — Кстати, о вкусе. У меня для тебя подарок.
Она кивнула в сторону кресла, где лежал фирменный пакет её сети магазинов «Раиса-Стиль».
Сергей с надеждой посмотрел на мать. Может, лёд тронулся? Может, она наконец-то решила принять его жену?
Алина растерянно взяла пакет. Внутри лежало платье. Ярко-лимонное, из блестящей синтетики, с огромным цветком на плече. Модель пятилетней давности, из тех, что безнадёжно зависли на складе и ушли в итоге на списание.
Алина держала его в руках, и это платье обжигало её пальцы своим безвкусием. Она, закройщица с идеальным чувством линии и ткани, видела всю его убогость. И понимала — это не подарок. Это пощёчина.
— Ну как? — Раиса улыбалась, но глаза её оставались холодными. — Тебе, с твоей фигуркой, должно пойти. Будешь на корпоратив в своём ателье носить. Произведёшь фурор.
Сергей покраснел.
— Мама, зачем ты так?
— Я забочусь о вашей семье! — отрезала она. — Твоя жена должна выглядеть прилично. А то ходит, как сирота. Стыдно людям показать.
Алина молча сложила платье обратно в пакет.
— Спасибо, — повторила она, и в этом слове не было ни грамма тепла.
Ужин был испорчен.
В машине Сергей не выдержал.
— Алин, прости её. Она не со зла. Она просто… другая.
— Другая? — Алина смотрела в окно на пролетающие огни города. — Она злая, Серёжа. Она меня ненавидит.
— Неправда! Она просто беспокоится за меня. Она считает, что я достоин большего.
— Большего? Это чего? Счета в швейцарском банке? Дома на Рублёвке? А я, значит, «меньшее»?
— Ты всё не так поняла!
— Я как раз всё так поняла! — она повернулась к нему, её глаза блестели от слёз. — Она никогда меня не примет. И тебя изводит. Почему ты просто не скажешь ей «нет»? Почему позволяешь так со мной разговаривать?
Он молчал, крепко сжимая руль. Что он мог ей ответить? Что боится свою мать? Что всю жизнь зависел от неё и до сих пор не может разорвать эту пуповину? Что её ледяной тон парализует его волю?
— Я поговорю с ней, — выдавил он наконец.
— Ты всегда так говоришь.
Они приехали домой, в свою маленькую, но уютную «двушку» на окраине. Настя уже спала. Алина молча прошла на кухню, поставила чайник. Сергей подошёл сзади, обнял её.
— Ну не дуйся. Она такая. Главное, что мы вместе. Я люблю тебя.
Она оттаяла в его объятиях. Повернулась, поцеловала.
— И я тебя. Но это невыносимо, Серёж.
— Я всё решу. Обещаю.
Но он ничего не решил.
Раиса Павловна мерила шагами свой кабинет. Злость клокотала в ней. Как эта девчонка посмела? Своим молчанием, своим тихим достоинством она вывела её из себя больше, чем если бы устроила скандал.
Она набрала номер сына.
— Сергей. Я надеюсь, вы доехали нормально?
— Да, мама. Зачем ты подарила ей это платье? Ты же знала, что оно ей не понравится.
— Я хотела как лучше! — голос Раисы зазвенел. — Хотела, чтобы она выглядела как человек! А она, неблагодарная, даже виду не подала, что ей приятно!
— Ей было неловко, мама.
— Неловко? Это мне неловко, что у моего сына жена — швея! Я вбухала в тебя столько денег, лучшее образование, лучшие репетиторы! И ради чего? Чтобы ты женился на первой встречной без роду, без племени?
— Я люблю её.
— Любовь! — Раиса фыркнула. — Любовь проходит, а нищета остаётся! Я тебе что говорила? Женись на ровне! На дочери Антипова, например. Вот это была бы партия! Их строительный бизнес, мои магазины… Мы бы горы свернули!
— Мне не нужен бизнес Антипова. Мне нужна Алина.
— Ты о ребёнке подумал? О Насте? Какое будущее ты ей дашь со своей Алиной? Она так и будет жить в этой конуре на окраине?
Раиса нанесла удар по самому больному месту.
— Я работаю, мама.
— Инженер! Много ты заработаешь? Я предлагаю тебе сделку. Разводись с ней. Я покупаю тебе квартиру в центре. Устраиваю на должность коммерческого директора. Даю машину. А ей… ей я выплачу отступные. Щедрые. Она на них сможет открыть своё ателье и шить свои платьица до конца дней.
В трубке повисло тяжёлое молчание.
— Я не продаюсь, мама. И жена моя — не товар.
Сергей положил трубку.
Раиса швырнула телефон на стол. Глупец. Романтик. Он ещё пожалеет. Она заставит его пожалеть.
К Раисе зашла соседка, Валентина Ивановна. Женщина неопределённого возраста, с цепким взглядом и умением появляться в самый нужный, или наоборот, ненужный момент.
— Раисочка Павловна, здравствуй! Я тебе пирожков с капустой принесла, горяченькие!
— Не нужно было, Валентина, — сухо ответила Раиса, но на кухню её провела.
— Да что ты! От чистого сердца! — соседка оглядела огромную, сияющую чистотой кухню. — Ох, и порядок у тебя! Сразу видно, хозяйка! Не то что у некоторых…
Намёк был понят.
— А я вчерась твоего Серёжу видела с семьёй. У подъезда. Такие счастливые, — Валентина Ивановна мастерски плела свою паутину. — Девочка у них — прелесть! Настенька. Вся в отца! А жена-то, Алина… скромница какая. Тихая.
Раиса поджала губы.
— В тихом омуте… знаешь ли.
— Да что ты! — всплеснула руками соседка, её глаза загорелись любопытством. — А с виду и не скажешь! Говорят, она у тебя из простых?
— Проще некуда, — отрезала Раиса. — Гол как сокол. Приехала из своей деревни, думала, в столице принца отхватит. И ведь отхватила. Моего дурачка. Околдовала, не иначе.
— Ох, времена, времена, — запричитала Валентина. — Нынче девки хваткие пошли. Так и норовят на всё готовенькое. А ты-то как? Помогаешь молодым?
— Я бы помогла, — Раиса понизила голос до заговорщицкого шёпота. — Я бы им мир к ногам бросила. Но при одном условии. Чтобы её рядом с моим сыном не было.
Глаза Валентины Ивановны округлились. Вот это новость! Вот это сенсация! Завтра об этом будет знать вся их улица.
— Так уж и прямо? — ахнула она.
— А как иначе? Она ему не пара. Она тянет его на дно. В своё болото.
Валентина сочувственно покачала головой, а про себя подумала: «Ну, Раиска, ты и змея. Родного сына от счастья отваживаешь». Но вслух сказала:
— Конечно, тебе виднее. Ты же мать. Сердце материнское не обманешь.
Она допила чай и поспешила откланяться, чтобы разнести новость по двору.
Раиса осталась одна. Сплетни её не волновали. Пусть говорят. Главное — результат. Она добьётся своего. Рано или поздно.
Наступил день рождения Насти. Семь лет.
Скромная квартира была наполнена детским смехом и запахом домашнего торта. Алина постаралась на славу. Пришли две Настины подружки с мамами, была двоюродная сестра Алины с мужем.
В разгар веселья раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Раиса Павловна. В строгом костюме, с безупречной укладкой. Как королева, явившаяся на пир простолюдинов.
В руках она держала огромную коробку.
— С днём рождения, внучка, — сказала она, проходя в комнату и оглядывая скромную обстановку с плохо скрываемым презрением.
Настя испуганно прижалась к Алине.
— Здравствуй, мама, — Сергей попытался разрядить обстановку. — Мы не ждали.
— Я и не сомневалась, — холодно ответила Раиса и протянула коробку Насте. — Это тебе.
Девочка с опаской развернула подарок. Внутри, на атласной подкладке, лежала огромная немецкая кукла в бальном платье. Ростом почти с саму Настю. С фарфоровым лицом и пустыми стеклянными глазами.
Подружки Насти ахнули. Их мамы переглянулись. Такой подарок стоил, наверное, как их месячная зарплата.
Настя смотрела на куклу без восторга. Она её пугала.
— Спасибо, — пролепетала она.
— В моё время о таких куклах только мечтали, — заявила Раиса, усаживаясь в кресло, которое ей тут же уступил муж сестры Алины. — Играй. Это тебе не твои тряпичные уродцы.
Алина закусила губу. «Тряпичными уродцами» Раиса назвала кукол, которых Алина сшила для дочки сама. Забавных, мягких, которых Настя обожала и с которыми спала.
Сергей нахмурился.
— Мама, это лишнее.
— Деньги никогда не бывают лишними, сынок, — отрезала Раиса. — Ребёнок с детства должен привыкать к хорошим, дорогим вещам. А не к этому… — она обвела взглядом комнату.
Праздник был безнадёжно испорчен. Гости почувствовали себя неловко. Вскоре они засобирались домой.
Когда все ушли, огромная фарфоровая кукла осталась сидеть на стуле, глядя на всех своими стеклянными глазами. Она казалась чужеродным, холодным идолом в их маленьком тёплом мире.
Ночью Настя плакала.
— Мамочка, я её боюсь. Можно она не будет в моей комнате стоять?
Алина унесла куклу в кладовку, подальше с глаз.
— Конечно, милая. Спи.
Она вернулась на кухню. Сергей сидел, обхватив голову руками.
— Она специально это делает, — сказала Алина. — Приходит, чтобы унизить. Чтобы показать, кто здесь хозяин.
— Я поговорю с ней. Завтра же.
— Ты уже говорил.
На следующий день Сергей действительно поехал к матери. Разговор был тяжёлым.
— Мама, ты добилась своего. Ты испортила ребёнку праздник.
— Я подарила ей лучший подарок!
— Ты подарила вещь, чтобы показать свою власть! Чтобы уколоть Алину! Настя боится этой куклы!
— Глупости! — отмахнулась Раиса. — Это всё Алина её настраивает! Я вижу её насквозь! Она спит и видит, как бы прибрать к рукам моё состояние!
— Да не нужны ей твои деньги! — взорвался Сергей. — Ей нужен я! И наша семья! А ты эту семью рушишь! Каждый день, методично!
— Я спасаю тебя! — закричала Раиса. — Открываю тебе глаза! Неужели ты не видишь, что она тянет тебя назад? С ней у тебя нет будущего!
— Моё будущее — с ней! И с Настей! И если ты не можешь этого принять, то…
Он запнулся.
— Что «то»? — прищурилась Раиса. — Ты откажешься от меня? От родной матери? В угоду этой… проходимке?
Сергей молчал. Он не мог этого сказать. Не мог сделать этот выбор.
— Я так и знала, — с горечью усмехнулась Раиса. — Ты слабак, Серёжа. Всегда им был.
Он ушёл, раздавленный.
Вечером он сказал Алине, что у него срочная командировка. На три дня. На объект под Тверью.
— Опять? — расстроилась она. — Только же вернулся.
— Надо, Алин. Проект важный. Начальство просит.
Он соврал. Никакого начальства не было. Он просто хотел сбежать. От материнского террора, от виноватого взгляда Алины, от самого себя. Он просто хотел побыть один. Подумать.
Он поцеловал сонную Настю. Крепко обнял Алину на пороге.
— Я быстро. Люблю тебя.
— И я тебя. Будь осторожен на дороге.
Он сел в машину. Шёл мелкий, противный октябрьский дождь. Дорога была мокрой и скользкой.
Телефонный звонок разорвал тишину.
Алина слушала бездушный голос в трубке, и слова не доходили до её сознания.
Лобовое столкновение. Мгновенно. Виноват водитель встречного грузовика, уснул за рулём.
Мир рухнул.
Она не помнила, как оделась. Как вызвала такси. В голове билась одна мысль: «Она должна знать. Мать должна знать».
Машина остановилась у огромного, тёмного особняка. Алина вышла, нажала на кнопку звонка.
Дверь открыла Раиса Павловна. В дорогом шёлковом халате. Раздражённая.
— Что тебе нужно в такой час?
Алина подняла на неё глаза. Пустые. Выжженные горем. Она не могла произнести ни слова.
Раиса смотрела на неё, и её сердце вдруг сковало ледяное предчувствие. Что-то непоправимое. Что-то страшное было в лице этой женщины. В её мертвенной бледности, в её застывшем взгляде.
— Что с Сергеем? — прошептала она.
И в оглушительной тишине между ними прозвучал ответ, который ещё не был сказан, но уже всё изменил. Навсегда.